Надежда

      Шла череда бессолнечных, холодных, безрадостных дней осени. Таких дней, в которые серые люди бесшумно текут по пустым и мокрым улицам, не перебросившись улыбкой, и лишь синхронно, как один раскрывают зонты, стоит темным крапинкам появиться на асфальте. Осень только наступала, а уже казалось, что здесь она давно — дожди и хлюпающие под ногами листья стирали любые остатки от поры тепла, и уже казалось, что и не было никакого лета, а то, что было — всего лишь приятный сон, от которого не хочется просыпаться.       Дэммит взглянул на эту муть сквозь мокрое стекло кухонного окна, и лицо его тут же приняло самый страдальческий вид. Однако оценить это было некому, как и этот совершенно безрадостный вздох осознания — его ждали на работе через час, его будильник не прозвенел вовремя (или прозвенел, но разбудить не смог), а он стоит посреди кухни с чашкой вчерашнего, разбавленного кипятком чая и все меньше хочет оказываться по ту сторону замутненного стекла.       Время, однако, ждать подходящего настроения не собиралось, как не собирались ждать его бесконечные, казалось, горы бумажной работы, под которыми были погребены и романтика полицейской жизни, и повышение, и настоящие расследования, а не пропавшие велосипеды и разбитые витрины. «Офицер Браун» — звучало гордо, но на деле было лишь слишком громким и ненужным званием для подобия офисного работника. Браун отставляет в сторону недопитый чай, стягивая со стула рубашку и брюки, и вскоре из подобия побитого воробья парень превращается в стража порядка. Впрочем, о его причастности к гордому полицейскому корпусу свидетельствовал лишь жетон на куртке да фуражка — ни рост, ни телосложение не выдавали в нем того, кого ожидаешь увидеть в рядах полицейских.       Хлопнула дверь, отдаваясь эхом по пустому этажу. Лифт не работал, как обычно — сквозь приоткрытые створки можно было услышать ругань рабочих и звон инструментов. — Сука, — прошипел парень, будучи после мрачного утра не в лучшем расположении духа. Дробь шагов по лестнице слилась с ритмом капель, шумно падающих на металлические козырьки над подъездными окнами.       Ожидания нисколько не обманывали — на улице было противно. Даже воздух промок насквозь, превратившись в изморось, невидимую, но отвратительной влагой ощущавшуюся в легких после вдоха, и заставляющая откашливаться на выдохе. Браун, нерешительно зависший на крыльце, обреченно вздохнул и лишь сильнее натянул капюшон куртки, спускаясь с лестницы. День не обещал совершенно ничего хорошего. — Утра, капитан, — смял Дэм, заявляясь в мертвецки тихом офисе местного отделения полиции. Капитан, как и ожидалось, даже взгляда не поднял на Брауна, лишь кивнул, но так, что было непонятно, было ли это ответом Дэму или собственным мыслям. Впрочем, сам Браун на это внимания не обращал — плюхнулся за свой стол, бегло сканируя взглядом бумаги и упорно пытаясь понять, стало ли дел о велосипедах больше. Когда-нибудь это его доконает, ровно тогда, когда мечты о серьезных делах окончательно растворятся в серой рутине. Дэммит вздохнул. Драматично и трагично. — Дэм, подойди на секунду, — вдруг подал голос капитан, и Дэм, встрепенувшись от накатившей дремоты и пару раз моргнув, чтобы прийти в себя, уже через несколько мгновений мялся перед столом начальника, стараясь избегать зрительного контакта. — Да, капитан? — Есть дело для тебя.

