Сто раз

- Ты, наверное, единственный япошка, который не может уловить разницу между дебетом и кредитом. Пилюли от тупости Реборн тебе ещё не выдал? - Занзас довольно злорадно подчеркнул две строки, которые опять не сошлись, чуть не порвав бумаги острым кончиком шариковой ручки. Хотя Савада перепроверил уже трижды, каждый раз получая новый результат. И можно было бы подсказать ему, что он не учёл депозиты и вклады в акции, а налоговые вычеты в этом месяце вообще решено не делать. Но наблюдать за отчаянием человека, столкнувшегося с миром финансов, оказалось чертовски занятно. Даже лучше, чем из раза в раз шокировать вонгольский мусор своим присутствием на их территории. Сам Занзас успел устать от анализа бухгалтерского баланса ещё в школе для детей мафиози, так что сейчас мог просто расслаблено наблюдать за чужой агонией. Ошибочно думать, что пистолет, гонор и дымящаяся кубинская сигара – это всё необходимое боссу. На самом деле список обязанностей напоминает скорее трёхтомник, которым при желании можно с лёгкостью проломить череп. Хороший босс обязан стать лучшим во всём – на его попечении находятся сотни, а иногда и тысячи людей. А Занзас когда-то хотел быть не просто хорошим, он хотел быть лучшим. Хорошо, что теперь он хочет только прикупить ящик шотландского виски и помотать нервы Саваде Тсунаёши. Тимотео всегда настаивал на том, чтобы он уделял должное внимание экономике и финансам вместо бесчисленных тренировок. Видимо, уже тогда готовил сына к судьбе кабинетной крысы, шестёрки в окружении нового Десятого, которым должен был стать кто-то другой. Что ж, папочка был бы доволен, видя что всё сложилось именно так, как он хотел. Жаль только, что помер два года назад. И совсем огорчительно, что от инфаркта, а не от пули в лоб. Занзас усмехнулся, вспоминая последние дни перед его смертью. Он так и не пришёл проститься. Даже на пороге смерти Занзас не собирался притворяться. Прошлое давно осталось позади, но там же остался и Тимотео, который давно потерял право называться отцом. Тимотео не решился развеять надежды собственного сына, беспокоясь о сохранности старых тайн. Хотя принять правду было бы проще, чем верить во враньё много лет. Занзас часто думал о том, что мог бы стать кем-то другим. Совершенно иным человеком, который не потратил бы десять лет своей жизни на бессмысленную борьбу. Возможно, кем-то вроде Дино, который шёл вперёд по дороге, протоптанной для него десятками поколений. И в его двенадцатый день рожденья Реборн уехал, чтобы тренировать наследника семьи Кавалоне. С разрешения Тимотео, хотя Занзас до последнего думал, что киллер станет обучать именно его. Пламя гнева всегда доставляло множество хлопот. Вспышки ярости накрывали с головой, заставляя захлёбываться и разбивать костяшки о стены. Ему говорили – итальянский темперамент – и отводили глаза. Ему говорили – переходный возраст – и советовали пить лёгкие антидепрессанты. Он бродил по поместью, чувствуя, как все шарахаются от него, словно у него в руках граната без чеки. Никто ничего не объяснял, снисходительно наблюдая за тем, как Занзас превращается в бешеную собаку. Если бы кто-то научил и подсказал, то что-то могло бы сложиться иначе. А сейчас ему слишком удобно быть таким. Когда ты урод, от тебя никто и ничего не ждёт, потому что именно эти самые «никто» сделали его таким. Чтобы перестать обвинять отца в собственных ошибках, пришлось потратить уйму времени, сил и чужих нервов. Но детские травмы и комплексы, несмотря на то, что они самые сильные, всё же можно побороть. При желании и упорстве, которых Занзасу было не занимать. Он вообще всё делал весьма основательно и последовательно, хотя со стороны эта часть его натуры и не видна. Основательно ненавидел, последовательно мстил и виртуозно превращал жизнь Савады Тсунаёши в ад уже примерно два года. - Как меня уже это достало! – Савада уставился в потолок, надеясь очевидно хоть там найти временное спасение. Горестно заломив брови, он тяжко вздохнул, мысленно призывая самого себя не нарываться. Просто боги за что-то возненавидели его с самого рождения и не упускали случая поизгаляться над ним. А верховодил этими издевательствами некто в шляпе, с сигаретой и самомнением, достигающим размеров поистине феерических. Каждый раз, отправляя его в лапы к варийскому боссу, Реборн награждал напутственным подзатыльником и наставительной фразой, похожей больше на завуалированную насмешку. Хотя вуаль была очень тонка, словно шёлковые накидки арабской танцовщицы, которые