экстраверсия

Чонгук всегда с ним нежен. Его нежность теплая, по-солнечному желтая, где-то с прожилками золота. Чонгукова нежность не похожа на осень, она как то уходящее лето, на которое оборачиваешься с легкой доброй тоской. Каждый раз, когда Тэхену нужно оторваться от Чонгука, он думает, что чего-то не хватает. Чонгук своей нежностью и прошедшим через года романтизмом вводит в их отношения тактильные «все хорошо», которые они практикуют, когда Тэхен возвращается уставшим или когда Чонгук начинает раздражаться на ровном месте. Они соприкасаются лбами, приласкиваются носами — все должно быть молча. Иногда им обоим нужно напоминание о том, что время подконтрольно, что у них достаточно всевозможных условий, что им в принципе достаточно всего. Тэхен, раздетый по пояс, лежит на Чонгуке, пока тот водит кончиками пальцев вдоль позвоночника. Чонгук пальцами проговаривает, что все может наладиться, потому что усталость отступит, какое-либо разочарование не будет вечным. Тэхен закрывает глаза, вздыхает и ластится щекой. Чонгук начал уговаривать Тэхена съехаться уже после первого совместного месяца. После второго Тэхен предложил придумать их место для вечной встречи. — На случай, если техника нас подведет, понимаешь? Нам нужно место, где мы сможем найтись, — говорит Тэхен. — А потом не говори, что я иногда перебарщиваю со сладким между нами, окей? — улыбается Чонгук, и Тэхен кусает его слегка за скулу, обтянутую кожей. — Нам нужно. Хорошо? Чтобы не почувствовать потом панику и не объебаться в край. Нам нужно место. — Варианты? Они могут выбрать выставочный зал современного искусства, в котором Тэхен расстегнул ширинку, стянул штаны и улыбнулся, чтобы Ччонгук мог сделать фотографию. Там — на лавке у панорамного окна — Тэхен сидел на его коленях. И говорили они о том, что искусство в современность испортилось за ненадобностью. — Возможно, — подмигивает Тэхен. — Не тяни за хвост, Тэхен-а. Они могут выбрать парк, в котором занимались любовью ночью на пледе, который Тэхен заприметил с первого взгляда, войдя в чонгуков дом. Тэхен тогда смотрел на звезды после, пока Чонгук пытался сосчитать все родинки на его руках. Тэхен улыбался, гладил чонгуковы волосы. Тэхен тогда сказал, что всякий раз, как он будет смотреть в небо — на звезды, он будет вспоминать, как Чонгук пересчитал каждую из них на его теле. — Река, Чонгук. первый рассвет, — Тэхен смущается, утыкается носом в яремную выемку, дышит чонгуковым телом. — Если потеряемся, придем туда, — говорит Чонгук, поглаживая лопатки. — На закате. Да? Чонгук говорит «да» и целует Тэхена в щеку. Между ними было что-то тугое и тесное. Как новая рубашка на размер меньше подходящего. И будто у Чонгука глупо торчат руки, дерьмово смотрятся рукавчики, блять. Тэхену кажется, словно он в застиранных джинсах, или его бедра слишком разошлись от хорошей жизни, потому что он не может в них влезть. Они — что-то старомодное, замкнутое, закрытое. Наверное, за четыре месяца они перетираются. Тэхену хочется заболеть, сидеть с заложенным носом, кашлять в самый, блять, кондиционер. Ему хочется сменить постельное белье, которое Чонгук выстирал, взамен около дня назад постелив чистое. Тэхен хочет надрезать запястье ножом, чтобы хоть что-нибудь изменилось. Чонгук всегда нежен — Тэхен про себя называет его покладистым, хорошо воспитанным ребенком. Чонгук вкусно готовит, Чонгук избирателен в выборе фильмов. Чонгуку нравится пользоваться одним и тем же шампунем, гелем для душа, он привык к той же пасте, крышку которой Тэхен каждый раз выкидывает. Тэхен хочет сожрать что-нибудь вредное, отравиться, провести ночь у унитаза. Хочет напиться и заблевать кому-нибудь новенькие кожаные ботинки. Тэхен хочет залезть на стол в кафе ночью и танцевать до тех пор, пока его не выкинут за шкирку. Тэхен хочет новизны, но Чонгук, получается, стабильнее сердечного ритма. Чонгук любит есть и смотреть, как напротив — на том же столе — лежит Тэхен, прогнувшись в пояснице. Тэхен листает что-то в телефоне, где-то обновляет сайты, пока Чонгук елозит назло вилкой по тарелке. — Ты можешь перестать? — Тэхен звучит раздраженно и нервно. — а ты? — Черт, Чонгук. Тебя позвали на крутую вечеринку. У тебя появился шанс проветриться. И ты его упускаешь. Перестань уходить от жизни, — Тэхен психует, подтягивается и слезает со стола, уходя в комнату, — господи, как ты живешь так. — Что? — Чонгук поднимается, чтобы пойти следом, но понимает, что рискует Тэхену навредить, если догонит. — Ты будешь спрашивать, как я живу? Ты? Нахрена ты тогда здесь? Перебрался, чтобы упрекать меня — пошел нахуй, — Чонгук кривит рот, когда видит, как Тэхен закатывает глаза и фыркает. — Я всегда выбирал тебя. Выбирал время с тобой, а не с друзьями. Прости, что люблю тебя? Это я должен сказать, так? — Чонгук. — Заткнись. Собирайся. Хочешь