Первое, что я услышала ещё до того, как успела открыть глаза, это стук часов в гостиной. Я попыталась сосчитать количество ударов, но все мысли тяжело вращались в голове. Я сбилась на 9.
Я с трудом открыла глаза и обнаружила себя на полу в своей комнате. Простыня и одеяло на кровати были перевернуты, что могло значить, что я все-таки спала на ней. Однако было не похоже, что я упала.
Горло пересохло, именно поэтому, когда я взглянула на свои руки, из меня вырвался крик, который противно оцарапал гортань.
Все мои ладони с двух сторон были покрыты темно-алым, несколько небольших луж было на ламинате рядом с тем местом, где я очнулась. Одежды (к слову, той, в которой я уходила вчера вечером) это не коснулось.
Я не помнила ничего: ни часть событий на вечеринке Дарлы, ни то, как я добралась до дома, ни то, почему проснулась на полу.
Из всего я была уверена лишь в одном: мои руки и пол в комнате были в крови. Чужой крови.
У меня ничего не болело, хотя я видела синяки на коленях, которые не помнила, где могла поставить.
От места, где я лежала, до выхода из комнаты тянулись окровавленные шаги. Я с ужасом обнаружила то, чего молилась избежать: отпечатки подошв точно подходили моим кедам.
— Тётя Оливия? — тут же закричала я надломленым голосом.
Мне никто не ответил, и я решила крикнуть ещё раз, когда доползла до дверного проёма.
— Тётя Оливия?
Мне все равно никто не ответил, и тогда я зашла в ванную комнату и сделала единственное, на что была способна, — разрыдалась вслух.
Мой плач в маленькой комнате, полностью покрытой кафелем от пола до потолка, оглушал.
Мне было страшно поднять глаза и столкнуться с отражением в зеркале. Увидела я то, чего и боялась — смертельно-бледное лицо, дрожащие губы и безумный взгляд. Раньше мне казалось, что так выглядят люди, которых пытали на электрическом стуле. Сейчас это было моё лицо.
Я стояла у раковины и, содрогаемая рыданиями, терла ладони. Кровь, смешиваясь с водой, смывалась в водосток.
Я не знала, была ли она бутафорской или настоящей: я чувствовала, как от неё пахнет железом и гнилью.
Я терла руки сначала своими ладонями с мылом и лишь потом взяла мочалку. Мне хотелось смыть с себя всё, сменить все слои кожи, вылезти из собственной шкуры, но все, что я могла, это шкрябать дрожащие ладони, пока они не покраснели и не распухли от горячей воды.
Когда мочалка начала причинять лишь боль и раздирать тонкую кожу, я отбросила её в сторону и опустилась на пол. Меня все ещё колотило изнутри, а лампочка у потолка противно потрескивала, словно вот-вот не выдержит и разлетится на тысячу кусков.
Ладони горели, и я, теперь тихонько плача, бережно прижала их к себе.
Плакать не плохо, но рано или поздно слезы заканчиваются, и тогда надо что-то делать дальше.
Вряд ли я была в состоянии самой что-то придумать. Если раньше я чувствовала, как редкие ниточки внутри меня обрываются, то больше их не было. Внутри меня больше ничего не было, кроме истекающей червоточины.
Я не знала, сколько просидела на полу в ванной комнате. С одной стороны мне казалось, что секунды длятся вечность, с другой — что прошли года. Именно поэтому я едва различила стук в дверь с первого этажа.
Это точно была не первая попытка. Когда я вышла в коридор, кто-то уже буквально ломился в мою дверь.
Я тяжело сглотнула. Наверняка это полиция. Я кого-то убила этой ночью, и теперь меня схватят. Я не буду сопротивляться, когда мои запястья скрутят за спиной и нацепят наручники. Я признаю всю вину в суде.
И впервые в своей жизни с какой-то решимостью я распахнула дверь. Сердце на мгновение остановилось, когда на пороге оказался всего лишь Джагхед.
— О Господи… — выдохнул он, только увидев меня. — Сидни… Что, что произошло?
Я шумно выдохнула, меня била такая дрожь, которую легко было спутать с конвульсиями.
— Я… Я не помню, как добралась до дома вчера.
— Кевин сказал мне, что ты уже уехала, когда я пытался тебя найти вчера, — Джагхед обеспокоенно нахмурился.
