Один день из жизни Распутина

Тёмная тихая ночь. Одна из тех ночей, когда летом приятно шелестит тёплый ветер, и на улицах множество запоздалых прохожих. Зимой - холодные снега нещадно бьют в лицо, и лучше либо находиться дома, либо не быть на улице одному. Одна из тех ночей, когда тишиной наполнены все улицы и кварталы Петербурга. Молодые люди провожают девушек домой, нищие попрошайки спешно собирают свои вещи и прячутся по тёмным углам и приютам, и голоса, веселье, смех на улицах постепенно гаснут. И наступает рассвет. Наступает, вновь пробуждая город на Неве. В такую ночь проснулся в тот раз Распутин. Вздрогнул, как будто очнулся после страшного сна. А он и хотел в тот момент, чтобы всё, что с ним произошло, оказалось всего лишь страшным сном. Но рана в груди саднила, напоминая о себе, а рассвет тянул с появлением и всё не наступал. Распутин слышал и видел всё, но никак не мог пошевелиться. Его так и оставили лежать на полу всё в той же столовой. Вспомнив бледное лицо Юсупова, Распутин понял, что за ним ещё вернутся. Он начал шептать, попытался молиться и креститься, но так и не смог поднять рук, а язык не слушался его. Он зажмурился и принялся молиться про себя, и то ли это было случайностью, то ли провидением, но Распутин ощутил, как к нему возвращаются силы. Он пошевелил пальцами. Наконец дрогнул рукой. Сверху внезапно послышались шаги. Распутин затаил дыхание и замер. Даже если бы он был слепым, он бы узнал в этих шаркающих шагах, в этих прерывающихся беспокойных вздохах Юсупова. Хотя, на его месте, Распутин и сам побоялся бы подходить к трупу - если бы ещё был трупом... Юсупов прошёл в комнату и остановился. Распутин ощущал на себе его взгляд, ощупывающий, на сей раз, не всего его, как нынче утром, а лишь рваную рану где-то в районе груди. Где-то - Распутин чувствовал её, но не смел дотронуться. Юсупов сделал шаг вперёд. Ему нужно было перетащить тело через чёрный вход на улицу и, пока не занялся рассвет, бросить в машину. А дальше они разберутся со всем сами. Он слегка наклонился, тронул кучерявую бороду старика, провёл рукой до шеи, где не должно было быть никакого пульса. Не дав ему опомниться, Распутин резко поднял руки и обхватил ими Феликса, затем поднялся сам, что далось ему с немалым трудом из-за боли, и схватил Юсупова за воротник. Говорить он так и не мог, хотя в тот момент сказал бы много всего. - Феликс! - послышалось сверху. Распутин замешкался. Их с Юсуповым обеспокоенные, полные страха - но разного страха - взгляды встретились. - Феликс, ты что, уснул там? - послышался другой голос спустя некоторое время. Люди спускались. Распутин отпустил Юсупова и, что было силы, бросился к чёрному входу. У Феликса при себе, к счастью, не оказалось револьвера. Только Распутин ощутил спасительный запах уличного воздуха, морозную свежесть декабрьского утра, ему стало много легче. Он стал яснее видеть и осознавать всё происходящее, и даже рана в груди перестала ныть и напоминать о себе. Ощутив всё это, он принялся горячо молиться. Его молитвы в тот момент были похожи на невнятные бормотания пьяного нищего, но они придавали Распутину сил идти дальше. Вслед за мужчиной в тот момент из дома выбежали заговорщики. Снег зло бил им в лицо. От Распутина ветер уносил снег мимо. Мужчины застыли от внезапно пронзившего их утреннего холода. Распутин же неспешно шагал к воротам в одной рубахе, не чувствуя холода. Наконец заприметив Григория, один офицер выстрелил. За ним - другой. Распутин только и успел доплестись до ворот, которые были наглухо закрыты. Послышалось ещё несколько выстрелов, но хотя они и попадали в Распутина, он точно и не чувствовал их. Его мысли были совсем о другом, держались за одну спасительную ниточку, которая ещё оставляла его в этой жизни. Но не до этих спасительных мелочей было Пуришкевичу, который, видя замешательство своих компаньонов, выступил вперёд. Именно он взвёл револьвер и выстрелил в Распутина, когда тот обернулся всего на секунду, надеясь, что наконец отстал от преследователей. Пуля попала в спину. Распутин не почувствовал её. Он знал, что сможет скрыться, выживет, ещё поведает об этом царю Николаю, заложив всех их до единого. Он представлял, как будет вещать Романовым о своих видениях и снах - может даже пророческих, он сам до конца не понимал. Царская семья должна жить, царская семья должна вечно править! Вместо этого Распутин только увидел самого себя издалека. Он почувствовал только пулю - щемящую боль в спине наподобие той, что совсем недавно прожигала его грудь. Видел, как покачнулся и одной рукой сильно вцепился в решётку ворот. "Боже, - хрипел он, пока убийцы неспеша ступали по снегу к нему, - храни царскую семью". Распутин упал намертво. Как в каком-то сне (как в одном из своих ночных кошмаров) он видел, как поднимают его, бросают в машину, как тряпичную куклу, и везут, везут, везут... И, казалось, всё тихое предрассветное утро скорбит по его кончине. Но видел всё это Распутин как-то издалека, совсем не своими глазами. Глядел на собственное мёртвое тело. Вот машина остановилась, и из неё первым вышел Юсупов. Тот самый Юсупов, который спас его сегодня утром на площади и жал ему, как другу, руку. Затем его тело бросили в ледяную реку. - Всё кончено, - шептал Пуришкевич, успокаивая бледного, белее снега, Юсупова. - Со всем покончено. Каким же долгим был этот день. Всего один день. И Распутин засыпал теперь, будто закрывая глаза, но видя уже не кошмары, а светлое будущее.