экстраверсия

Когда Намджун создает «planet2», Чонгук почти впечатлен, потому что Намджун умен настолько, насколько ему хватает мозгов срубать деньги с программы по своду людей, которые в современных потребностях видят исключительно потребность потрахаться. Намджун говорит, это бездушно на самом деле, но в такое время сближаться душой практически и не нужно. Приложение бисексуально, каждый может найти то, что хочет. Это удобно и не узко направленно. Чонгук смеется, потому что это — удобство и широкая направленность — в стиле Намджуна. Они сидят в баре в воскресенье вечером, решив пропустить по бокалу пива, и Намджун вдруг поднимает свои пенные остатки, чтобы сказать что-то помпезное, пылкое и революционное, но Чонгук выпивает, даже толком не выслушав. Сокджин говорит, Чонгуку нужно начать вслушиваться в слова, потому что со стороны не всегда загоняют чушь. Чонгук говорит, у него нет времени, чтобы слушать. У него есть время, чтобы взять напором или не брать совсем. Чонгук из тех, кто выкидывает приставку целиком, если не может выиграть после первых трех раз. Как-то Намджун невзначай говорит, что Чонгуку стоит опробовать приложение, потому что развлекаться нужно время от времени. Чонгук отмахивается, почесывает шею и говорит, что ему некогда влюбляться. Он еще не встал на ноги после Америки. Но после Америки прошло семь месяцев. И Намджун говорит, нахуй одиночество. — Все это не так просто, — говорит Чонгук, — это требует времени, у меня его нет. — Перестань отговариваться. Я не говорю, что ты должен связать себя отношениями. Я говорю, что ты начинаешь покрываться плесенью от безделья. Займись кем-нибудь. Занимайся каждую ночь, если становится скучно. Когда Чонгук видит количество скачиваний «planet2», он думает, что Намджун действительно гений. Он не увлекся инстаграмом, не подался в фэйсбук. Он расширил границы, решив потягаться с прежними приложениями для знакомств. Намджун объясняет продуктивность с технической точки зрения, Сокджин же говорит, это возможность не окунаться в чью-то жизнь. Ты можешь выбрать парня, можешь выбрать девушку, но все люди в приложении — это сексуальные потребности, которые себя четко осознают. Они не хотят быть обнаруженными кем-то в реальности, им проще ворваться в кого-то на час-другой или позволить ворваться на час-другой в них. Чонгук регистрирует аккаунт, заливает фотографию из танцевального зала и на протяжении нескольких часов отметает варианты. Отметает парней, девушек, пока не прицепляет лайк к фотке одной девчонки. Девчонка ставит лайк тоже, и их обоих перенаправляют в диалог успешно созданной пары. В вариантах начала разговора с десяток клише, и Чонгук отправляет одно. Девчонка при встрече перебирает с пивом, и Чонгук держит ее волосы, пока та сблевывает кишки в унитаз. Он прицепляет лайк к фотке одного парня, парень ставит лайк тоже. Диалог — клише. Встреча хороша, потому что пока Чонгук трахает парня, последний ругается на английском, но его английский — словечки и фразочки, выдернутые из какой-то порнухи. Когда они втроем снова собираются в баре за пивом, никто не отрывается от своего телефона. Сокджин показывает Чонгуку пару фотографий, советуясь, какую лучше выложить. Сокджин — хорошая инст-модель. У Сокджина хороший твиттер. Сокджин целует Чонгука по старой памяти в макушку, собираясь уходить. — Ты куда? — спрашивает Чонгук. — О, он познает прелести моей приложухи, — улыбается Намджун. — Я люблю испанцев, окей, и найти их — целая проблема. — Спасибо, Намджун, — говорит Намджун. — Спасибо, Намджун, — улыбается Сокджин. В приложении масса пунктов в