— Уехала? С кем?
— Я не зна… Сидни, что происходит? — Джагхед прервал сам себя, а я не могла выдавить и слова.
Я пыталась восстановить логическую цепочку вчерашних событий, но это не было похоже на воспоминания трезвого человека. Всё было каким-то трипом наркомана.
— Могу я войти? — Джагхед коснулся дверного проёма, и я только сейчас поняла, что до сих пор сжимаю дверь, оставляя лишь небольшую щель со своим лицом.
Я отрицательно покачала головой.
Следы, кровавые следы по всему коридору. Джагхед увидит их и сдаст меня полиции.
— Сидни… — протянул Джагхед не в силах повторить свой вопрос в третий раз.
Я видела, как его взгляд ищет ответы на моем лице.
— Хорошо, — кивнул он и в несколько шагов спустился с крыльца.
Я до боли прикусила губу. Ему необходимо сейчас уйти, но я не представляю, что мне делать дальше. Пойти в полицию самой? Я слишком труслива и эгоистична для этого.
Джагхед застыл, почти дойдя до выхода с моего переднего дворика. Я видела, как напряглась его спина.
— Хотя нет, ничего не хорошо! — вскрикнул он, чем довольно напугал меня. Он развернулся ко мне и поднялся обратно. — Ничего не хорошо, Сидни. Я вижу, что с тобой что-то происходит. Я… Я вижу здесь и сейчас, что что-то не так. И я не уйду, пока ты мне не расскажешь что именно.
И тогда я кивнула. Я доверилась Джагхеду Джонсу и распахнула дверь.
Всё происходидо для меня, как в замедленной съёмке: Джагхед заглянул внутрь, осторожно прошёл мимо меня, обходя все оставленные мною следы, и спросил, что здесь случилось.
Я рассказала ему, что знала: что очнулась у себя в комнате без малейшего представления о том, как добралась домой.
Во рту проступила горечь, а глаза вновь начало жечь. Возможно, я причинила кому-то вред, но я ничегошеньки не помню.
— Что последнее ты помнишь? — Джагхед обернулся на меня.
Мне потребовалось сильно втянуть воздух носом, чтобы голос не сорвался на плач.
— Я пошла на вечеринку Дарлы, выпила всего один стакан пунша, — перечисляла я, пытаясь унять дрожащие руки. — Мы играли в «Роковую правду»… Потом я не уверена, но я… Я искала Кевина.
Джагхед осмотрелся, поднялся на второй этаж, а я так и не рискнула, оставшись стоять у лестницы.
Я буравила взглядом ступеньки. Повезло, что у нас нет ковров, иначе кровь навсегда бы впиталась в его ворс. Насколько я могла судить, следы тянулись лишь от порога до моей комнаты.
Джагхед спустился вниз, и я поняла, что больше не могу себя сдерживать. Слезы брызнули у меня из глаз, и я даже не подняла руки, чтобы вытереть их.
— Я… Я… — я хватала ртом воздух не в силах продолжить свой рассказ.
И внезапно произошло то, что я меньше всего ожидала и одновременно больше всего хотела. Джагхед меня обнял.
Я уткнулась лицом ему в плечо, и мои слезы тут же промочили его рубашку, но и мне и ему было все равно. Я плакала, как до смерти напуганная и запутавшаяся девчонка, которой и являлась.
Моё тело тряслось от всхлипов, и Джагхед сильнее прижал меня к себе. Я чувствовала его тёплую руку у себя на лопатках. Физически моё тело отдыхало, но морально я была растоптана.
В какой-то момент мне показалось, что Джагхед мне что-то шептал, но я не слышала слов, лишь тон — успокаивающий. На эти минуты мир словно сомкнулся на нас двоих в моем маленьком коридоре.
Я не знаю, сколько времени мне потребовалось, чтобы успокоиться, но Джагхед не торопил, продолжая покорно обнимать меня, пока я сама не отстранилась.
— Я кого-то убила, да? — с трудом выдавила я.
— Сидни… — Джагхед шумно выдохнул, но я почувствовала, каким сложным дался ему этот вздох. — Нет. Я знаю тебя. Ты не могла никого убить. Ты даже не знаешь, настоящая ли это кровь.
