Надежда

      В середине ноября город А. обыкновенно погружался в молчаливое ожидание первых снежных бурь, морозов и предрождественских ярмарок – оправлялся после Хэллоуина, чьи отголоски наконец затихли спустя пару недель восторженных детских визгов. Наконец начинались противные моросящие дожди со снегом, сгущались тучи, закрывались прежде распахнутые навстречу последнему солнцу окна, смывались краски с растянутых над домами транспарантов с типичными хэллоуинскими лозунгами. В общем, город усиленно готовился к предстоящей спячке.       В такой день в середине ноября и произошло то, о чем через пару дней затрещали все газеты и радиопередачи, и произошло на закате этого самого дня. Точно не сказать, когда, но день был ноябрьским – это можно было выяснить, прислушавшись к барабанной дроби дождя по козырьку над крыльцом закрытой булочной. Под этим козырьком в тот день вершилась история. Спрятавшись здесь, Кемила Келлерманн, сама того не подозревая, стала легкой добычей для тех, кто уже несколько месяцев искал лазейки, чтобы сегодня оказаться здесь, на крыльце дружелюбной булочной. Сегодняшний ливень, быть может, и был предсказан еще за неделю до этого дня, но шквалистый ветер, безжалостно срывающий с деревьев и столбов остатки украшений и столь же безжалостно бросающий их в лужи. От такого дождя не спастись, ни закрыться зонтом - ветер тут же выхватывал его из рук и носил по асфальту, дразнясь и играя. Эту ночь дождь сделал особенно жуткой – вой ветра, непрекращающийся «белый шум» от миллардов капель дождя и барабанная дробь из незакрытых калиток, сорванных дорожных знаков и ударяющихся о стекла веток. Именно эта жуткая погода застала Кемилу прямо посреди ее вечернего путешествия домой с работы. Зонт ее был тотчас же брошен ветром на проезжую часть, и Келлерман даже не дернулась – жизнь свою она ценила больше дешевого зонта. Однако стоять на улице в разгар такого стихийного бедствия она не собиралась. Взгляд заметался в поисках укрытия, и вскоре нашел его – прямо под вывеской «Булочная».       Крыльцо, вырванное из мглы лучом фонарного света, было заботливо скрыто от бушующей стихии легким навесом с резными опорами, и потому было идеальным пристанищем для любого, кого дождь застал в здравом уме и без зонта. Быстрым шагом Келлерман, стараясь обходить лужи, добралась до спасительного крыльца и наконец облегченно выдохнула. Нащупав взглядом табличку с адресом, она вызвала такси и вздохнула, представляя, каким бесконечно долгим будет ее ожидание. - Bonsoir, Mademoiselle, - вдруг раздался за ее спиной глубокий, с хрипотцой голос, заставивший Кемилу даже вздрогнуть – когда она поднималась, никого не было. Женщина обернулась, чтобы увидеть перед собой темный силуэт, но когда глаза ее привыкли к темноте, она смогла различить в нем прилично одетого мужчину. – il fait trés mauvais aujourd'hui, n'est-ce pas?* - он делает шаг вперед, но все еще остается в тени – так, что разглядеть его лицо не представляется возможности, однако взгляд его по-кошачьи блестит неживым светом фонаря у крыльца. - Простите, я не говорю на французском, - раздраженно вздыхает Кемила, опираясь спиной на сухую стену и глядя в пелену дождя, в которой все еще не появлялись фары ее автомобиля. Незнакомец вздыхает тоже – Келлерман даже не уверена, понял ли он ее, но больше он не говорит, он смотрит вместе с ней в ту даль, скрытую дождем, иногда бросая взгляд на часы. Ее, кажется, опаздывали – показывали всего пять вечера, хотя на улице была непроглядная тьма. - Не подскажете, который час? – наконец обращается Кемила к ее невольному спутнику, но тот лишь хитро улыбается. - О, конечно, - в его глазах пляшут чертики, и это последняя вещь, которую Келлерман видит перед тем, как потерять сознание. - Время исчезнуть ненадолго, ma chére.*