предпочтениях. Ты можешь заполнить их все, а можешь заполнить только пять. Чонгук говорит, нужно добавить продолжительность секса и время, за которое ты можешь кончить. Намджун отвечает, что идея толковая и ее можно взять в разработку. Чонгук где-то в глубине души ненавидит наступление ночи. Он закрывает дверь на ключ, выключает свет и сидит на балконе, что не застеклен. Он слушает машины, слушает гул людей у клуба неподалеку. Его мысли всегда приходят к тому, что танцевать он больше не может. Он включает музыку, и обязательно что-нибудь медленное, но тело все равно ноет. Он потирает колено, вытаскивает сигарету, подтягивает банку из-под кофе ближе к себе и курит до тех пор, пока не начинает тошнить. Намджун говорит, нахуй одиночество, и где-то в той же глубине души Чонгук не может не думать об этом. Его постель прохладная из-за распахнутых окон. Он тянет одеяло к самому носу, ставит будильник на одиннадцать и отворачивается от телефона, который кладет на подушку рядом. Так каждый вечер. Он отворачивается от телефона, не листает ленту и не пишет старым друзьям. Он старается думать о том, что самое интересное он в любом случае не пропустит, если узнает обо всем не сегодня, а завтра. Но это «завтра» тянется уже много месяцев. Чонгук открывает «planet2», пролистывает фотографии снова и снова — моментами почти бездумно. Он натыкается на какого-то парня, который «Тэхен, 23». На аватаре парень кривит рот в какой-то стремный прямоугольник, но Чонгук обращает внимание на его ухо: несколько сережек в мочке и стрела в хряще. Чонгук ставит лайк и кладет телефон на подушку, проверив будильник. Он, пыхтя, поворачивается снова, когда приходит уведомление. Их пара совпала, они перенаправлены в диалог. Чонгук смотрит на варианты начала разговора и ничего не отправляет. «Ты из тех старомодных ребят, которые не пихают на аватары фотки своего пресса?» Чонгук смотрит на сообщение, на несколько мигающих точек внизу, пока те не пропадают. «Я в принципе еще не отошел от того факта, что стал одним из тех ребят, кто пользуется этим приложением». Тэхен, 23: «Недавно здесь?» «Может, чуть больше месяца?» Тэхен, 23: «Окей, обычно мне кидают фотки члена или что-нибудь в этом роде». «Я так и знал, что здесь ничего толкового». Тэхен, 23: «Ты милый» — и в конце подмигивающий смайл. Чонгук пишет «возможно, я пытался повторить твой эмоджи» и скидывает селфи, где корчит подмигивающую мордочку. «Мне нравится твоя родинка» — пишет Тэхен. «У тебя красивый рот» — пишет Тэхен. «Возможно, мне нравится твой вариант эмоджи» — пишет Тэхен. «Не хочешь выпить?» — спрашивает Чонгук. «Хочу». Чонгук выбирается из постели, умывается холодной водой и совсем не укладывает чистые волосы, которые уже нужно подстричь: они спадают на глаза, и Чонгук похож на грустного подростка, который в своем черном слушает только агрессивный панк. Поэтому Чонгук не одевается во все черное, даже не пытается подчеркнуть какие-то прелести фигуры, но они подчеркиваются непроизвольно темно-синими джинсами и свободной светло-голубой рубашкой. Чонгук ждет его возле барной стойки, просматривая фотографии в профиле: Тэхен, видимо, любит свои сережки в кадре, линию челюсти и длинношерстную собачонку, что вроде бы еще щенок совсем. Чонгук запоминает черты его лица, чтобы оглянувшись, может, обнаружить его, а в итоге не видит ни одного знакомого профиля с носом как у Тэхена. Он старается не прикладываться к заказанному шоту, просто притупив взгляд в блестящую текилу на дне: по бару натянута какая-то желтая гирлянда. Чонгук поворачивается слишком резко, когда кто-то кладет руку ему