повеселиться — будет тебе веселье. Собирайся, хорошо, без проблем. Они, может, погорячились, когда в один день вместе, сидя на общем диване, удалили аккаунты в приложении. Тэхен одевается так, будто собирается если не подняться на подиум, то точно пройтись где-то поблизости, затмив, возможно, некоторых моделек. Тэхен одевается так, будто собирается других разуверить в силе пизды, заставив поверить в хер. Чонгук сжимает зубы, прикусывает язык, чтобы невзначай не сболтнуть лишнего, и только ловит обелисковое мерцание тэхенова образа: Тэхен во всем темном — черные свободные брюки, темно-синяя рубашка — рукава до локтей, пиджак он заворачивает под вены. Темное мягкое полотно, что будто бы под галстук, но Тэхен оборачивает это вокруг своей шеи, сзади слабо завязывает и просит Чонгука заправить под пиджак кончики. Чонгук думает, что может придушить его этой херней, потому что он почти готов сейчас опуститься на колени и есть с тэхеновой руки. Другие могут захотеть того же. По сравнению с ним Чонгук выглядит как простой и невзрачный сопровождающий. Чонгук даже переодевается. Выбирает что-то теснее и уже. Чонгук видит, пока заправляет черную рубашку в джинсы, как Тэхен смотрит на него и как-то злорадно улыбается. Когда Тэхен смотрит так, Чонгук знает, у него чешутся зубы мудрости. Чонгук знает, иногда Тэхен хочет поглубже в собственное горло. От Оэхена пахнет сладкими абрикосами, Чонгук горчит каким-то пережаренным миндалем и морским бризом. Чонгука почти тошнит от запахов и нежелания куда-либо выбираться, но он делает это во избежание ссоры. Каким бы крутым не было последующее примирение. Намджун решил устроить грандиозное по его меркам празднование своего успеха. Намджун поверил, что может что-то после момента, когда один из журналов о молодых, ебущих и успешных решил взять у него интервью. Намджун понял, он на коне, он пожинает плоды, он нагибает, он — царь этой сраной социальной горы. Намджун решил сказать себе вечеринкой, что он — тот, кто движет, а не тот, кого двигают. Чонгук был рад. Чонгук был горд. Потому что Намджун всегда нуждался в чем-либо, что заставило бы его поверить в собственные силы. Намджун никогда не мчал за призрачным совершенством, но для него существовали некоторые абсолюты — он достигал их. Намджун всегда был тем, кто заставлял Чонгука драться в танцах, а Сокджина — состязаться в красоте. Тот, кто движет, вау. Тэхен вписывается в музыку, разодетый скот и общую атмосферу так, будто и был создан для этого. Чонгук все еще злится. Он готов обломать себе ногти прямо сейчас до кутикул, если его не попустит. — Ты реально заставил меня ждать, — говорит Намджун где-то у чонгукова уха. Чонгук поворачивается резко и почти выбивает из намджуновой руки бокал с шампанским. Намджун выглядит немного нервным и совершенно трезвым: Намджуна никогда не вставляло со слабого алкоголя. Он пьет, чтобы успокоиться, расслабиться и не смотреть в пол во время беседы. Чонгук похлопывает его по плечу, улыбается, похваливая за качественно проделанную работу. Намджун смотрит за чонгуково плечо, где Тэхен прижался у плеча с переплетом их пальцев. — Намджун, это Тэхен. Тэхен, это мой лучший друг, Намджун. Создатель той самой еботы, через которую мы с тобой познакомились. Намджун тянет Тэхену верную руку для рукопожатия. Тэхен встряхивается и тянет свою. — Эта ебота, между прочим, помогает нам с тобой выживать, Чонгук. — Он никогда не был слишком вежливым, — улыбается Тэхен, и Намджун, тоже улыбаясь, немного сводит брови. — А ты никогда не знал, что моей вежливости и такта может хватить на то, чтобы не хуесосить тебя в ссоре, — рявкает Чонгук, вырывая руку из тэхеновой хватки, — я принесу выпить. Намджун провожает Чонгука, увидевшего столики с алкоголем, немного непонимающим взглядом. Чонгук выглядит как большой мрачный пес, который, надвинувшись, перегрызет глотку в воодушевленном порыве агрессии. Так Чонгук выглядит, когда чувствует конкуренцию, потому что на самом деле и честно, но Чонгук никогда не умел уступать. Он чуткий, внимательный, местами терпеливый, по-детски трепетный, но не тогда, когда затронуты фибры его горделивости, амбициозности или потенциала. Есть рамки, через которые нельзя переступать. Чонгук едва не доводит элементарный спор до драки. Чонгук из тех, кто ставит к стене для расстрела, если затронуто что-то лично его. — Он не хотел приезжать, — понимает Намджун, разглядывая пузырьки в шампанском. — Он мало чего хочет, — говорит Тэхен. — Здесь ты не прав. — Я сужу по тому, что вижу. — Суди по тому, что он пережил. Тэхен прищуривает глаза, потому что не понимает. Намджун просит Тэхена сделать скидку на то, что Чонгук хотел всю свою жизнь танцевать, потому что он делал это настолько потрясающе, что его взяли танцевать в Америку. Его взяли одним