Я ничего не ответила, но этого и не требовалось.
— Когда вернётся твоя тётя?
Я покачала головой. Вчера вечером она была пьяна, куда ей понадобилось идти с самого утра?
— Мы должны здесь все убрать, — Джагхед огляделся и сразу же прервал мои невысказанные слова: — Не возражай. Нужны чистящие средства и перекись водорода.
Я хотела что-то сказать. Наверно, то, что мы скрываем улики, что ему не стоит ввязываться в это со мной, что теперь мы оба можем пострадать. Но вместо этого я повиновалась.
Я положилась на Джагхеда, и вместе мы вымыли всю квартиру. Каким-то образом крови на моей одежде не оказалось, но на всякий случай я кинула её в стиральную машину, а сама переоделась в привычное и удобное. Отдельно мы оттерли подошвы кроссовок, и конверсы я закинула далеко под кровать, чтобы не напоминать себе о том, что именно они оставили следы.
Во время уборки я нашла свой телефон, разряженный, в сумке, с которой вчера уходила на вечеринку. Всё её содержимое было на месте: от последней мятной жвачки до расчески.
Едва телефон зарядился на минимальный процент, я увидела множество пропущенных и смс от Кевина и Джагхеда, и даже от Франа. Он спрашивал, отвезти ли меня домой. Судя по нескольким знакам вопроса, отправленным с разницей в пятнадцать минут между каждым — мы так и не встретились.
Дом теперь пах химикатами и моющими средствами, поэтому Джагхед распахнул окна, и мы вышли на улицу.
Не сговариваясь, мы двинулись по дорожке в одном направлении и некоторое время шли в тишине, пока Джагхед не спросил, что ещё я помню.
— Кажется, я искала Кевина после игры, — пожала плечами я, напрягая память. — Но его нигде не было, а потом…
Я замолчала, и Джагхед свёл брови к переносице, подумав, что я вспомнила что-то важное.
— Потом я видела, как ты целовался с Бетти Купер.
Я неосознанно вжала ногти в ладони. У меня не было сил переживать об этом — внутри было все оборвано.
— Это была ты, — больше утвердительно чем вопросительно произнёс Джагхед.
Я молча кивнула, смотря себе под ноги.
— Сидни, это было не то… Не то, что можно подумать.
— Ну да, — безобидно прыснула я. — Ты, милая Бетти Купер, комната, полумрак — что же я подумала?
Я попыталась улыбнуться, но вышло это болезненно. Я резко поняла, что мне самой хотелось этого с Джагхедом Джонсом. Повезло, что прохладный ветер остудил мои вспыхнувшие щеки.
— Нет, Сидни, все правда не так, — парень пнул камешек. — Ты была права, я… Вроде как, нравлюсь Бетти.
Я хмыкнула — это было очевидно.
— Вероника посоветовала ей признаться, но думаю, Бетти поняла это немного не так.
Мне показалось, я заметила, как Джагхеду было неловко. Он несколько раз дёрнул плечами, и бледный румянец выступил у него на щеках.
— Очевидно, у неё были поводы рассчитывать на взаимность, — пискнула я, моим единственным желанием было сменить тему, как вдруг Джагхед резко стал серьёзным.
— Это не взаимно.
На меня словно вылили ведро ледяной воды. Я застыла на месте, переваривая его слова. Он точно сказал это, или это моё спроецированное желание?
Джагхед кивнул, как бы подтверждая то, что только что сказал. Мы пересеклись взглядами, и у меня отпал первый же вопрос, что я хотела задать в ответ. Джагхед смотрел мне в глаза дольше положенного (существуют же негласные нормы), и мне показалось, что румянец на его щеках выступил активнее, хотя разговор о Бетти был закрыт.
Но что было более важно — это то, что Джагхед смотрел на меня так, как никто другой не смотрел.
За маской испуга и страха, за белым как полотно лицом он видел настоящую меня. Ту, которую я сама уже не видела.
Мы перестали смотреть друг на друга, когда холодный ветер поднял с асфальта несколько листьев и закружил в воздухе. Я поежилась. На улице уже ноябрь, а я вышла из дома в тонкой водолазке.
Джагхед это заметил и стянул с себя свой бомбер, накидывая его мне на плечи.