на плечо, опираясь, чтобы сесть. — Почти вовремя, — улыбается Чонгук. — Почти не опоздал, — улыбается Тэхен. Намджун говорит, самое отстойное, когда во время знакомства возникает пауза, потому что просыпается дикое и неловкое желание эту паузу заполнить какой угодно ерундой. И Чонгук с ним действительно согласен, когда двигает Тэхену еще один шот. — Не против текилы? — спрашивает он. — Да, конечно, — Тэхен возится с ногами у стула, будто не понимая, куда их стоит пристроить, пока не сталкивается носом ботинка с чем-то черным на полу: Чонгук, кажется, сбросил свой рюкзак. Тэхену двадцать три, Чонгуку двадцать четыре. Тэхен не знает ничего, кроме рисования, Чонгук не знал ничего, кроме танцев. Тэхен говорит, член выполняет функцию ершика, когда вычищает из чьего-либо зада или вагины сперму. Чонгук смотрит на него непонимающе, пока не начинает смеяться. Смех у него отвратительный, но Тэхен слышит только отголоски из-за громкой музыки вокруг них. — К тебе или ко мне? — вдруг спрашивает Тэхен. — Ко мне, — Чонгук будто готовил этот ответ, — но сначала давай по пиву. Они выпивают не так много, чтобы слечь с похмельем наутро, но достаточно, чтобы задать друг другу по паре неловких вопросов. — Когда ты написал, я почти собирался спать, — говорит Чонгук. — Я знаю, я видел подушку и кончик одеяла на фото, — Тэхен улыбается, проверяя время на телефоне, — на встрече с другом мне стало неинтересно, и я решил подключиться к халявному доступу в интернет, а там ты. — С симпатичным ртом. — Примерно так. Они гуляют по улице вперед, практически нигде не свернув. В какой-то момент Чонгук замечает, что у Тэхена накрашены ногти: насыщенно темный пино-нуар. Он берет как-то нервно тэхеново запястье, чтобы разглядеть получше, но упускает секунду, в которую можно было разглядеть тэхеново смятение. — Любишь такие вещи? — спрашивает Чонгук, и это звучит так отвратительно предвзято, субъективно и стереотипно, что ему почти хочется плюнуть себе в лицо. Тэхен не отвечает, только отнимает свою руку и идет дальше. Чонгук думает, в его состояние вторглось то самое время, когда можно взболтнуть о себе что-то, о чем бы тоже подумали не как о норме. — Тэхен, — зовет Чонгук, и Тэхен немного поворачивается в его сторону, — я скажу тебе кое-что, если обещаешь не смотреть на меня как на придурка. Тэхен сводит брови, хмурясь, и кивает с легкой улыбкой. — В постели я, — Чонгук надувает щеки, выдыхая, потирает шею, — я очень послушный мальчик. Тэхен не перестает хмуриться, а потом вдруг заливается так, что Чонгук почти краснеет. Чонгук никогда не краснеет. — Боже, — смеется Тэхен, — черт, я думал, ты сверху, прости, ты выглядишь так мужественно. — Блять, ты не понял. — Погоди, — Тэхен машет ладонью, потому что ему нужно просмеяться. Чонгук говорит, что ему нравится быть в постели послушным и покладистым, но это ничего не значит. Он, вероятно, может согласиться на прямой неглубокий массаж простаты, но. Чонгук говорит, ему нравится быть «хорошим мальчиком», которого хвалят, которому отваливают комплименты, ему нравится быть малышом, и, окей, вслух все это звучит неловко и неудобно. Но Тэхен смотрит на него распахнутыми глазами — по-животному блестящими и красивыми — и совсем не смеется. Словно в обмен Тэхен говорит, что красит ногти потому, что так чувствует себя более уверенным и защищенным. Так его пальцы кажутся более длинными, прямыми и почти откровенными. Тэхен говорит, что пользуется только одним цветом, так как другие кажутся ему слишком фривольными. Чонгук говорит, что ему не просто это нравится — он считает это элегантным, и Тэхену