из первых и единственно талантливых. — Я не знал, — тэхеново признание звучит смущенно. — А авария? — спрашивает Намджун: его лицо отвратительно удивленное. — Что? Намджун говорит, Тэхену предстоит узнать что-то, что Чонгук ненавидит. Искренне, ярко и всепоглощающе. Чонгук всю жизнь хотел танцевать, черт, но все вышло не так, как он хотел. И он виноват в этом сам. Не стоило ему тогда напиваться. Чонгук ищет что-то похожее на текилу для Тэхена, но он видит шампанское, вино, ром, ликеры. — Виски, — говорит парень, чуть наклонившись к Чонгуку, — лучше взять виски. — Мой приятель, — Чонгук вздыхает, — не пьет такое. — Тогда кофейный ликер. Если твой приятель такой нежный. Чонгук рассматривает его. Разодетый, переливающийся, пухлогубый, пухлощекий, пухловекий, пухлопалый, когда протягивает руку. — Чимин. Чонгук улыбается, будто перед ним впервые увиденный в жизни рыжий лис. — Чонгук. У Чимина теплые мягкие руки, приятная чистая кожа. Миловидный, облизанный — красивый и сладкий. Похожий ртом на Сокджина. Чонгук берет пару бокалов с виски и льдом на дне, поворачивается в сторону, где оставил Тэхена, но видит его спину, исчезающую за стеклянной дверью балкона. Чимин смотрит, как Чонгук пялит на свои бокалы, поджимая губы. И ставит свой недопитый на один из серебристых подносов. Чонгук замечает это. Переводит взгляд на пустую чиминову руку. И вручает ему, подмигивая, бокал с виски. Тэхен смотрит в чью-то неширокую спину, обтянутую темно-бордовой рубашкой. Волосы черные и короткие у затылка — ранее были подвыбриты, судя по всему, с каким-то рисунком, который зарос. Тэхен подходит ближе, чувствуя табачный дым, и просит сигарету. У этого парня волосы спадают на глаза — почти так же, как у Чонгука. У него тонковатые губы и небольшие глаза. У него татуировка в виде контурного маленького ромба примерно в четырех сантиметрах вниз от глаза справа. Тонко, Тэхену нравится. У этого парня большая широкая ладонь, но пальцы явно не из самых длинных; руки жилистые — сухие тугие вены. Тэхен хрустит шеей, когда получает сигарету. — Намджун хорошо постарался, собрал коллекцию тех, кто здесь вообще друг с другом не сочетается, — говорит парень. — Зависит от того, как и кого ты сочетаешь, — Тэхен пожимает плечами, подбираясь к протянутому в предложении подкурить огню. — Скажи, с кем ты пришел, и я скажу, кто ты. — Мне не нужна компания, чтобы выглядеть круто, — улыбается парень косо, — потому что я всегда выгляжу круто. — Этот ромб похож на слезу, так что ты выглядишь грустно, — выдыхает Тэхен. — Прямо как пьеро. — Говорит человек, который явно не знает, как правильно такие вещи, — парень кивает на тэхенову шею, — трактуются. Тэхен не спрашивает, но парень говорит, если повязать это впереди ленивым бантом — это уровень флирта, завязать так же, но туже — скука, оставить развязанным — спрос разрешения. Тэхен спрашивает, как повязано у него. Парень говорит, это провокация. — Я Юнги, — представляется парень. — Тэхен, — он снимает с шеи полоску ткани, сминает ее в руке, протянув Юнги, — и я не провоцирую. Юнги непонимающе принимает и смотрит на Тэхена с сомнением. — Это на случай, если захочешь найти меня. Ты знаешь, у кого нужно спросить. Скажи, что увидел, как я обронил. Еще примерно час Тэхен с Чонгуком не пересекаются, будто старательно избегая друг друга. Чонгук вылавливает его где-то среди людей, тянет к себе, наклоняется к уху, чтобы сказать, что хочет уехать, потому что он выпил, и его голова начинает неприятно гудеть. Тэхен соглашается, оглядываясь, словно высматривая кого-то. — Познакомился с кем-то? — спрашивает Чонгук. — Да. Был тут какой-то грустный парень. — Он тут не один такой, я думаю. В такси они не разговаривают, не держатся за руки. Чонгук, отвернувшись, улегся головой на стекло; Тэхен смотрит на пальцы водителя у коробки переключения скорости. — Ты не говорил, что планировал связать жизнь с танцами, — говорит Тэхен. — Ты не спрашивал, я не рассказывал. Все логично. — Я спрашиваю сейчас. — Это не то, о чем я в принципе хочу говорить. Ни с тобой, ни с кем-либо еще. — Звучит паршиво, Чонгук, потому что я — не «кто-либо». Чонгук поворачивается, смотрит злобно. Исчезновение аксессуара с тэхеновой шеи остается почти незамеченным. — Я не собираюсь об этом говорить, ты понял? — чеканит Чонгук. Машина останавливается, и Чонгук, протягивая сложенные купюры, выходит из такси, перебарщивая с хлопком дверью. — Не веди себя как придурок, — говорит Тэхен, стараясь поспеть за широко шагающим Чонгуком. — Что? — Чонгук останавливается, Тэхен замирает на месте, словно пугается. — Это я веду себя как придурок? Тебе некуда выместить энергию, и ты потащил меня к Намджуну. Тебе не на чем сосредоточиться, и ты зацепился за мое прошлое. Намджун взболтнул? Просто зажуй это и не раскрывай рот. — Не