— Спасибо, — кивнула я, снова пересекаясь с ясными серыми глазами.
Я не могла надеяться, что была нужна ему; что стала такой же важной частью его жизни за последнее время, как он моей, и от этого мне было слегка обидно. Потому что сейчас я особенно четко понимала — он был нужен мне.
Какое-то время мы в тишине брели по улицам Ривердэйла. Время близилось к вечеру, и мне стало немного лучше. Я была благодарна Джагхеду за то, что он не ушёл.
Внезапно он спросил:
— Знаешь, зачем я ношу эту шапку?
Я не рассчитывала на откровение, но если Джагхеду станет от этого лучше, я не против.
— Когда мой отец начал пить из-за того, что потерял работу, начались сложные времена для моей семьи, — Джагхед не смотрел на меня, опустив взгляд в землю. — Никому из нас это не нравилось, но маме особенно. И она начала искать «обходные пути», — в воздухе он изобразил пальцами кавычки. — Она хотела уйти от него, но не просто так, не в другой дом по соседству. Ей нужно было больше.
Я поджала губы.
Голос Джагхеда не дрожал, и я бы даже не поняла, как ему тяжело все это вспоминать, если бы не знала его так, как знаю я: что он сводит брови к переносице в недоумении, что ведёт взгляд в сторону, когда пытается что-то вспомнить, и поправляет шапку, нервничая. Что облизывает нижнюю губу, когда ему слишком тяжело говорить о чем-то.
Он наконец поднял взгляд от земли и посмотрел на меня. На какое-то мгновение я даже подумала, что он не собирается продолжать дальше, но он всё-таки заговорил:
— Мама уехала в Чикаго. По ее словам, «разведать обстановку». Она должна была узнать о рабочем положении или пройти стажировку — что-то такое, и взяла с собой Джеллибин — вроде как, не могла оставить ее с отцом.
Джагхед тяжело вздохнул. Мне захотелось положить руку ему на плечо и как-то поддержать, но я понимала, что ничего не смогу сделать.
Всё, что было в моих силах — слушать. Что я и делала.
— Однако все это затянулось. Она обещала скоро вернуться и приехать, но…
Джагхеду не нужно было продолжать, чтобы я поняла конец истории.
Моей мамы тоже не было рядом, но я даже примерно не могла представить, какого ему.
Что вообще можно чувствовать, когда собственный родитель бросил тебя?
— Теперь Джеллибин просит называть себя Джей-Би и, уверен, она скоро забудет, как я вообще выгляжу, — Джагхед усмехнулся, но вышло это как-то печально.
Наверное, поэтому я решила ответить.
— Такое трудно забыть.
— «Такое»? — ухмыльнулся Джагхед, смотря мне прямо в лицо. Я провела взглядом, пожимая плечами.
— Я бы не забыла.
Парень вздернул брови, казалось, будто очень удивившись моим словам, а потом неожиданно его лицо, наоборот, приняло выражение, словно я только что сделала ему большое одолжение.
Я никогда не перестану удивляться тому, как Джагхед умудряется оставаться Джагхедом, даже выворачиваясь наизнанку.
Он снова вздохнул: это получилось так близко от меня, что я буквально почувствовала скользящий воздух на моем лице, хотя Джагхед стоял довольно далеко. Его уголки губ опустились вниз.
— В тот момент я чувствовал себя таким уязвимым. Мне буквально казалось, что судьба пинает меня под дых.
Джагхед коснулся кончиком языка нижней губы.
— И это, черт возьми, было отвратительно! — его голос неожиданно стал громким, он буквально сорвался на крик. Но не жалкий и свистящий, а уверенный — крик побитого жизнью человека, пережившего слишком многое.
Я думала, что Джагхед все также продолжит кричать, но вместо этого его тон стал ещё тише, чем был изначально.
— Я больше не хотел быть слабым — увидел эту шапку на прилавке какого-то магазина и купил ее. Продавщица говорила мне что-то про ее волшебные свойства и что ещё там говорят, чтобы накрутить цену? Но мне понравилось только одно — она была короной.
Я перевела взгляд выше, уголки шапки действительно топорщились в стороны, но назвать это короной можно было только при хорошем воображении. Видимо, у Джагхеда оно было. Он же писатель, черт возьми, в отличие от меня.