чертовски идет. Они заходят в какую-то круглосуточную забегаловку, пока Чонгук пересказывает содержание свежего фильма, оригинальность которого он сам не оценил. Тэхен потирает руки и просит горячий шоколад. Чонгук заказывает два и ждет неподалеку, а Тэхен, спустившись ниже по лестнице среди пустых столиков высматривает тот самый: в углу, с парой белых диванов, с телевизором выше — с помехами и шумом на экране. Чонгук несет чашки и понимает, что немного расплескивает, спускаясь по лестнице. Одну чашку он ставит возле Тэхена, другую — ровно напротив. — Я думал, что ты сядешь со мной, — Тэхен хлопает по месту рядом с собой. — Я хотел смотреть на тебя, — говорит Чонгук. — Еще успеешь, иди сюда. Чонгук двигает чашку на тэхенову часть стола и падает рядом, умудрившись не зацепить ногой стол. Тэхен сползает с дивана, садится как уставший от школы ребенок, и Чонгук садится аналогично. Они пялят в телек, где крутят клипы почти со времен их детства. Тэхен прилипает головой к плечу Чонгука, и Чонгук наклоняет голову в сторону, чтобы уложиться на Тэхена. От Тэхена пахнет улицей и фруктовым шампунем, немного шоколадом, который он отпил, и выкуренной сигаретой. Ничего специфического — кроме сочной молодости — Чонгук в его запахе, кажется, не обнаруживает. Когда на экране мелькает клип относительно недавний, единственное, на чем может сосредоточиться Чонгук, — это пара танцоров. Чонгук бессознательно высматривает их ошибки, будто собирается открыть рот и исправить их. — А что по синхронности? — фыркает Чонгук, и Тэхен начинает шевелиться, выпрямляясь. — Ну, думаю, ее нет, — он смотрит внимательно, а потом поворачивается, уставше сверкая, к Чонгуку, — они же разнополые. И Чонгук смеется. Тэхен смеется вместе с ним, и звучат они отвратительно, но Чонгуку смешно от двусмысленности брошенной Тэхеном фразы, пусть тот вроде и не предавал словам такое значение. — Значит, мы с тобой можем быть более синхронными? — спрашивает Чонгук. Тэхен поджимает губы в полоску и, кивнув, двигается ближе. Губами они тянутся друг к другу одновременно — нет ни первых, ни последних, в победителях при первом совместном поцелуе остаются оба. Тэхену нравится медленно, тягуче и вязко — и тот горячий шоколад пьется примерно так же. Чонгуку нравится, потому что все выходит размеренным и чувственным. Тэхен в губы шепчет «малыш», и Чонгук отстраняется: на его лице детское, словно совсем невинное удивление. Тэхен улыбается, потому что Чонгук похож на олененка, который ждет команды. Тэхен спрашивает, куда бы Чонгук хотел его поцеловать. Чонгук смотрит на шею, опускаясь к ключицам, что видны из-под черной рубашки, покрытой не маркими бордовыми цветами. Тэхен забрасывает ноги на чонгуковы бедра, прижимаясь ближе, и поднимает подбородок, мол, делай то, что хочешь. Прелесть Чонгука заключается в том, что после себя он буквально не оставляет никаких следов. Ни на теле, ни в каком-либо помещении. Он не кусает Тэхена, не обсасывает его кожу. Он действительно просто целует: медленно, с возбужденным трепетом и взбудораженной расстановкой. Они сидят, слепившись на белом диване, пока на музыкальном канале не всплывает время, перешагнувшее за порог четырех часов утра. Чонгук думает, они должны прогуляться еще, потому что ему хорошо сейчас. Это похоже на то «хорошо», когда ночь проводишь в комфорте с человеком, которого знаешь дольше месяца. Может, с которым завязал приличную дружбу или что покрепче. Тэхен смотрел на часы только единожды, и Чонгук думает, что Тэхен никуда не торопится. Они практически не зевают. Тэхен предлагает пойти к реке, Чонгук говорит, что