совсем недавно поразили воображение Тсуны – сквозь них было видно если не всё, то достаточно, чтобы восемнадцатилетнему парню вдруг стало очень тесно в собственных брюках. – Если тебе так противно, то не приезжай подписывать месячную смету расходов! Посылай вместо себя кого-нибудь. Скуало! Точно. Он же твой заместитель. И он окончил университет Ла Сипиенца, значит должен что-то во всём этом понимать, - воодушевился внезапной идеей Тсуна. С кем угодно он был готов корпеть над этими непонятными цифрами хоть неделями. Но сочетание Занзаса, который внезапно для всех два года назад заявился подписать какие-то документы да так и не желал расставаться с этой самой отвратительной из всех его привычек, и финансового отчёта по своей убойности могло соперничать с отравленной кулинарией. Занзас перевёл тяжёлый взгляд с исчёрканного баланса на мальчишку, который так расхорохорился, что даже забыл покраснеть или смутиться, а вместо этого уставился прямо в глаза, буквально лучась счастьем. - Хотя ни черта не смыслишь во всей это тарабарщине, но всё равно занимаешься подобными делами. И почему же? – обманчиво спокойно проговорил варийский босс. Тсуна тяжело вздохнул, понимая, что сам начал очередной спор, в котором ему ни за что не победить. Разговаривать с Занзасом на равных он научится, только если перестанет заикаться и дёргаться в его присутствии, что можно приравнивать к подвигу. Ругаться с кем бы то ни было Тсуна не любил – не в его характере настаивать на своём и таранить лбом стену. - Деньги – это власть. Страх тоже неплох, но иногда даже мусор вроде тебя устаёт трястись от ужаса. Силой можно заставить, но рабство – экономически неэффективная система, - Занзас сам ответил на свой вопрос. - Хм… Я что-то не совсем улавливаю суть. И вообще это немного странно слышать от тебя такие вещи, - смутился Тсуна, действительно ещё не понимая, к чему клонит его собеседник. - Я учился в Ла Сипиенцо вместе со Скуало, – злобно прищурился Занзас, которого почему-то покоробило, что Савада сомневался в его интеллекте. Этот мелкий пиздюк даже не может подвести баланс, а всё норовит задрать нос. Тсуна виновато улыбнулся и рассеянно взял в руки оставшиеся двенадцать страниц. Цифры замелькали перед глазами, заставляя тяжко вздохнуть. Работы непочатый край. - Твоя тупость меня поражает, Десятый босс Вонголы. Любая шавка знает цену деньгам, ночами мечтая взобраться на твоё место. Перегрызть тебе глотку, чтобы потом сдыхать от страха, ожидая очередного желающего сделать место босса вакантным. Ты здесь, потому что можешь доверить свою жизнь хранителям – она нахер никому из них не нужна. А вот за деньгами предпочитаешь присматривать сам, - усмехнулся Занзас, отбирая бумаги, которые они ещё не успели просмотреть, из бледных, по-девчачьи тонких рук. Всего на мгновение их пальцы соприкоснулись, но Тсуна даже вздрогнуть не успел, не то что отреагировать. - Как ты можешь такое говорить? Мы ведь семья, – поразился Савада, отводя глаза. Он привык, что любой их разговор заканчивался спором, но всё ещё не знал, как себя вести. Иногда ему начинало казаться, что Занзасу просто хочется на кого-то вывалить свои мысли. - Любой из варийцев может убить за косой взгляд. И продать свою совесть за пять евро, порадовавшись выгодной сделке, - сжимая в широкой ладони бумаги, отмахнулся Занзас. – И чтобы подставить меня, им даже причина не нужна. Поэтому здесь сижу я, а не Скуало. И по тем же причинам здесь сейчас сидишь ты, а не один из твоих хранителей-идиотов. И разница между ними в цене, а не в принципах или ещё какой-то возвышенной херне. Твои хранители повелись на трёп о семье. А значит, первое же проявление твоей слабости станет трещиной в их верности. Первое же доказательство того, что ты такое же дерьмо как и все, станет твоей похоронной песней. - Ерунда, - голос Савады окреп, наливаясь уверенностью. Он нахмурился и от полноты чувств даже немного отодвинулся от стола. В этом мире Тсуна сомневался во всём. Даже трусы утром, наверняка, надевал, мучительно размышляя, правильный ли он сделал выбор. Но как только речь заходила о его хранителях, то сразу появлялся этот невообразимый взгляд свысока и очередная пафосная речь. О дружбе, например. О семейных узах внутри клана. Сначала это было забавно. Но Занзас устал смеяться примерно вечность назад. Сейчас его раздражала каждая мелочь, связанная с хранителями Савады и с ним самим, разумеется, тоже. Каждый раз Занзаса просто трясло от злости, когда он наблюдал, как мелкий мусор буквально