***
«Простишь?» — выразительный взгляд в неверном свете ночника завораживал и притягивал. Потрясающая сила убеждения! Да и декорации выше всяких похвал: голый Куроо, оперевшись на локти и положив подбородок на сомкнутые «замкóм» руки, вытянулся на кровати во весь рост, сверкая татуированной задницей. Во рту этот кошак драный держал розу. Самую натуральную розу. Тсукишима демонстративно облокотился о дверной косяк и насмешливо оглядел плацдарм «прощения», невольно вспоминая про ультиматум и представляя, как… Судя по невнятному горловому звуку, Куроо прекрасно всё понял, но извиняться не передумал. Ну надо же. А розочка-то какая интересная — бордовый бутон, мелкие листочки, длинный стебель и шикарные шипы, м-м-м. Лениво скользнув многообещающим взглядом по изгибам напряжённого тела и остановившись на мерцающей татушке, Тсукишима решил, что простит. Минут через двадцать-тридцать. Однозначно простит. Минут через двадцать-тридцать Куроо Тецуро / Тсукишима Кей — Занятно. — Куроо задумчиво пялился в потолок. — Нет, прикольно, конечно, но… Первый и последний раз! — Надеешься, что извиняться больше не придётся? — Тсукишима рассмеялся. — Слабо верится в твоё примерное поведение. — Тсуки! Между прочим, неверие в потрясающе-великолепного меня удручает. — Куроо показательно смахнул несуществующую слезинку. — Придётся воспитывать твоё чувство прекрасного. Ожидавший чего-то подобного, Тсукишима успел соскочить с кровати и отпрыгнуть в сторону. Не успевший его схватить Куроо, разочаровано фыркнул и перекатился по смятым простыням, принимая сидячее положение. А в следующую секунду оглушительный вопль заставил Тсукишиму нервно вздрогнуть и посмотреть на Куроо, который громко матерился и отдирал от своей задницы впившуюся в нежную кожу длинными шипами розу. Даже извержение вулкана, десятибалльное землетрясение или семиметровое цунами не смогли бы заставить Тсукишиму удержаться от истеричного хохота. — Ха-ха-ха, Ку-у-уроо! — Он с трудом выталкивал из себя слова. — Розы на заднице, ха-ха, розы в заднице, всё-о-о, финиш! — Почему это в заднице розы оказались во множественном числе? — Куроо раздражённо зашипел, вытирая первой попавшейся «тряпкой» проступившие на ягодице капельки крови. — Или ты и себя имеешь в виду, цветочек? — Да пошёл ты! — Тсукишима бессильно всхлипывал, не в силах успокоиться. — Эй! Это моя футболка! — Привыкай, — злорадно оскалился Куроо, — что именно твои футболки всегда оказываются у меня под рукой. — Ну-у-у, если к-каждый раз при н-нашей в-встрече ты б-будешь вытаскивать из своей задницы оч-чередную розу, ха-ха, я не в-возражаю. — Тсукишима от нехватки воздуха и нервных смешков словил икоту. Продолжая неадекватно подхихикивать, он осторожно потянулся к сумке, доставая бутылку с водой и мелкими глотками успокаивая разбушевавшуюся диафрагму. — Фр-р… Тебе бы не орхидеи, а розы ненавидеть надо. — Не могу. — Куроо пожал плечами. — Я не могу тебя ненавидеть, Тсуки. Я тебя люблю, зараза язвительная. Тяжёлая пауза повисла в воздухе. Тсукишима, сидя на полу, в полной прострации разглядывал Куроо, растерянно моргая. — Что? Ты мне тогда не поверил? Почему-то я так и думал. — Он подошёл к нему и забрал воду, жадно делая глоток за глотком. Закончив пить, Куроо одним рывком поднял Тсукишиму с пола и заглянул в глаза. — Мой. Понимаешь? Ты — мой. И ради тебя я на многое готов. Даже не давить на твоё упрямство и ждать. — Ни капли издёвки, лишь пугающая своей неотвратимостью серьёзность. — Хотя, как мне кажется, долго ждать не придётся. — Непонимание на лице Тсукишимы заставило улыбнуться. — Глупый. Неужели ты думаешь, я бы позволил случиться всему этому, если б не был влюблён и уверен, — Куроо ласково провёл пальцами по его щеке, — в ответных чувствах? — Ты что-то путаешь. Этого не может быть. — Тсукишима, наконец, обрёл голос, вывернулся из объятий и сел на кровать, быстро приводя мысли в порядок. — Просто не может быть. Я не… — Ты кое о чём забыл. Встав рядом с Тсукишимой, Куроо насмешливо сощурил глаза и наклонился чуть ближе. — О чём же? — встревожился тот, поскольку ничего путного в голову не приходило. — Чувствовать не так громко, — хриплый шёпот прямо в ухо. Миг и… сердце захлебнулось в водовороте противоречий, невольно проецируя потрясающий спектр эмоций на вспыхнувшего счастьем Куроо. — Вот и я об этом! Что это, по-твоему, если не любовь? — Приступ твоего больного воображения. Тсукишима скривился, но так и не смог перестать «зеркалить». А в ответ, переливаясь радугой сочных красок, приходили чувства: странные, непонятные, притягательные, так похожие на его собственные. Тсукишима, иронизируя то ли над собой, то ли над Куроо, «закрылся» и с уверенностью, которую на самом деле не испытывал, заявил: — Я категорически отказываюсь признавать своё поражение. — Вызов принят, — прорычал Куроо, нависая над Тсукишимой и подминая его под себя. Стена «зеркальной тишины» треснула под довлеющей тяжестью тела и азартом в кошачьих глазах. Тсукишима сухо сглотнул и не выдержал — лавина чувств смешалась. А через мгновение, как будто маятник запустили: пласты, спирали и всполохи «странных» эмоций, подчиняясь ритму, соединились и запульсировали в унисон. Вопросительно изогнув бровь, Тсукишима провоцирующе усмехнулся. Куроо, победно сверкнув глазами, предвкушающе облизнулся и потянулся за поцелуем. — Сыграем, Тсуки? — Твой ход, Куроо!Глава 17
16 июля 2018 г. в 20:29
Козуме Кенма
Куроо на вызов не реагировал, с кем-то болтая по телефону. А с кем ещё, если не с Тсукишимой? Хорошая новость, кстати. Раз Тсукишима настроен разговаривать, шанс у Куроо есть. Кенма вздохнул и отправил смс-сообщение.