затыкай меня, — Тэхен обходит площадку с лифтом и идет к двери, за которой лестница к их шестому этажу. — Тебя вообще не должно ебать то, что было когда-то в моей жизни. — Меня ебет это, потому что я живу с тобой. Я твой парень, я должен узнать все о твоей жизни, потому что мы вместе, потому что я люблю тебя. И любить тебя иногда буквально невыносимо, — Тэхен останавливается где-то на переходе к третьему этажу, но Чонгук его обходит и поднимается дальше. — Я хочу знать о твоих вкусах, аллергии, об Америке. — Заткнись! — кричит Чонгук. — Чонгук! — Хочешь, блять, знать? Я тоже хочу знать, сколькие тебя трахали. Сколько мужиков у тебя было, а? Скольким ты дал? — Чонгук не хочет ловить себя на мысли, что перегибает палку, хоть Тэхен и выглядит растерянным и уязвленным. — Расскажи мне, ну, чего заткнулся? — Ты урод, Чонгук. Ты ебаная сволочь, — говорит Тэхен, и его голос дрожит, когда он хватается за перила, чтобы сбежать вниз. Чонгук смотрит недолго и шипит что-то вроде «ну и пиздуй». Он хлопает входной дверью. Он долго курит час спустя. Он не пробует позвонить Тэхену. Не пробует написать, чтобы найти его, когда проходит два с половиной часа. Потому что через еще четыре Тэхен пишет: «Ты не спишь». «Я жду тебя». «Я могу рассчитывать на кофе?» «И на омлет». «Только с оливками». Чонгук даже не переоделся: только вытащил рубашку из-под ремня. Тэхен приходит помятым и взъерошенным. От него пахнет улицей и шампунем, немного кофе и, кажется, бургером вперемешку с сигаретами. Тэхен любит курить во время еды. Чонгук, обнимая, тайно его обнюхивает на предмет чужого мужского одеколона. Но не улавливает ни единой нотки: Тэхен чист. Чонгук готовит для него кофе, сверху присыпав молочную пену корицей, ставит на стол тарелку с омлетом, сложенным пополам. Тэхен появляется влажным и теплым, одетым в мягких молочных тонах. Он благодарно целует Чонгука в щеку и садится есть. Чонгук опирается на столешницу, сложив руки на груди. Тэхен смотрит в тарелку, набивая щеки, и Чонгук понимает, что виноват. Тэхен прав, он просто хотел узнать побольше о человеке, с которым столько месяцев вместе, и злиться на него по-настоящему неправильно. То, что Чонгук ощутил его слова солью по старым ранам, это его проблема. Говорить Тэхену те гадости — это мерзкий проступок с его стороны. Чонгук опускается рядом с тэхеновым стулом на колени. Тэхен отрывается от еды и стулом двигается назад. Чонгук целует его в бедро через штаны и опускает голову на колени. — Все хорошо, Чонгук-и, правда, — говорит Тэхен, поглаживая по голове. — Я был груб, прости. — Малыш, — мягко произносит Тэхен, и Чонгук поднимает голову, смотря в глаза, — все хорошо. Мы забудем об этом, идет? Тэхен касается чонгукова подбородка, и Чонгук кивает. Тэхен кивает тоже, опускается ниже, чтобы поцеловать, и поцелуй выходит каким-то целомудренным и словно первым в их общей жизни. Чонгук говорит в губы, что любит его так же сильно, как любит танцы. Тэхен сияет и не задает вопросов. Но когда они ложатся в постель, Тэхен прижимается к телу с явным намеком. Он поднимает чонгукову майку, целует грудину, ребра, живот, цепляется за резинку штанов. Но Чонгук отрывает его и говорит, что не хочет сегодня. Говорит, что устал очень, пока ждал Тэхена. Тэхен как-то неуверенно моргает, а потом соглашается. Блять. Они так устали, что поворачиваются друг к другу спиной и серфят по сетям до тех пор, пока не засыпают. Устали так, что предпочли не сон в обнимку, а час-другой в интернете. После они как-то отдаляются. Тэхен проявляет молчаливое недовольство, а у Чонгука нет желания уточнять причины его появления. Тэхен с кем-то переписывается, часто гуляет один; Чонгук с кем-то переписывается, часто уходит в бар один. Они оба восстанавливают профили в «planet2». Пока он пьет пиво в баре после полуночи, Тэхен пишет: «яЯ останусь сегодня у друга, ты не против?» «Окей, напиши, если что, ладно?» «Хорошо» — и подмигивающий эмоджи в конце. Чонгуку день назад написал Чимин. И Чонгук спрашивает, не хочет ли он выпить с ним пива или виски. Чимин спрашивает, когда. Чонгук говорит, прямо сейчас. Тэхен в студии Юнги пьет красное вино, не переставая трогать то, что Юнги вернул с каким-то странно довольным взглядом. Они начали переписываться той ночью, когда Тэхен ушел от Чонгука. Чимин смотрит только на чонгуков рот. Когда Чонгук произносит «ко мне или к тебе?», Чимин поднимает на него блестящие глаза. «К тебе» выливается из его рта — из покусанных ярко-розовых губ. Тэхен сосредотачивается на остром языке Юнги. Чонгук дышит на мокрое от его языка место на чиминовой шее, и Чимин глухо смеется. Утром Тэхен, выходя из лифта на шестом, сталкивается с симпатичным парнем лицом к лицу: парень подается вперед, не заметив выходящего из дверей Тэхена. Тэхен напоследок оборачивается, замечая