***
— Господин Кагеяма, — нарушил вожделенную тишину Шоё, беспокойно, видимо, в каком-то явном возбуждении, переминаясь с ноги на ногу, и с неким восхищением, будто бы в ожидании чего-то интересного, смотрел на принца снизу вверх, — А каким Вы помните своего старшего брата? — Моего кого? — переспросил Кагеяма, потерявшись во времени, по-видимому, и вовсе позабыв о таком человеке, как Ойкава Тоору, а опомнившись, потупил взгляд в пол и насупился, пытаясь составить образ братца, который пять лет назад покинул Крумми и уехал невесть куда. Честно, юный принц не совсем понимал, зачем они, родители, отправили Тоору туда, в другое и совершенно чужое ему место, но лишних вопросов не задавал, считая, что такова их воля и на то есть явные причины, которые ему, наверное, и не понять. К тому же, ему с детства в голову вбили то, что если король и королева приняли решение, то сомневаться в нем не нужно, нужно лишь слепо следовать ему, не задавая при этом никаких лишних вопросов. — Он был наглым, самоуверенным, задиристым, но все это он совмещал с развитым не по годам интеллектом, хитростью и умением уладить любой конфликт. Я восхищался им, и… — не успел договорить принц, как прервали. — Да ты, я погляжу, можешь восхищаться кем-то, кроме себя? Надо же, а я и не догадывался, — раздался насмешливый мужской голос, заставив и принца, и верного слугу его, обернуться в сторону распахнутой настежь двери, а последнего, еще и склониться в легком поклоне, пред королевским сыном, который, кстати, был немного старше Тобио и выглядел в разы внушительнее и умнее, однако разговор шел не о нем. — Кей, — процедил сквозь белесые зубы Кагеяма, побагровев от злости, на что блондин лишь презрительно хмыкнул, прислонившись спиной к дверному косяку, и скрестил руки на груди, ожидая от брата еще какого-нибудь выпада, явно желая окончательно вывести его, что всегда доставляло ему особое удовольствие, ибо для Тсукишимы ярость Кагеямы — это запретный плод, который он хочет вкушать вновь и вновь, и плод этот получить можно легко, но это не делает его менее желанным. — А я пришел, сделать тебе сюрприз, братец, — последнее слово принц протянул таким слащавым тоном, что не понравилось Хинате и Кагеяме, и те слегка свели брови к переносице, хмурясь и сверля парня самым недружелюбным взглядом, а Тсукишима, заметив то, как они на него смотрят, лишь ехидно и неестественно улыбнулся, начиная получать от этой игры удовольствие. Кто знает, во что бы могла вылиться эта только-только начатая словесная перепалка, не войди в комнату Хранитель династии, Сугавара, за чьей спиной красовались два черных, как смоль, крыла, которые предавали ему важный и степенный вид. Этот же человек, заставил уже всех троих склонить головы в поклоне, но подобное, однако, заставило его смутиться, что выразилось в легком пунцовом румянце, на бледных худых щеках. Как-никак, не каждому человеку кланяется королевская семья, верно? Не каждый подобным похвастаться может. Да и Сугавара был не тем человеком, который постоянно требовал к себе подобного внимания. Ему хватило бы лишь уважение, коим его, впрочем, и не обделяли. — Точно! — совсем не к месту воскликнул Хината, слегка подпрыгнув на месте. — Я только что хотел рассказать об этом Господину Кагеяме, но меня нагло перебили, ровно, как и его, — на этих словах он покосился в сторону Тсукишимы, недвусмысленно намекая на его виновность в вышеупомянутом эпизоде, но тот лишь издал легкий смешок, однако смолчал, ибо присутствие Сугавары, чаще всего, несколько успокаивало его язвительность и желание довести брата. На самом деле, Коуши, просто был для Кея кем-то особенным. Пусть порой принцу и не нравилась излишняя мягкость, но в то же время он понимал, что у Хранителя опыт-то поболее, в несколько сотен лет, и он повидал слишком много дерьма. Лет так двести назад, во время правления других королевы и короля, их дети также часто ссорились, как Кагеяма и Кей, и в конечном итоге, все это кончилось убийством младшего брата и последующим самоубийством старшего, ибо тот понял, что натворил, и раскаялся таковым образом. Так что, вероятно, поведение Сугавары обусловлено тем, что он просто не хотел, чтобы эти правители и их дети не наступили на те же грабли, что и их предки. — Господин Ойкава ведь стал королем! — воскликнул, Хината. — Разве