можно встретить рассвет. Потому что прохладно, безлюдно, и у них все еще есть время. Тэхен соглашается, но сжимается, когда выходит на улицу. Для него слишком прохладно, а Чонгук и носом не ведет: только расправляет плечи, цепляется пальцами за лямку рюкзака удобнее, а другими берет Тэхена за руку. Попутно они обсуждают каких-то героев какого-то сериала, и Чонгук замечает, что Тэхен зачастую обращает внимание на те мелкие детали, на которые сам Чонгук бы не посмотрел. Тэхен говорит, изменение героя всегда заметно по мелочам: аксессуары, одежда, постоянная окружающая обстановка — все это не просто так. И если взглянуть на эти вещи ближе, то можно даже предположить дальнейшее развитие сюжета. Тэхен говорит, когда кого-то показывают на экране, стоит приглядеться к фону. Они слушают музыку: некоторые песни — молча, а некоторые — бурно обсуждая. Под какие-то песни Тэхен даже танцует, и Чонгук понимает, что у Тэхена чувство ритма достаточно хорошо развито и телом своим он знает как управлять. Под какие-то песни Чонгук только пританцовывает, потому что большее начнет отнимать силы, и он рискует просто не справиться со своими ногами. Он не хочет упасть лицом в грязь, вероятно. Но Тэхен толкает его беззлобно под ребра и просит не смущаться, потому что Чонгук выглядит скованно и почти неестественно. Когда Чонгук включает заезженную, но красивую песню о любви, в которой нет разницы между полом, Тэхен начинает петь. Чонгук поет тоже, но тихо, прислушиваясь к тэхеновому голосу. Глубокий и похожий на последнюю затяжку, которую делаешь, когда спешишь забежать в транспорт. Может начаться кашель, но ты все равно втягиваешь так глубоко, как можешь, просто потому, что на ближайшие пятнадцать минут или полчаса это твоя последняя затяжка. Тэхен ни разу не попросил его переключить песню. Когда Тэхен приходит к Чонгуку, он осматривается. Бросает взгляд на пару фотографий, что на подоконнике в гостиной. Смотрит на магниты и на стикеры с напоминаниями на холодильнике. Смотрит на сложенный плед цвета кофе с молоком, что лежит на стуле возле дивана. Тэхен смотрит на фон, пока герой позади него наливает воду в стакан. Тэхен смотрит, как Чонгук выпивает большими глотками. Смотрит, как Чонгук начинает притупляться, медленно облизывая взглядом все, но не Тэхена. Тэхен садится на обеденный стол, болтает ногами, и Чонгук садится рядом. Возникает та же пауза, что и при знакомстве, и Тэхен чувствует себя так, будто ему шестнадцать, он ребенок, который не знает, что и как следует начать. Чонгук начинает за него. Он тянет Тэхена за предплечье, и Тэхен понимает, что должен слезть со стола. Чонгук подтаскивает его к себе, разводит ноги и прижимает Тэхена теснее. У Тэхена холодные кончики пальцев, но теплый кончик носа, которым он касается чонгукова. Ощущения малозначительно контрастны, но Чонгуку хватает этого для того, чтобы вздохнуть. Тэхен смотрит куда-то в пол, Чонгук смотрит на его красивые ресницы. длинные, пышные. Похожие на тюль, которого в чонгуковом доме нет. У Тэхена глаза действительно похожи на окна, и когда он их поднимает, Чонгук пытается разглядеть в них кого-то, кого он не знал, не знает и никогда не узнает. Кто-то другой, особенный, пестрый, но не маркий, нетипичный, свежий и естественный, как проблески рассвета в природе. Они ведь спорили об облаках: Тэхен сказал, некоторые из них похожи на человеческое сердце, а Чонгук ткнул в пару сцепленных облаков и решил, что они похожи на легкие, он даже трахею где-то разглядел. Тэхен целует его медленно, и этот поцелуй похож на поцелуй человека, который долго ждал кого-то в