подтянутый зад. Тэхен чувствует себя практически отвратительно. Он будто пережрал острого перца, и теперь его рот опух и охуел бесчестно. Он чувствует себя так, будто залип на шторм с желанием и имением возможности в него окунуться с головой. Его накрыло море, он просто не смог удержаться. В шторме этом никакого счастья, но в конце — шумящий в ушах притоком крови оргазм. Тэхен перед тем, как войти, оглядывает себя, поправляет одежду и вздыхает. Он сказал, что Чонгук сволочь, но единственная здесь сволочь — это он, сам Тэхен. Он заходит тихо, не хлопает дверью и не кидает ключи громко в вазу в прихожей. Он идет в спальню, а там Чонгук снимает с постели простынь, стягивая и сворачивая ее в какой-то белоснежный ком. — Я, — говорит Тэхен, хрипя, — я же недавно менял. — Я знаю, прости, — говорит Чонгук, уходя в ванную. Тэхен медленно следует за ним. Чонгук идет на кухню, Тэхен идет за ним. Чонгук пристраивается к раковине, включает воду и намывает высокие бокалы из-под пива. Тэхен прячется возле холодильника. Чонгук поворачивается, когда из-за выключенного потока воды становится слышным тэхеново хныканье. — Эй, — Чонгук вытирает руки полотенцем, подходит к Тэхену и прикладывается к его лбу своим, — Тэхен-и, что случилось? Ты чего? Когда Чонгук раздражается, злится или нервничает, это всегда «Тэхен-а». Когда Чонгук нежничает, обнимает или приласкивается, это всегда «Тэхен-и». Разница всегда очевидна и ощутима — как ватты в свету. — Чонгук, — Тэхен кладет руки ему на плечи, поглаживает, переходя к шее, — Чонгук-и, прости меня. Я умоляю, прости. Я такое дерьмо. Пожалуйста, Чонгук. — Тэхен, ты меня пугаешь. что случилось? — Чонгук стискивает его талию пальцами. — Чонгук, — Тэхен плачет, и его лицо портится, искажаясь, — я был этой ночью… не один. Понимаешь? Чонгук хмурится, хватка слабеет. — Я… Прости. Я, кажется, — Тэхен запинается, всхлипывая, — кажется, изменил тебе. Чонгук не отшатывается от него так, будто его обдало кипятком. Он не начинает злостно дышать, хмуриться, кончик его носа не краснеет от подступивших слез. Он просто отодвигается и садится на стул у стола. Тэхен не бросается к нему. Он просто закрывает свой рот ладонью, чтобы плакать тише. Чонгук сидит тихо с пару минут, которые тянутся как нуга, блять, и Тэхен просто не знает, что ему делать или что сказать. Чонгук похлопывает слегка — совсем бесшумно — по своему колену, и Тэхен подползает к нему, присаживаясь неуверенно. Они почти не соприкасаются. Пока Чонгук не притягивает его чуть ближе. — Я тоже, Тэхен, — Чонгук вздыхает тяжело, грузно, — я тоже. Прости за это дерьмо. Прости. Тэхен прижимается к нему, плача навзрыд. Чонгук гладит его по спине, чтобы немного успокоить, говоря, что все хорошо, все в порядке. Между ними равный коэффициент причиненной боли и неприязни к себе. — Я все исправлю, — говорит Тэхен. — Мы все исправим. Вместе. Останемся здесь и все исправим, хорошо? Их счастье — не в блядском совершенстве. И на протяжении дня Чонгук несколько раз порывается позвонить Намджуну, чтобы посоветоваться. Он действительно не понимает, с чего они оба вдруг решили скатиться в непроглядную пиздотень. Он не знает, за что нужно взяться сперва, чтобы отладить системы. Он уходит на балкон ближе к вечеру, набирает Намджуна, закрывая за собой дверь. Тэхен просушивает волосы полотенцем. Тэхен смотрит, опираясь о дверной косяк, и в итоге решает узнать, с кем Чонгук говорит. — Кто это? — спрашивает он, когда Чонгук трясет телефоном, мол, разговаривает и занят. — Намджун, — шепчет Чонгук. — На громкую, — командует Тэхен. Чонгук смотрит на него с несколько секунд, переключает динамик и кладет телефон на маленькую тумбу с банкой под пепельницу, пока Тэхен садится на стул рядом. — Привет, Намджун, — говорит Тэхен. — Привет, Тэхен, — отвечает Намджун. — О чем вы говорили? — Мы… советовались, — говорит Намджун. — Я изменил Чонгуку сегодня ночью, а он — мне, — категорично кивает Тэхен. — Я знаю, — отвечает Намджун. — Мы хотим сохранить нас, Намджун, но я, как и сказал, не знаю, что делать, — вклинивается Чонгук, и Тэхен стреляет в него тупым взглядом. — Хорошо, — Намджун уверенно прочищает горло и без тени осуждения продолжает, — о чем вы оба думали в момент совершения? Тэхен смотрит на Чонгука, Чонгук — на Тэхена. Они ждут, кто начнет первым. Но никто не может начать. Намджун терпеливо ждет. — Я хотел почувствовать, — говорит Тэхен, — себя снова свободным, красивым и не обязанным.