родители не просто спихнули его в наказание другой семейке? — отозвался блондин, сощурившись, и не сводил взгляда своего со слуги брата, вслушиваясь в его слова, чтобы, возможно, уличить его во лжи. Вообще, Тсукишима по натуре своей был недоверчивым, всегда хотел, чтобы какие-либо заявления человека подкреплялись неоспоримыми фактами, не любил громкие слова и низкие поступки, да и людей, в принципе, не любил, предпочитая компании принцев и принцесс, книгам, проводя за ними чуть ли не весь день. И нынешние слова Хинаты, вновь возбудили в нем уже привычную недоверчивость. К тому же, Хинату он не любил совсем, и желание лишний раз выставить его в плохом свете (или, если он говорит правду, слегка разозлить), было уж слишком большим, так что блондин просто не мог ему противиться. — Так и было, — энергично закивал головой слуга, — но правители умерли, а все добро завещали не законным наследникам, а ему! Но по праву, зачем такому, прошу прощение, недалекому в развитию слуге, как Хината, врать таким высокоуважаемым людям, как Кагеяма, Тсукишима и Сугавара? Полно, глупо, и все, кроме Кея и его вечной паранойи, прекрасно понимали, что Шоё насчет такого важного события не солжет. — Значит, Созыв Девяти устроил именно Ойкава, — в задумчивости проговорил Коуши, обхватив подбородок указательным и большим пальцами, и слегка нахмурился. Эта новость, явно не пришлась ему по душе, ибо от такого человека, как Тоору, можно ожидать войны, убийств, интрижек, да чего угодно, но не мудрого правления. Человек он такой, жаждущий власти и наживы, а такие в анналах истории отмечаются как люди, при которых королевство начало медленно, но верно распадаться. Пусть Тоору и был парнем умным, начитанным, но свою энергию он направлял не в то русло, и все прекрасно об этом знали. — А еще, — продолжает тараторить Хината, — мы будем единственным королевством, где до сих пор правит сто пятая династия! — Ты хочешь сказать, что на тронах сидят такие личности, как Куроо, Бокуто и тому подобные олухи? — задал свой вопрос Тсукишима, и лицо его заметно помрачнело, ибо этого он хотел меньше всего. Он, как и Сугавара, все прекрасно понял. Понял, что всему континенту придет конец. Ладно, шанс мог бы быть, если бы на троне сидел, скажем, Бокуто, а в другом королевстве — Нэкомата, а в третьем, хоть кто, но не Ойкава Тоору. Но у судьбы свои причуды, и получилось так, что все те принцы, у которых в голове лишь кутеж, девушки и желание наживы сейчас стали королями, в руках которых сосредоточена власть, над огромной территорией и над огромным количеством людей. — Да! — незамедлительно ответил Хината, не совсем понимая странности и трагичности сложившейся ситуации. Кей потер переносицу двумя пальцами, чувствуя в висках щемящую боль, и сетовал на законы, придуманные его предками. Только в Крумми, несовершеннолетние наследники, не имели права брать власть в свои руки, даже после смерти родителей, а право наследования, передается ближайшим родственникам, так что принцы, смогут править, лишь по достижению уже не восемнадцати лет, а двадцати одного года, в то время, как в том же Коттуре и пятилетнего бы на трон посадили, ибо таков закон. «Речь ведь идет о Куроо, — вихрем пронеслось в голове у блондина, — По умственному развитию он еще глупее пятилетнего. Мне жаль коттуровцев, искренне жаль». — Даже король с королевой ничего не знают, по этому поводу, — начал высказывать свою мысль Хранитель, слегка наклонив голову в бок, — А ты вот знаешь. Я ни на что не намекаю, — исправился парень, заметив, как поник, на этих словах слуга, — просто объяснись, пожалуйста. Сам понимаешь, дело ведь слишком важное. — Мне Кенма все рассказал, — легко ответил Шоё и улыбнулся, — он говорит, что все держится в тайне, но мне, как другу, рассказал. Вот. Официальной коронации еще ни у кого не было, так что… — Так что, они издают законы, подписывают различные бумаги от лица умерших, прекрасно, — раздраженно фыркнул Кей. — Это в их духе. — Тише, Кей, — мягко и миролюбиво сказал Хранитель, выдавив из себя дружелюбную улыбку, и этим пытался успокоить и себя, и остальных присутствующих, — Не будем об этом? Все будет хорошо. На этих словах, Тсукишима и Сугавара переглянулись, встретившись взглядами, и по глазам обоих, было явно видно, что они взволнованы, даже