НЕСКОЛЬКИМИ ЧАСАМИ РАНЕЕ

      Последние пару часов Дексри жив только благодаря мыслям о горячем картофеле с маслом и специями в забегаловке, куда выходят его окна. Даже кофе не помогает закончить отчёт об украденном велосипеде, так что он просто смотрит на часы и ждёт оставшиеся 6 минут. Резкий стук выводит из сонного настроения и заставляет раздражённо хмуриться, массируя пульсирующие виски.  — Приём закончен, — его голос звучит грубо. — Кто бы это ни был, ты… Стук продолжается, прерывая его. Он встаёт со скрипучего кресла и подходит к зашторенной двери кабинета. Его пальцы едва касаются ручки, как дверь врезается в него, ударяя по лбу. Дексри шипит от расцветающей боли, пока зажмуренные глаза восстанавливают фокусировку.  — Приношу свои извинения, — звучит голос одновременно с перестуком каблуков вглубь помещения мимо следователя. Брюнетка лениво осматривается и кладет сумочку прямо на стопку документов на рабочем столе. Дексри слишком уставший, чтобы закатывать сцены, так что просто впивается взглядом в фигуру и ждёт. — Детектив Хокант? Я слышала, что вы интересовались местной психиатрической больницей. У меня есть информация, которая может помочь.       Ещё пару дней назад Хокант в очередной раз готов был сдать все папки по делу Кемилы Келлерман в виду отсутствия каких-либо следов. Но предупреждающе-угрожающие лица начальства и слишком активно присылаемые письма для среднестатистической пропажи человека с просьбой не лезть подкрепляли подозрения о том, что здесь не все так чисто.       Он пробегается глазами по протянутой визитке и поднимает взгляд на девушку. Журналистка. Прошло больше года с исчезновения Келлерман. Иногда Хокант чувствует себя единственным, кто помнит этого человека. — Откуда вдруг у не местной журналистки интерес к этому тухлому расследованию? — Дексри знает, что ему не дадут второго большого дела, пока он не закроет или не сдаст предыдущее, но работа есть работа и ездить по свидетелям он может только в свободные дни. На радость его начальнику, к нему стучатся дамы с пропавшими собачками почти каждый день.  — Вы наверняка рассматривали мотив конкурентов проекта мисс Келлерман? Один из них приходится близким другом Селери Мэйхем, владелицы вашей психбольницы. Когда я… интересовалась его деятельностью, то заметила некую частоту происшествий с людьми, после конфликтов с ним. — она делает паузу и роется в сумке, пока не вытягивает стопку файлов. Хокант подозревает, что большую часть её вещей можно использовать как причину для ареста, но молчит. — Трое из них находятся в лечебнице Мэйхем.       На руках Дексри лежат копии списков пациентов, с выделенными фамилиями, анкеты и удостоверения личности. Люди разных возрастов, разных деятельностей. Объединённых разве что кардинально расходящимися взглядами с так называемым другом мисс Мэйхем. Он перебирает их файлы, прослеживает перечень больных два раза и с нечитаемым выражением лица обращается к Лэмбер.  — Здесь нет Келлерман. — Лэмбер закидывает ногу на ногу, чувствуя себя в кабинете увереннее, чем сам следователь, и согласно кивает. — Значит вы считаете, что её могут скрывать среди психобольных, — скорее утвердительно, чем вопросительно произносит Хокант через полминуты и видит самодовольную улыбку.       Он думал об этом, конечно же, но у него не было ни одной улики для того, чтобы считать эту теорию рабочей. Проще было бы закрыть это дело и забыть, но это шло настолько вразрез с его принципами, что он не смог бы работать дальше, зная, что оставил настолько очевидно устраненного человека, который этого не заслуживал. Это было для него так же очевидно, после всего, что он изучал о Кемиле. Лучшие люди всегда мешают кому-нибудь.       Его отвлекает шум от доставаемой ручки — его ручки — перегнувшейся через стол журналисткой, и тогда он замечает заявление, которое она заполняет. Когда она выпрямляется и старательно выводит какую-то подпись с экрана телефона, листок выдергивается на очередной закорючке. Хокант пробегается по строкам и недоверчиво оглядывается на возмущенную девушку.  — Это поддельное разрешение на допуск в частное заведение, — она только надувает губы и пытается выхватить листок обратно, — Мисс Лэмбер…  — Фиффи, если хотите, — Дексри морщится от незаконченного воздушного поцелуя и настойчиво продолжает сквозь зубы. — Мисс Лэмбер, вы находитесь на территории полицейского департамента и-  — А мисс Келлерман находится в часе езды от Вас, но вы не можете туда попасть. Но смогу я, с Вашей небольшой помощью. — она знает, что он согласен с каждым её словом и смакует паузу и все стадии отрицания на лице следователя. Дексри скорее уйдёт из полиции, чем преступит закон, но он лучше, чем кто-либо знает, что закон и справедливость иногда должны быть гибкими, чтобы получить результат, поэтому он открывает ящик стола и кладет в женскую ладонь нужную печать… — И чего же Вы хотите от меня? — Браун вопросительно вскидывает бровь. От подобных дел всегда веяло чем-то пугающим и нехорошим куда сильнее, чем от прочих серьезных дел. Капитан Хокант тяжело вздыхает, прежде чем изложить суть. — Тебе нужно будет устроиться в эту лечебницу, — в повисшей тишине было слышно, как на несколько секунд прервалось дыхание юного офицера. Его потерянный взгляд сталкивается со взглядом капитана — как всегда, не позволяющим сомневаться в серьезности его намерений. — Ты «уволишься» отсюда по собственному желанию, а я дам рекомендации. — Я… Вы понимаете, что меня черта с два возьмут на закрытый объект?! — Браун хотел бы понять, чем руководствуется капитан и о чем он думает, ставя такие задачи перед совсем еще «зеленым» офицером, чей испытательный срок едва ли успел кончиться, но понять его порой было если не невозможно совсем, то как минимум ужасно сложно. — Тем более, кому в чертовой больничке нужен бывший полицейский… — «бывший», скорее, ведь его увольнение было настоящей подделкой. — Затесаться в охрану не составит труда даже на закрытом объекте, — бросает Декс, протягивая парню бумагу и ручку для заявления, — А там — доступ ко всему корпусу больницы. Следи за журналисткой и присматривайся к пациентам, — Дэм никогда не был оптимистом, и в этой ситуации тоже не собирался — почти год Кемилу Келлерман считают пропавшей, ее дело висит, еще с тех пор, когда Дэма здесь и не было, с чего бы ей оказываться живой? Однако он не отказывается и не упирается, ставя подпись в заявлении. — Пожелайте мне удачи, капитан