Странички жизни

В лифте юноша, незаметно для поднимающихся наверх вместе с ними постояльцев, сжал ладонь мужчины, украдкой потянул вниз, и быстро шепнул ему на ухо, когда тот склонился: «Пойдем ко мне». Стивен Стрэндж кивнул, ответив исполненной сокровенной нежности улыбкой на просительный взгляд. Который они не сразу отвели друг от друга, думая о том, как только что страстно до истомы целовались на заднем сиденье машины. Это стало их новой тайной ото всех остальных, особенно от стоящих рядом, скучающе переминаясь с ноги на ногу, и ничего об этом не знающих. Потрясающей тайной, в которую им самим уже стало нелегко полностью верить, хоть она и продолжала жить на губах, напоминая о только что пережитой вместе неге. Миг их настоящей близости прямо на глазах у всех, оставшийся тем ни менее никем незамеченной, муссировался в эту минуту во всех подробностях. Непременно найдется тот, кто обнародует следующую пикантную новость – смывшиеся с официального празднования премьеры, ведущие актеры уединились в номере одного из них. Это так же будет сочтено «черным пиаром». С пьющими в эту минуту успокоительное студийными боссами еще предстоит объясняться им обоим, хоть и нет плохой рекламы, как не зря говорил классик американской литературы. Будет выглядеть несколько приличнее, если они скроются за дверьми от посторонних глаз не у того, кто из них старше. Сколь бы мизерно мало все кругом не поверили в то, что действительно там произойдет. Оставшись наедине, только вдвоем, за закрытой ото всех дверью, и Стивен Стрэндж, и Питер Паркер, остановились посреди комнаты, рядом друг с другом, но не вблизи. Обоим вдруг стало не по себе из-за того, для чего они здесь были и что должно было последовать. То, чего хотелось им обоим, но неожиданно начало форменно пугать, пусть каждого и по его собственным причинам. Одному это представилось едва ли не кощунством, второму почти священнодействием. Возникшая заминка, тем более после того, как они, абсолютно забывшись, чуть ли не раздевали друг друга при постороннем, в машине, а теперь, вместо того, чтобы наброситься друг на друга при первой возможности, медлили, привела к еще большему внутреннему конфликту и колебанию. Стивену вновь припомнилась их разница в возрасте и то, что будущего у них с Питером быть не могло по определению. Питеру вспомнились все те страшно ранящие разы, когда Стивен гнал его прочь от себя и из своей жизни, отказывался от него. Он никогда его нарочно не преследовал, если не считать самого начала их знакомства, когда он всего-навсего старался попасться соседу лишний раз на глаза, но выходило именно так. И вот снова, по замкнутому кем-то кругу. - Ты передумал… - еле слышно произнес тускло улыбнувшийся Питер Паркер. Задорно вздернул подбородок, выдавил залихватскую улыбочку на кривящихся губах, давя подступивший к горлу ком и удерживая в заблестевших влагой глазах слезы. Пренебрежительно присвистнул. – Подумаешь, мне не привыкать. В следующий раз доберусь. Вдруг мы застрянем в лифте на всю ночь или потерпим кораблекрушение и окажемся на живописном, располагающем к романтике необитаемом острове. - У меня клаустрофобия и водобоязнь, а еще аллергия на укусы экзотических комаров величиной с гиппопотама. – хмыкнул совершенно покоренный силой его нисколько не скрываемых чувств Стрэндж, махнув на все рукой и оставляя всевозможные моральные терзания за бортом. Питер не боялся показаться смешным и жалким в его глазах, даже этого, самого для влюбленного страшного. Чего тогда бояться ему. Довольно что-то выдумывать. – Уж лучше давай здесь и сейчас. - Сейчас?.. – переспросил Питер, не верящий тому, что услышал и вообще понял его правильно. Это, наверное, опять какая-нибудь шутка, чтобы не сказать издевка. - Сейчас… - тихо повторил Стивен, протягивая руки и привлекая Питера к себе. Обнял, волнующе провел руками вдоль позвоночника, так, что юноша ахнул, ласково огладил полушария ягодиц, и сжал их в ладонях, одновременно склоняясь к лицу, чтобы поцеловать, нежно и долго. Питер словно не вынес своего долгожданного, бегущего от него прочь, вечно ускользающего счастья, умер и увидел себя со стороны. Ведь так же точно Стивен Стрэндж целовал когда-то, в другой совсем жизни, того рыжего… в точности так же гладил, как теперь его… Как же Питеру этого хотелось! Как ужасно больно вдруг снова стало! При острым лезвием бритвы мелькнувшей мысли, что для единственного любимого человека нет в этом действии ничего особенного, он делает так всегда. Знает что делает, делает умело – со всеми подряд, а не с ним одним! С кем только не делал, выдворяя его взашей. Но! Сейчас! Делал с ним! Был лишь только с ним одним, принадлежал ему одному! Весь он, Стивен Стрэндж, включая его дыхание, сладко опаляющее исцелованные до боли губы, а значит и даже сама его жизнь… То, что почувствовал в этот миг окончательно шагнувший за допустимую грань Стивен, сделавший бесповоротный шаг за им же самим проведенную и видную издалека ограничительную черту, описывалось всего одним словом - правильно. Все правильно. Все так, как и должно было быть.