— Корона — это же типа символ превосходства? — сказал Джагхед тоном, больше похожим на вопрос, чем на утверждение, хотя я была уверена, что это было именно то, в чем он ни капли не сомневался. — Когда она на мне, мне нравится это чувствовать. В этом даже есть что-то… книжное.
Я кивнула, одновременно убирая волосы, выбившиеся из-за ушей.
Джагхед замолчал, склонив голову вниз, и теперь я наблюдала его профиль, смотря сбоку. Мне казалось, что я так хорошо знаю его черты лица, что могла даже не видеть их сейчас, чтобы четко восстановить картинку в памяти.
— Глупо, да? — Джагхед поднял взгляд также неожиданно, как и опустил, и посмотрел на меня. Чтобы сделать это, ему понадобилось посмотреть против солнца, и он забавно сморщил нос, прикрывая один глаз. Солнечный луч полосой упал ему на лицо, и мне показалось это слишком красивым, чтобы мне было позволено видеть это.
— Нет, — отрицательно покачала я головой, на что Джагхед выдохнул весь воздух через нос — не верил мне.
Это было даже обидно.
Я считала Джагхеда Джонса необычным, по-хорошему непонятным и загадочным, но точно не глупым.
— Тогда думаешь, что я странный, — он покачал головой. Теперь это было утверждение, он буквально не допускал возможности, что я могу считать иначе.
А я считала.
И мне было жалко его, как человека, привыкшего к насмешкам со стороны и косым взглядам. Но вместе с тем я знала, последнее, что нужно было Джагхеду — моя жалость.
Поэтому я вытянула вперёд руку и положила ее ему на то место, где располагался нагрудный карман фланелевой рубашки.
Всё это время я думала, что он был спокоен и расслаблен, а теперь чувствовала, как мышцы напряглись под моим прикосновением.
— Вовсе нет, — произнесла я со всей уверенностью, на какую была способна.
Джагхед едва заметно что-то прошептал (хотя больше я была уверена, что мне показалось), а потом положил свою ладонь поверх моей и переплел наши пальцы. Приятное тепло распространилось по моему животу, и я кивнула, просто почувствовав, что это правильно.
А потом рассмеялась неожиданно даже для самой себя: то ли от того, что Джагхед вновь забавно прищурился от заходящего солнца, то ли мне просто нравилось стоять здесь рядом с ним, ощущая тепло его пальцев на своих, или просто зная, что какой бы жизнь не была ужасной и как бы плохо мне не было, сейчас у меня есть оно, это самое мгновение.
И именно в нем я могла чувствовать себя чуточку лучше.
— Хей, — Джагхед убрал свою руку с моей и пощелкал пальцами у меня перед лицом, но его собственное едва ли выражало отрицательную эмоцию: я видела, как дрожали его уголки губ, приподнимаясь выше. — Что смешного?
Когда я ему не ответила, он легко схватил меня за плечи, всматриваясь в глаза.
— Сидни! — ему пришлось повысить голос, чтобы попытаться дозваться до меня. — Чего ты смеёшься?
— Ничего, — наконец произнесла я, хотя впервые за долгое время чувствовала такую лёгкость, что мне хотелось кричать об этом. Всё события этого утра просто растворились в серых глазах. — Просто я рада, что секрет твоей шапки, оказался лучше, чем я предполагала.
Джагхед опустил свои руки с моих плеч и прищурился, но не от солнца, а словно пытаясь выведать все мои секреты.
— А думала ты, что…?
— Что ты скрываешь под ней блестящую лысину, — пошутила я в надежде, что это хоть немного поднимет Джагхеду настроение.
И секунду спустя он просиял: я никогда не видела, чтобы за какое-то мгновение человек мог из своей картонной копии вернуться в состояние, граничащее с радостью.
Я знала, что, возможно, это неправильно, но это заставило меня гордиться собой.
Джагхед поправил шапку на голове и повернулся вперёд — теперь я отчётливо видела его профиль в свете заходящего солнца.
— Между прочим, — в итоге протянул он, на пару секунд оборачиваясь в мою сторону. — Этот факт ещё не подтвержденный и не доказанный.
Я возмущённо выдохнула и слегка пихнула его кулаком в плечо.
А мгновение спустя увидела ее — искреннюю улыбку.