Я хотел ощущать, что могу нравиться не только Чонгуку. — Мне нужно было перевести дыхание. Я был зациклен на одном, это бы привело меня к сумасшествию. Мне нужно было убедиться, что мое сердце не будет разбито так же, как тогда, Намджун, — Чонгук пожимает плечами и продолжает ковырять заусенец. Тэхен зубами снимает лак с ногтей: — Я думал, я монстр. Я захотел нового, но не с ним. Будто бы с ним всегда все будет одинаково и одноцветно. — Я до сих пор боюсь привязываться. И, наверное, мне нужен был способ немного оторвать себя от Тэхена. Намджун молчит, обдумывая. А они не смотрят друг другу в глаза. — Я могу предложить вам одну мозгоеблю, ребята, — говорит Намджун, проглотив паузу, — но это реальная мозгоебля. И если она вас не сломает, она вас закалит. И, может, тогда вы поймете, что вам действительно нужно. Может, вы поймете, нужно ли вам вообще продолжать отношения. Намджун говорит, в некоторых случая открытые отношения — это желание не скрывать свои приключения сексуального характера от постоянного партнера. Обоюдное желание. Это возможность впустить в совместную жизнь что-то новое, угловатое, но острое. Это фактически не измена, а ее предотвращение. Намджун говорит, они должны быть честными друг с другом. Открытые отношения нужно принимать не как цель потрахаться с кем-то новым, а средство спасения отношений от боли предательства. — Вы должны согласиться оба, обдумав все. Хватит ли выдержки. — Я согласен, — одновременно говорят Чонгук и Тэхен, переглядываясь. Чонгук неловко тянет руку, и Тэхен, принимая ее, нацеловывает костяшки. — Тогда сначала возьмите бутылку вина и поговорить начистоту. Расскажите друг другу всю правду, которую до сих пор скрывали или утаивали. Но поговорите честно, откровенно. Иначе вы в заднице, друзья. Они пьют вино на балконе, покуривая из двух пачек попеременно. Тэхен узнает, что Чонгук спит и с девушками, и с парнями. Тэхен говорит, Чонгук — ебливый компаньон, и Чонгук искренне смеется. Чонгук узнает, что Тэхен любит все новое: за что-то он берется, перегорая сразу или временем позже. Он рисовал, он играл на скрипке, он занимался балетом. Он занимался многим, но на все совершенно не хватало выдержки, и где-то в глубине души Чонгук почти напрягается, позволив мысли о том, что это может и его коснуться, расположиться как дома. Они делятся какими-то мелочами. А потом Чонгук говорит, что занимался танцами с тринадцати. За три года он забрался так высоко, что команды начали переманивать его к себе. К восемнадцати Чонгук имел право вмешиваться в хореографию, предлагая свои элементы в целях успеха на предстоящих соревнованиях. В девятнадцать Чонгук проходит отбор в американскую команду: его берут уже на третьей минуте танцевального трека. Они брали вышки там тогда. Чонгук был танцором, Чонгук был хореографом. К Чонгуку обращались за набором команды для подтанцовок. Он зарабатывал. Он имел все, что ему нужно было в тот момент. Но однажды они с командой слишком хорошо отработали концерт, а после слишком хорошо отметили это. Они сели в машину пьяными. Все были пьяны. На смене полосы парень не справился с управлением, развернувшись, блять, не вовремя и не в положенном месте. Чонгук сидел сзади с краю. Затормозивший водитель вписался, но не так, как мог вписаться на полной скорости. Пострадали ребра, шея и ноги. В особенности ноги. С тех пор Чонгук танцует только мысленно и существует на витаминах и металлических пластинах. Его бедро чудом не повело от боли, когда он впервые встал на ноги после аварии. Тэхен слушает внимательно, иногда почти задерживая дыхание. Но в его взгляде Чонгук не видит жалости или милосердия. Тэхен смотрит с любовью и какой-то поволокой. Тэхен смотрит на него не как на мальчика, а как на мужчину. В полном смысле этого слова. Тэхен пересаживается к нему на колени. Они переплетаются языками в винограде, и чонгук запускает руки Тэхену под майку. Тэхен сжимает в кулаке его волосы и оттягивает от себя. — Черт, я хочу тебя, — Тэхен возбужденно потирается о чонгуковы бедра задницей, Чонгук чувствует его стояк своим, — вау. Тэхен целует снова, а потом оттягивает волосы и держит крепко, отчего Чонгук шипит подавшись вперед. — Малыш, — говорит Тэхен, и чонгуковы зрачки сужаются как при яркой вспышке, — я хочу тебя, слышишь? Чонгук кивает и тянется, чтобы поцеловать, но Тэхен дает ему хлесткую пощечину. Тэхен называет его хорошим нежным мальчиком — Чонгук сглатывает его слова с восторгом. Тэхен бьет по другой щеке, и Чонгук выдыхает со свистом. Тэхен говорит, этот хороший — блестящий, великолепный — мальчик может трахнуть его. Тэхен дает новую пощечину, и Чонгук хватает его крепко за горло, сжимая тугие пальцы. Тэхен пыхтит, хватая воздух, и чувствует, как его член у головки начинает ныть. Он кладет, выдохнув, ладони на Чонгукову руку, поглаживая. Чонгук ослабляет пальцы, Тэхен перехватывает его руку. И широко лижет ребро ладони: от запястья до кончика мизинца. Тэхен поднимается, чтобы раздеться нахрен полностью. Чонгук поднимается тоже, раздевается, а потом недоумевающее смотрит, как Тэхен подтаскивает стул к углу балкона. — Ты никогда не брал меня у стены, да? — говорит