светится от счастья в обществе Гокудеры или того вечно хихикающего япошки, имя которого он так и не запомнил, хотя пару раз вышвыривал в окно из собственного кабинета. Вонгольский хранитель дождя иногда забредал к нему после тренировок со Скуало, по непонятной причине пытаясь завязать разговор. Наверное, тоже считал, что теперь они все одна большая дружная семья. - Каждый из них может продать тебя в любую минуту. Даже Гокудера рано или поздно поймёт, что ему никогда не светит добраться до твоей задницы. И вот тогда он быстро найдёт себе нового «Джудайме», - упираясь руками в стол и нависая над нахмурившимся Тсуной, заявил Занзас, заглядывая в глаза. Савада отреагировал вполне спокойно, проигнорировав как резкие слова, так и угрожающую позу. Слухи о нетрадиционной ориентации Хаято ходили уже давно, с каждой эксцентричной выходкой хранителя урагана расцветая всё новыми подробностями. Да и об их «близких» взаимоотношениях не зубоскалил только ленивый. Школьная привычка терпеть насмешки внезапно пригодилась ему и во взрослой жизни. И доказывать, что он не верблюд, Тсуна не собирался, прекрасно понимая – сгодится любой повод для сплетен. Чем нелепее и дурнее, тем охотнее люди будут верить. Голубой, зоофил, некрофил – лишь бы можно было плюнуть в спину и получить удовольствие от осознания собственного превосходства. Люди весьма банальны, когда собираются в стадо. Эту нехитрую истину ему объяснил, как ни странно, Хибари, который крайне редко снисходил до бесед, но зато всегда говорил очень дельные вещи. Занзас втянул носом воздух, улавливая запах каких-то конфет и чернил. Тсуна давно должен был возмутиться и протестующее отпихнуть его от себя, занервничать и заёрзать, как он делал всегда, стоило только приблизиться к нему на расстояние вытянутой руки. Но привычный уклад рушился, словно состав, сошедший с рельс. И сам Занзас чувствовал, что не может дальше продолжать игру. Близилась катастрофа – поезд падал в глухое, тёмное ущелье. - А может быть, тебе нравятся его замашки? – угрожающе заметил Занзас, внезапно уловив в глазах напротив какой-то непонятный огонёк превосходства и насмешки. Словно Тсуну не трогали эти в высшей степени оскорбительные слова. Словно самые дикие сплетни оказались правдой. В голове сразу услужливо всплыл образ, полный ярких деталей и даже этот конфетный запах, секунду назад казавшийся совсем детским, теперь служил доказательством того, что Савада действительно всего лишь чья-то подстилка. Возможно ли поверить, что Гокудера жарко дышал куда-то в вечно растрёпанную макушку, делом доказывая, что лучше него правой руки не найти. Голова буквально раскалывалась от ненависти, а в груди пульсировала яркая, ослепляющая ярость. Рывком схватив Тсуну за плечи, которые не стали шире ни на сантиметр за четыре года, Занзас почти втащил его себе на колени, просто чтобы проверить – останется ли на губах такой же конфетный привкус. - Я думаю, мы закончили! – сообщил Тсуна, потирая кисть руки. Ошеломлённым или испуганным он не выглядел. Скорее уж в его золотистых глазах плескалось сочувствие. И жалость, от которой Занзасу захотелось прибить паршивца на месте. - Отличный удар левой, - расхохотался Занзас, криво ухмыляясь. Своим ударом Тсуна сделал больнее себе – отбил руку о грудную клетку. Для таких вещей нужна привычка. Причинять боль тоже нужно уметь. – Подойдёт, чтобы бить мух. Презрительно скривившись, Занзас поднялся с дивана, на прощанье одарив Саваду злым взглядом. Хотелось пристрелить его прямо сейчас, чтобы знать, что никто и никогда больше не посмотрит на него с таким сочувствием. Он ведь вынудил его поступить именно так. Специально спровоцировал своим наглым поведением. Мужчина вышел за дверь, мысленно уговаривая самого себя в том, что всего лишь хотел испугать щенка. Но сердце в груди билось как безумное, заставляя глупо сглатывать комок в горле. Руки, совсем недавно сжимавшие по-детски костлявые плечи, горели огнём и зудели. Занзас остановился в коридоре и с остервенение вытер их о брюки, но сделал только хуже. Кончиками пальцев мужчина притронулся к месту, куда пришелся удар. Но тут же отдёрнул руку, злобно усмехаясь. Сопляк так и не научился драться. Всё ещё не может причинить кому-то боль просто так. Даже если этот кто-то Занзас, который пытался его поцеловать. Хотя у Савады есть все задатки, чтобы научиться делать это на «отлично» в будущем. Но уже вполне осознанно, а не бездумно и походя, одним лишь взглядом, который проникал куда-то глубоко в душу, прощая за всё.