И я поняла, что знаю о Джагхеде Джонсе кое-что еще. Что его улыбка, та, которая была подарена мне сейчас, могла спасать жизни.
А большего мне было и не надо.
***
Был уже глубокий вечер, когда мы повернули обратно ко мне домой. Я закутывалась в бомбер Джагхеда, который впитал в себя приятный мне аромат его кожи. Мне стало спокойнее, хотя все ещё предстояло много чего выяснить. Мы сошлись на том, чтобы позвонить Стиву и Франу — узнать, кто из них мог отвезти меня домой и что произошло по пути. У последнего узнать, откуда был пунш и случилось ли ещё с кем-то на вечеринке подобное. Плотно сжатый ком в моем желудке начал понемногу расправляться.
— Сидни? — позвал меня Джагхед, легко касаясь моей руки, когда мы почти дошли до моего дома.
— М?
— Я хотел ещё кое-что добавить к тому инциденту с Бе… — Джагхед смотрел на меня, но мне пришлось его прервать, резко положив руку ему на предплечье.
Я увидела то, что заставило меня вцепиться в Джагхеда стальной хваткой. Полицейские машины стояли у моего дома, освещая фарами подъездную дорожку. Я увидела знакомого полицейского.
— Стив! Стив? — мой голос сорвался на крик.
Я попала в луч фар и поморщилась от яркого света. Знакомая головная боль вернулась, в черепной коробке будто раздавался гонг.
Несколько полицейских из отдела взглянули на меня — один из них был новенький, его прислали откуда-то с северной части страны, как только началось расследование насчёт моей мамы. Именно он и перегородил мне дорогу, грубо остановив меня за плечо.
— Успокойся, Броуди, — сказал второй, убирая его руку. — Это Сидни. Мур.
В глазах Броуди проскользнуло понимание, но взгляд не смягчился. Мы вместе дошли до Стива, который стоял у входа в гараж. Дверь в мой дом была распахнута — видимо, им пришлось её выбить, потому как я точно уверена, что запирала её на ключ.
— Стив?.. — протянула я, вновь готовая расплакаться, если мне сейчас же не объяснят, что здесь происходит.
Стив обернулся на меня и выдохнул, что, слава богу, я в порядке. Только после этого его взгляд метнулся к другим полицейским.
— Никто из соседей ничего не видел, — Броуди посмотрел на лист, прикрепленный к планшету. — Одни уже спали, другие уехали на Хэллоуин загород. Утром ничего подозрительного не было.
Стив кивнул, принимая информацию.
Моё сердце билось как бешеное. Соседи ничего не видели, но сейчас меня все равно скрутят и схватят, а остаток жизни я проведу в тюрьме.
— Мы получили анонимную наводку, — наконец Стив обратился ко мне. — Наверно, тебе лучше уй…
— Уйти? — я отыскала в себе немного храбрости и осталась стоять на месте. Я не готова умирать. Я не готова ехать в тюрьму. — Я никуда не уйду.
Джагхед все это время молча стоял рядом. Он хотел прикоснуться ко мне — я видела — но не мог в силу обстоятельств.
Стив кивнул и спросил меня, могу ли я открыть гараж, как только Камилла Рамос оповестила всех, что дом пуст. Я согласилась — ключи висели в прихожей на крючке. Двое полицейских воспользовались ими и начали поднимать дверь.
Воздух, несмотря на осеннюю прохладу, внезапно стал разряженным. Секундное молчание всех членов группы — меня, Джагхеда и полицейских — отдавалось в голове цикличным ударом тарелок о кафель. Казалось, будто все моё тело, мозг да и весь мир замер — такое бывает лишь перед самым плохим событием.
Гараж оказался открыт, и я увидела то, что увидела.
Это была моя тётя.
Тело женщины висело, подвешенное за кисти рук к жёсткой перекладине на потолке. Её одежда пропиталась кровью, весь пол был залит темно-бордовыми лужами. Её пышные пшеничные волосы закрывали лицо и комом осыпались ей на грудь. Голова была наклонена в неестественном положении. Она выглядела как тряпичная кукла, брошенная здесь умирать.
Мой телефон завибрировал, и мне даже не надо было открывать новое сообщение от анонима, чтобы знать, что он написал.
«Ты убийца, Сидни Мур»