Тэхен, медленно подрачивая. Чонгук кивает, заворожено наблюдая за тэхеновой рукой. Ногу с больным коленом Тэхен велит поставить на стул. Тэхен оборачивает ноги вокруг чонгуковой поясницы. Чонгук чувствует его крепкие икры. Тэхен сплевывает на свои пальцы, занимаясь подготовкой, пока Чонгук, смачно сплюнув на ладонь, елозит по своему члену. Чонгук входит, и Тэхен замирает на секунду. Он замирает с каждым чонгуковым сантиметром, а потом говорит, что покладистый малыш сегодня может кончить в него. На не застекленном балконе, вот так трахая Тэхена у стены — впервые, Чонгук чувствует себя, блять, Тони Старком. И его «Джарвис» глубоко в Тэхене, который толкается в ответ, почти не сбиваясь с общего ритма. После того, как они оба кончают, у Тэхена дрожат колени, а Чонгук никак не может отдышаться от восторга. Тэхен, подходя вплотную к балконному ограждению, машет каждому открытому окну. И Чонгук громко смеется. Они ложатся спать голышом. Утром Тэхен после принесенной в постель — как и каждое их утро — кружки кофе заваливает Чонгука и забирается на него, укладываясь. Он упирается подбородком на сложенные на чонгуковой груди руки и рассматривает его родинки. Чонгук возится лениво в тэхеновых волосах, подложив руку под голову, чтобы было виднее. Они бы так и лежали молча, если бы Тэхен не сказал: — Повторяй за мной. И Чонгук кивает. — Обещаю быть с тобой честным. Чонгук повторяет. — Обещаю подталкивать тебя ко всему новому, пусть и не всегда полезному и спокойному. Чонгук повторяет. — Обещаю пробовать с тобой так много всего, как только смогу. Вместе. — Вместе, — говорит Чонгук. Когда он спрашивает у Тэхена, чего он хочет, Тэхен отвечает так, будто готовил свой ответ заранее: — Хочу посмотреть, как ты трахаешь другого. Хочу подрочить на это. Чонгук смотрит на него внимательно, ищет в глазах какой-то подвох или намек на сомнение. Но Тэхен выглядит так, будто действительно хочет себе в архив персональное порно с Чонгуком в одной из ролей. Чонгук встречается с Чимином, а после отдает Тэхену флешку, где почти полтора часа — их с Чимином секс с хорошего ракурса. Тэхен рад, в предвкушении даже обкусывает губы. Он пихает отснятое в телек, блять, и смотрит почти в hd. Тэхен плюхается на диван, сцепляя руки в замок, и прячет за ними восторженную улыбку. Чонгук терпеливо берет Чимина миссионером. Чимин громкий, сочный, насыщенный — как красное яблоко в блестящей карамели. Чонгук берет его сбоку так, будто это их ленивый утренний секс с поцелуями в плечо и шею. Чонгук берет его сзади, и фон — хлюпающий, яркий, пылкий. Тэхен сжимает мошонку. Чиминова нога у Чонгука на плече: Чонгук кусает его сильно за икру, и Чимин вскрикивает, прикасается к себе, но Чонгук перехватывает его руку. Тэхен лезет рукой в штаны, в боксеры. Когда его рука кажется ему сухой, он сплевывает и дрочит: Чонгуку нужен порно-оскар. Чонгук наблюдает и секс, и мастурбацию со стороны — позади дивана, прямо за тэхеновой головой. Он запускает руку Тэхену в волосы и массирует настойчиво, пока Тэхен шумно дышит. Когда Чонгук на экране позволяет Чимину кончить, Чонгук позади дивана сжимает тэхеновы волосы так, что Тэхен почти воет, кончая. Когда Тэхен спрашивает у Чонгука, чего он хочет, Чонгук говорит, что хочет увидеть, как Тэхен флиртует с парнем — может, даже пытается передернуть ему прямо за каким-нибудь столиком. Тэхен встречается с Юнги в ресторане. Чонгук сидит за каким-то дальним столиком, попивая вино, и не сводит глаз с того, как Тэхен робко улыбается. Тэхен изящен, когда поднимает бокал с белым сухим за тонкую ножку. Тэхен элегантен, когда игриво поводит бровью, почувствовав, видимо, руку на своем бедре. Тэхен изыскан, когда тянет, смущенно оглядывая зал — Чонгука в том числе, аккуратную руку под стол. Тэхен роскошен, когда Чонгук замечает, как он посасывает свои губы, рассматривая реакции парня. Они не замечают, как вступают в игру, которая действует как анестезия на их чувства: они немеют, замирают и теряются. Тэхен соперничает с Чонгуком, а Чонгук — с Тэхеном. Игра становится не средством, а целью. С такого формата их отношений проходит почти месяц. Чонгук находит среди тэхеновой стопки одежды коробку, покрытую коричневой искусственной кожей: там дорогие часы на позолоченном браслете. Он кладет коробку на место. К вечеру Тэхен уезжает к Юнги, а Чонгук — к Чимину. Чувство неправильности обостряется не впервые. Чимин в мешковатых вещах устраивается в кресле, Чонгук усаживается у него в ногах. Он знает, что Чимин потрясающе поет. Что приехал в Сеул не один, чтобы чего-то добиться. — Почему ты ни с кем не встречаешься? — спрашивает Чонгук. — Я избегаю крепких и постоянных отношений, — говорит Чимин, перебирая одни и те же чонгуковы пряди. — Расскажи мне. Чимин тяжело, полновесно вздыхает и говорит, не отрывая