Кенма: У тебя час, пока я Тсукишиму по городу катаю. Потом повезу к себе. Так что придумай, как извиняться будешь и… не перегибай палку.
Готово. Осталось с таксистом договориться. Кенма спокойно направился к стоянке, где всегда можно найти свободную машину.
Тсукишима Кей
Короткие гудки эхом отражались в сознании Тсукишимы. Раз за разом прокручивая в голове последние слова Куроо, он, наконец, пришёл к логичному — и никак иначе! — выводу: дурак. И шутки у него дурацкие.
Образ влюблённого Куроо с реальностью и чувствами Тсукишимы вообще не совпадал. Но тогда какого чёрта он как придурок пялится в одну точку и пытается выровнять дыхание, успокаивая гулко бьющееся в груди сердце?! Тсукишима искал ответ, но не находил, накручивая себя ещё больше.
И почему Кенма до сих пор не вернулся? Тсукишима нервничал и хотел быстрее уехать отсюда. Он не имел ни малейшего желания встречаться с Куроо, вероятность столкновения с которым возрастала с каждой секундой.
— Идём. — Кенма возник из ниоткуда. — Живу далеко, так что покатаемся прилично.
Тсукишима равнодушно пожал плечами и полез в сумку за наушниками. С Кенмой они особо не общались, так что Тсукишима уверен — поддерживать разговор не потребуется. Да и не тот человек связующий Некомы, чтобы лезть к нему с вопросами-поучениями. Ожидания оправдались: захлопнув двери такси, Кенма тут же уткнулся в свою игрушку, не навязывая раздражающего общества и предоставляя возможность любоваться ночным Токио.
Но Тсукишиме все эти любования до лампочки — его захлестнули чувства. Злость постепенно перерастала в глухую обиду и что-то ещё непонятное. Плюнув на собственные заморочки, Тсукишима осторожно попытался дотянуться до Куроо. «Стена» исчезла, уступив место удивлению, радости и… Тсукишима вернул «стену» обратно. Ого. А это оказалось намного легче сделать. Раньше вообще не получалось, а сейчас — без проблем.
Тсукишима задумался и вновь настроился на Куроо, придерживая собственные эмоции. Озадаченность, немая просьба, горькая вина… Стена. Сожаление, раскаяние, обещание… Стена. Недоумение, лёгкая угроза… В очередной раз спрятавшись за преградой, Тсукишима пакостно ухмыльнулся.
Кенма: Куроо, ты там больше нигде не накосячил? Тсукишима как-то странно улыбается. Мне жутко.
Куроо: Развлекается. Мстительная сволочь. Я, конечно, виноват, но не до такой же степени!
Кенма: ???
Куроо: Неважно. Я почти добрался, так что вези этого мстителя сюда.
Внезапно проявившаяся совесть — всё ж таки не в волейбол играл! — на корню задавила дальнейшие попытки с экспериментами. Тсукишиме стало жаль — себя, Куроо, испорченный выходной, даже Кенму, планы которого явно попали под корректировку произошедших событий. Монотонно постукивая пальцами по коленке, он размышлял на вечную тему, правда, вопросом «кто виноват?» особо не озадачивался.
Устало откинувшись на сидении и стянув наушники, Тсукишима решил — будь что будет, и прекратил сдерживаться, волной посылая в адрес Куроо остатки злости, тлеющей обиды, едкого разочарования и… Да, чёрт побери! Он ревновал. И что с того?!
Тсукишима ожидал в ответ чего угодно, но только не абсолютного счастья. Да что у Куроо в голове творится? Рехнулся? Но пришедшее на смену нетерпение тут же напомнило, что в мыслях Куроо сантименты надолго не задерживаются: привычное и будоражащее возбуждение однозначно указывало, что минута эмоциональной слабости перебить гормоны не способна. Тц. И зачем на этом акцентировать внимание? Как будто сам Тсукишима против! Хм, это он сейчас о чём подумал? Куроо! Между прочим, прощение ты ещё не заслужил.
— Второй этаж, первая дверь налево.
— А?
Тсукишима с удивлением обнаружил себя стоящим в большой комнате рядом с лестницей.
— Разберёшься сам? Я поехал, такси долго ждать не будет.
Кенма схватил с полки забытые ключи и тихо прикрыл за собой дверь, так и не услышав растерянного «спасибо».
Нормально. Хотя… судя по всему, Куроо действительно где-то левее и выше. Обижаться Тсукишима перестал, но упрямая натура настоятельно требовала возмездия.