отчасти напуганы, и что хорошо не будет, ведь кто знает, чем может сулить выход молодых и неопытных детей на политическую арену. Однако Коуши, в некоторых людях не сомневался, например братья Мия, будут править по справедливости Брайзером, Ушиджима — Свануром, а Сакуса — Калмэсом, но вот остальные личности… Они слишком напыщенны, вольнодумны и вспыльчивы, чтобы править. Кагеяму же, больше всего волновало не то, что правители восьми королевств, все как один, умерли в течение года (последний глобальный созыв был двадцать второго апреля, когда на континенте стала орудовать банда чернокнижников, одному из которых удалось сбежать и скрыться, сохранив инкогнито), а то, что теперь его брат правит такой богатой землей, как Кастолин, а он, Кагеяма, остается ни с чем, ведь в любом случае власть достанется Кею, и оба прекрасно это понимали. Только вот Тсукишиме это льстило, а Кагеяме явно не нравилось. Пробудившееся чувство зависти, заставило человека на другом конце континента хищно оскалиться. — Нас уже, наверное, заждались, а Киёко… Но Сугавара так и не успел договорить, ибо прервал речь его душераздирающий женский вопль, который даже Тсукишиму заставил нервно дернуть плечами и вздрогнуть всем телом. Спустя буквально пару секунд после этого по каменному коридору послышался отчетливый стук каблуков. — Госпоже Шимизу плохо! — во всю мочь, завопила Ячи, служанка королевы, и залилась рыданиями, упав на колени еще где-то в середине пути, так и не дойдя до комнаты принца. Бедняга содрогалась всеми членами своими, прикрыв миловидное лицо ладошками, а разодранные ее колени неприятно жгло, но физическая боль давно отступила, уступив место свое моральным страданиям. — Помогите Хитоке, а я к королеве, — отрезал Сугавара и, не дождавшись от парней ответа, тут же покинул комнату. В то время, как явно опешившие братья, бездумно смотрели на голые стены, не веря в происходящее, Хината резко и быстро добежал до Ячи, легко поднял ее на руки и понес в лазарет, шепча ей слова-успокоения, а сам же старался угомонить дрожь в ногах. — Все хорошо, я рядом, — донеслись слова слуги до Тобио, отозвавшись в его сердце какой-то тупой болью, на что тот же человек вновь оскалился.***
Сколько бы лекари ни боролись за жизнь, еще столь молодой Шимизу, спасти ее, к сожалению, не удалось, а бедняга Ячи, никак не могла смириться со смертью любимой королевы, наивно полагая, что все это лишь ужасный сон, который скоро кончится, и она вновь увидит успокаивающую улыбку женщины, вновь услышит ее мягкий бархатный голос, вновь ощутит ее прикосновения… На ее изрядно похудевшем за неделю теле, красовались синяки и порезы, коими она и пыталась вывести себя из сна, а некогда горевший жизнью огонек в ее глазах потух, скорее всего, уже навсегда. Дайчи же, ни одну слезинку не проронил, по случаю смерти всеми любимой королевы, но на лице его явственно была видна скорбь по умершей. Он ни только не заплакал, но и посадил в тюрьму двух слуг Киёко, Нишиною и Танаку, которые часто говорили, что испытывают к ней горячие чувства, на что та только тихо смеялась и слегка улыбалась, говоря, что также любит их. Дело в том, что Шимизу погибла от яда, который, скорее всего, был подсыпан в еду, а яд этот, дойдя до сердца, оставил в нем дыру размером в грецкий орех, если не больше. А еду ей готовила и приносила именно эта парочка, да и перед смертью, королева прошептала тихое «он», а Дайчи подумалось, что она таковым словом на убийцу указала, поэтому, не разбираясь, кто из них убил Киёко (других вариантов просто не было, лишь они носили королеве обед, ужин и завтрак), король приказал повести на эшафот обоих, и сделано это было именно в день погребения. По традициям, на седьмой день состоялись похороны, но все прошло тихо, без огласки, никто не впускался в королевство и никто не уезжал из него, а Дайчи заявил, что Крумми охватила эпидемия, именно по этой причине был запрещен въезд и выезд, так что ни Ойкава, ни какой-либо другой правитель, не должны были знать о столь ужасном событии, произошедшем в Крумми. Было принято решение, сообщить молодому королю о смерти матери лично, ведь все, абсолютно все, считали самой низкой подлостью рассказать о подобном, написав пару строк на обычном листе бумаги. Таким образом, он пребывал в неведении, относительно судьбы