аэропорту с милой табличкой с нарисованным на ней бредом. Нет торопливости, но желание насладиться или, может, запомнить ощущается как звонкое потрескивание. Такой звук Чонгук слышит каждый раз, как снимает свитер мелкой вязки. Они целуются до тех пор, пока Тэхен не начинает кусаться, намекая на действия более откровенные и более горячие. И Чонгук ему поддается. Он возится с пуговицами на тэхеновой рубашке, злится и громко дышит, раздражаясь. Тэхен улыбается, снова накидывается на чонгуков рот, мешая. — Рви, — говорит Тэхен, и Чонгук отталкивает его от себя. Пуговицы поддаются легко, но, кажется, он немного переусердствовал, потому что треснула ткань рубашки. Тэхен расстегивает ровно четыре пуговицы на рубашке Чонгука, и этого достаточно, чтобы стянуть ее через голову. Тэхен обнимает Чонгука за шею, где-то сильно давит пальцами, и Чонгук просто вынужден оторвать его от пола. Когда боль в колене на секунду заставляет захромать на пути к кровати, Чонгук шипит, и Тэхен думает, что как-то переборщил с зубами на губах. Прикасаться к голому Тэхену — то же самое, что прикасаться к той песне о любви, которую они слушали. Есть что-то особенное в том, как он реагирует, когда Чонгук целует его запястья. Или Тэхен открывает рот, когда Чонгук кусает его за тазобедренные косточки — выступающие, красивые, обточенные волнами вселенской, блять, красоты. В Тэхене словно сосредоточилась вся подростковая влюбленность. Он поджимает пальцы на ногах, когда Чонгук широко облизывает его лобок. Тэхен в какой-то момент смеется, и Чонгук поначалу не понимает. Тэхен говорит, его голени и стопы очень чувствительны, и если знать, как с этим всем обращаться, у Тэхена может встать от простого прикосновения к ним. Чонгук улыбается. Улыбается, целует, немного кусается, чтобы Тэхена сосредоточить и не расслаблять окончательно. Тэхен толкается, пинается, буквально борется за то, чтобы быть на Чонгуке сверху. Просто Тэхену иногда тоже хочется контролировать ситуацию. Ему не хочется думать, что его позиция в постели должна влиять на силу или твердость характера. Но твердость члена Чонгука заставляет его хотеть прочувствовать момент на все сто процентов. Тэхен согласен терпеливо ждать, пока Чонгук справляется с презервативом, смазкой, пальцами — кучей отвлекающих маневров, на которые у Тэхена просто больше не хватает сил. Чонгук прижимается грудью к тэхеновой, вдавливает пальцы в его поясницу, и Тэхен правда берет ситуацию, если она — член Чонгука. Чонгук почему-то думал, что они будут быстрее. Потому что они все же приходят к сексу в независимости от того, насколько хорошим было их обычное совместное время. Но они не торопятся. Тэхен плавный и гибкий, и Чонгук думает, что Тэхен — один из самых ковких металлов. Он где-то слышал, что боль — это та же глина, из которой человек лепится. Чонгук почти уверен, глина — это Тэхен. И он лепит своим телом, своими движениями, интенсивными вздохами Чонгука заново. И этот Чонгук — другой. такой же, каким был так много месяцев назад. Он снова может танцевать, может говорить, что он лучший, может делать замечания другим, потому что он доподлинно разбирается в том, о чем говорит. — Скажи это, — дышит Чонгук, — скажи, Тэхен, пожалуйста. Тэхен впускает Чонгука в себя так глубоко, что его рот очаровательно округляется. Их бедра влажные от пота, и Тэхен елозит, двигается вперед-назад, не поднимаясь. — Ты просишь меня? — Тэхен сжимает чонгуковы волосы на затылке между пальцами и тянет от себя, — или ты требуешь? Хорошие мальчики не могут требовать. Тэхен сокращается, поджимает мышцы, и Чонгук сцепляет