глаза от прямого эфира какого-то шоу, что просто никак и никогда не сможет отойти от отношений, партнера по которым любил до кровавых соплей. — В Сеул мы приехали вместе, чтобы добиться чего-то вдвоем. Он делает музыку и читает свой рэп, а я работаю над вокалом. Мы были амбициозными, упертыми и активными. Нам хотелось зарабатывать на том, что мы оба прекрасно понимали, в чем мы разбирались. Мы решили взяться за все вместе, чтобы разделять неудачи, чтобы разделять радости. Чонгук разворачивается, Чимин отнимает свою руку. Чонгук смотрит Чимину в глаза, но Чимин не поддерживает постоянный контакт. — Но контракт предложили мне. Он злился тогда, но желчью не плевался. Он думал, что он достоин этого больше, чем я, и я думал так же. Я ушел из дома, прошлялся несколько часов, а затем позвонил в компанию и отказался от предложения. — Зачем ты это сделал? — Чонгук распахивает рот и морщится. — Я подумал, Чонгук, что должен отказаться, чтобы не потерять его. Потому что возможностей может быть много, а он для меня был единственным. Тем самым, знаешь. Чонгук знает. Черт, он действительно знает, блять. — Когда ему месяцами позже предложили контракт, он сначала утаил это от меня, а потом сказал, что у него нет возможности пропихнуть меня туда. Спустя какое-то время я понял, что любить значит уступать. И я дал его потенциалу раскрыться, широко расправить крылья. Но для меня он этого не сделал бы никогда, наверное, — Чимин сопит, смотрит на свои руки, Чонгуку будто кажется, что Чиминовы глаза на секунду блеснули, — поэтому я больше не хочу так теряться. — Как его зовут? — Чонгук двигается ближе, кладет руки на чиминовы ноги, поглаживая. — Мин Юнги. И Чонгук замирает. Вероятность, что Тэхен сейчас именно с чиминовым Юнги, велика настолько же, насколько велико и необъятно чонгуково осознание. Дорогой подарок всплывает в памяти в ярком свете попытки переманить Тэхена на свою сторону. — Ты пытался связаться с ним? — Было пару раз. На той вечеринке Намджуна, например. Он любит меня, но любит себя и свою карьеру ничуть не меньше. Чонгук уезжает домой, когда Чимин засыпает. На пороге — тэхенова обувь. Тэхен посасывает пиво из бутылки. Чонгук с порога говорит, что все это пора заканчивать. Этот их формат отношений пора закрывать за точной непригодностью. — Ты чего, Чонгук? — Тэхен ставит бутылку на журнальный столик и поднимается, гладит Чонгука по груди. И Чонгук видит это. Темные, светлые, наливающиеся багрянцем следы на стыке шеи и плеча. Чонгук не оставлял на Тэхене следов. Юнги сделал это за него. — Блять, — Чонгук, меняясь лицом, сдергивает с себя тэхеновы руки, — ты выглядишь как обсосок с этой хуйней. Тэхен секундно сводит брови, потом выпрямляет спину и говорит: — Будто ты к нему не за тем же ездишь, Чонгук. — Ты заигрался, Тэхен. — Это мы заигрались. Не выставляй меня одного виноватым. Чонгук игнорирует, уходит в спальню. Блять, какой же Тэхен мерзкий. Господи, какие они оба мерзкие, отвратительные, рыготские. — Не делай вид, что меня здесь нет. — Закрой рот, — говоритЧонгук тихо. — Что? — Тэхен останавливается в двери, засовывая руки в карманы. — Закрой, блять, свой рот, Тэхен, — чонгуков голос напоминает раскат грома, и Тэхен отшатывается. — Не кричи на меня. — Ты принял подарок от него! Ты спрятал его, чтобы я не увидел случайно! Ты позволил себе вернуться от него, блять, в пятнах. Ты что, ебаный далматинец, а? Ты охренел. Ты охренел по полной программе. — Чонгук, мы решили начать это все вместе — я и ты. Когда телефон в кармане Тэхена начинает звонить слишком громко, он вытаскивает, но смотрит дольше, чем нужно, в экран. Чонгук знает, кто это. — Боже, ты серьезно? — шипит он, наступая, и Тэхен начинает пятиться. — Собирай вещи, Тэхен. Чонгука мелко потряхивает и коридорами он пытается уйти от Тэхена на кухню. Тэхен хватает его за руку, дергает на себя, чтобы Чонгук повернулся. Чонгук готов уступить ему. Если Тэхен хочет такого дерьма для себя, Чонгук готов уступить. Он Тэхена не собирается сдерживать больше, если тому одного Чонгука недостаточно. Чонгук вытаскивает свой телефон, толкает Тэхена в грудь к стене. Он подпирает его горло предплечьем. — Если ты сейчас не уйдешь, я вомну этот телефон в твое лицо, ты понял? — Тэхен хватается за чонгуково предплечье, пока тот шипит, со слезами на глазах. — Я сделаю это, блять, я расквашу твое лицо. Поэтому уходи, пока я даю тебе время. Беги, Тэхен. Беги быстрее. Чонгук хватает его за плечи и встряхивает так сильно, что где-то звонко похрустывает тэхенов шейный позвонок. Тэхен исчезает быстро и почти бесшумно. Со всеми вещами, парами обуви, гигиенической херотой. — Сука, — кричит Чонгук, запуская свой телефон в стену. Вот и все. Они стали какой-то сраной экстраверсией — с низкой продолжительностью и никакущими защитными способностями.