собственных братьев и родителей. По крайней мере, так думали остальные. В день их отъезда в Кастолин, Тсукишима, обнаружив нечто крайне интересное, посетил комнату Сугавары, держа в руках небольшой лист наполовину исписанной бумаги. Хранитель, непонимающе смотрел на принца, прекратив свое недавнее занятие, коим являлась сборка вещей в дорогу, ведь всю неделю он помогал королю с вопросами государственной важности, заменив ему королеву на какое-то время, организовывал похороны, лишал себя сна, вот и забегался, забылся, да к тому же, подобное откладывал на последнее. Кей же, уже заранее собрал все нужные ему вещи, а сейчас, молча сверлил светловолосого взглядом, слегка поджав губы, которые немного подрагивали, видимо, от ярости или чего-то подобного. Однако никто не стремился нарушить гнетущую тишину. — Хорошо, что во время сборов принято приезжать, когда хочешь, — попытался завести разговор Коуши и невольно вздрогнул. Выразился он достаточно неясно, туманно, так что Тсукишима слегка вскинул вверх брови, ибо Хранитель в словах всегда четок и конкретен, а тут… «Не когда хочешь, а в течение десяти дней с момента объявления о собрании», — мысленно исправил он Коуши, который, честно, в данный момент выглядел просто ужасно: по глазам было видно, с каким трудом он сдерживает рвущиеся наружу рыдания, а из-за почти черных мешков под глазами, он казался хоть кем, но не Хранителем династии; было видно, как он мучается. Он не сберег ее. Он ведь должен охранять их. Это он виноват. — Хината рассказал Кенме о смерти матери, — как можно спокойнее и ровнее сказал Тсукишима, и протянул изумленному Сугаваре, письмо — ответ от Кенмы, а в глазах блондина мелькнул нехороший огонек. «Дорогой мой друг Шоё, приношу соболезнования. Госпожа Шимизу была прекрасным человеком, и не менее прекрасным правителем, великолепной и мудрой женщиной, и матерью. О последнем могу судить лишь исходя из твоих слов. Я прекрасно понимаю, как тяжело пережить такую утрату и также прекрасно осознаю, что мои слова будут не к месту, однако вам стоит поспешить, чтобы никто ничто не заподозрил, иначе про вас поползут слухи. Всего самого лучшего и легкой дороги. Козуме Кенма». Бегло пробежавшись глазами по письму, Коуши тяжело вздохнул, протянув лист обратно Тсукишиме, пытаясь разложить по полочкам все произошедшее за этот год. Многие ненужные законы, группа каких-то чернокнижников, также слухи о каком-то алхимике, смерть многих королей и королев, утрата Шимизу и начало правлений сто шестой династии во всех королевствах. Подобные совпадения настораживали его. И пугали. Очень пугали. — Все всё знают? — заранее зная ответ, спросил Тсукишима, на что Сугавара слабо кивнул головой. — Все письма слуг читаются. — Не во всех королевствах, — с жаром возразил Хранитель, — Подобную, прошу прощения, подлость, может позволить себе только Ваш брат, а так как Куроо пребывает вместе с Кенмой у него, то неудивительно, что он все разузнал. Многие короли и королевы доверяют своим слугам! — Читать письма таких низких людей, как слуги, вполне нормально. Мало ли что эти отбросы задумают, — самодовольно заявил блондин, хмыкнув, и убрав письмо, в аккуратный и маленький кармашек внутри плаща. — Карета подана, Господин Тсукишима, — подрагивающим, от обиды голосом, сказал услышавший все те обидные слова Ямагучи, заставив Кея обернуться и пожалеть о них. Тадаши же, не дождавшись ответа, покинул компанию Хранителя и принца, не обратив внимания на пелену из слез, мешавшую нормально видеть. — Встретимся в преисподней, — лениво протянул блондин, будто бы вышеупомянутого эпизода и не было, столь тактично заменив «Касталин» на «ад», и удалился, сбежав от наставлений и моралей Коуши, ибо сам осознал, что поступил грубо, задев единственного своего слугу.***
Спустя полчаса, в четырех каретах, сидели Дайчи и Коуши с Асахи, Тсукишима и Кагеяма с Укаем, Хината и Ямагучи с Киношитой, а Ячи и Энношита, служанка и лекарь, ехали с Наритой. Асахи, Укай, Киношита и Нарита — все они, отвечали жизнью за жизнь остальных. Такеда же, остался на время отъезда, главным в замке, что его, несомненно, очень радовало. — Небо какое-то темное, — на выдохе сказал Сугавара, смотря в окошко кареты. — Неестественно темное. — Ты в Крумми, — чуть улыбнулся Дайчи. — Ну-с, в путь. Кареты тронулись.