зубы, закрывая глаза. — Хорошие мальчики не могут требовать, — повторяет Тэхен, кусая за гладкий подбородок. — Блять, — шепчет Чонгук. — Малыш, — Тэхен ждет, пока Чонгук откроет глаза, а потом наклоняется к его уху, цепляя кончиком языка мочку, — тебе просто нужно попросить меня, да? Чонгук упирается руками в грудь тэхена и буквально сталкивает его с себя. Тэхен приземляется на локти, ударив ногой Чонгука по ребрам. Тэхен говорит, Чонгук умница, когда тот нависает сверху и снова входит. Тэхен говорит, Чонгук очень хороший мальчик, когда тому удается попасть по нужным точкам. Тэхен стонет, просит не останавливаться, не менять темп, не отстраняться. Он проговаривает все так быстро, нервно и с дрожью, что Чонгук позволяет себе вцепиться в него так, чтобы оставить легкие синяки от пальцев. Чем чаще Тэхен произносит «малыш», тем быстрее и резче двигается Чонгук. Когда Чонгук, кончив, пытается не прилипнуть на тэхеновой сперме к самому Тэхену, приходится завалиться неудобно на бок, перевернуться на спину и дышать до тех пор, пока силы не позволят хотя бы снять использованный презерватив. Тэхен перед тем, как уснуть, думает, что за это время Чонгук дал ему больше, чем мог дать в принципе. Тэхен стал идеальной принимающей стороной — контролирующей, но не подавляющей. Тэхен начинает дремать. Чонгук поднимается, находит в шкафу чистое полотенце для лица и стирает с Тэхена все, что не успело засохнуть. Но к самому Чонгуку сон не идет. Он думает, дело в том, что он перевозбудился от их знакомства. Он принимает едва теплый душ, делает дерьмовый на вкус кофе и сидит на балконе, укрыв перед этим Тэхена одеялом. Он старается не оглядываться на дверь за спиной, через которую видно, как Тэхен сжимает в объятиях подушку. Он курит и курит, слушает и слушает птиц. Ему не хочется спать или танцевать, его голова на удивление почти пустая, и кроме мыслей о цвете дыма или тональности птиц там ничего нет. Пусто. не нужно после выпивать пару таблеток анальгина, чтобы головная боль отступила. И на своем стуле он словно дремлет, но с открытыми глазами, не считая время. Он слышит, когда Тэхен, проснувшись, лезет в шкаф и берет какую-то футболку, надевает трусы, штаны и выходит из комнаты. Тэхен даже не обращает внимания, что из-за Чонгука в спальне пахнет крепким дымом. Чонгук идет следом. Тэхен заходит в ванную, собирается закрыть за собой дверь, но Чонгук перехватывает ее. — Перекусим? — спрашивает он. Тэхен потирает глаза, промаргивается, чешет щеку — все это за секунды, которые в чонгуковой голове тикают. — Да. И можно кофе? — Конечно. Дверь так и остается открытой. Тэхен чистит зубы пальцем. Чонгук приготовил омлет, который нужно есть вилкой. Тэхен морщит нос, держа вилку как шариковую ручку. — Что это? — спрашивает Тэхен, ковыряясь в тарелке. Чонгук рассматривает, на что Тэхен обратил внимание, и говорит, что это оливки, и Тэхен просто должен попробовать, потому что ему обязательно понравится. Если не понравится, Тэхен может предложить что-то свое, и Чонгук это приготовит. Но Тэхену по-настоящему нравится. Он поджимает ноги, опирается локтями о стол и ест молча, выдавая восхищение несколькими довольно сытными вздохами. — Чем займешься сегодня? — спрашивает Чонгук. Тэхен пережевывает, подергивает плечами и говорит: — Вероятно, ничем. — Неплохой вариант, — говорит Чонгук. — Можем побездельничать вместе, — Тэхен отрывает глаза от тарелки и смотрит прямо в Чонгука — без тени неуверенности, неловкости, неуместности предложения, — если ты хочешь, конечно. Чонгук, конечно, хочет спросить, с каких пор пино-нуар считается элегантным.