Долгая дорога в бездну

- Осторожнее, осторожнее! – кричит Ньют на рабочего, который медленно заводит вилы погрузчика под платформу-основание большой стеклянной колбы. – Не потревожь Токагеро, у него сейчас важный период закладки периферических синапсов. Стресс ему противопоказан. В желтовато-зеленой жидкости плавает нечто, похожее по форме на гранат, соединенное с крышкой колбы тонкой трубкой. Пузырьки вентиляции взметают со дна колбы мутные облака, напоминая Германну пыльцу цветущих лип. Задача рабочего явно не становится легче от того, что Ньют, говоря, скачет вокруг погрузчика, словно нарочно стараясь встать на пути вил. Присутствующему при транспортировке командованию приходится остудить его энтузиазм, попросив постоять в стороне и подождать завершения погрузки. Ньют, нервно теребя манжеты своей белой рубашки, садится возле одного из компьютеров Германна, но выдерживает едва ли пару минут и снова вскакивает. - Нет, вы не понимаете, периферические синапсы… стресс… нарушение координации… Один из военных, высокий майор лет сорока, твердо кладет руку на плечо Ньюта и очень тихо, но очень строго произносит: - Господин Гейзлер, если вы еще не заметили – наблюдать за перемещением Объекта номер 1 в инкубатор прибыл лично полковник Тан. Если из-за вашего поведения у него сложится превратное представление о работе моего центра, то гарантирую – лично ваши синапсы не разовьются никогда. Кажется, Ньют хочет поправить его, объяснить, что синапсы работают не так, но он заставлят себя промолчать и снова садится рядом с Германном. - Токагеро, серьезно? – спрашивает тот, не сдержавшись. – Ты уже даешь им имена? Словно не слыша, Гейзлер расстроганно улыбается, провожая взглядом плавающий в мутной жидкости зародыш кайдзю: - Видел ли ты нечто столь же прекрасное?.. - Не далее как на прошлой неделе, ты назвал самой прекрасной вещью в мире питательный раствор с солями эврикия. - Мир вообще полон прекрасного! Если бы ты иногда отрывался от монитора, ты бы тоже это заметил. Хмыкнув, Германн чуть сжимает плечо Ньюта. Погрузчик поднимает колбу и медленно сдает назад, пятясь к высоким раздвижным дверям лаборатории. Новая лаборатория хороша. Даже не так – она прекрасна. Когда их впервые привели сюда, у Ньюта было лицо ребенка, перед которым открылись двери в сказочное королество. Он с огромным трудом сдержался от того, чтобы сразу же броситься разглядывать и ощупывать колонну электронного микроскопа, газоанализатор, водоструйный насос и массивную ультразвуковую ванную. Но самый большой (и тщательно скрываемый от окружающих) восторг у него вызвали колбы из особо прочного стекла, в которых предполагалось выращивать кайдзю. На половине Германна всё обставлено скромнее – несколько столов с компьютерами, голографический проектор и большая меловая доска, поставленная исключительно по его просьбе. Зато, в отличие от Ньюта, ему нагромождения оборудования не заслоняют высокое окно шириной во всю стену, из которого открывается вид на безбрежные воды Тихого океана – то серо-стального, то ярко-синего, то ослепительно сверкающего в лучах солнца. Этот вид вызывал такое умиротворение, что о том, где они находятся, обычно напоминали только корабли морского патруля, курсирующие вокруг острова, на котором располагается база. После того, как погрузчик выезжает в коридор, полковник Тан оборачивается к Ньюту, протягивая ему руку: - Спасибо за вашу работу, господин Гейзлер. Держите в курсе ваших свершений. Всего доброго. Германна словно и не замечают, но он нисколько не уязвлен – сегодня не его день, это день торжества Ньюта. Двери медленно смыкаются за процессией военных – и кажется, что Ньют готов броситься сейчас следом за погрузчиком, чтобы убедиться, что его детище довезут до инкубатора в целости и сохранности. Однако он подавляет этот порыв и вместо этого запускает монитор контроля. Несколько минут Ньют ласково смотрит на показатели сердцебиения, pH среды и насыщения углекислотой, прежде чем поднять взгляд на Германна: - Просто голова кругом, правда? Наверное, не надо радоваться, тому, что мы сидим здесь, но я… но… ты видел Токагеро? Он же совершенно великолепен! Германн перестает вносить в таблицу результаты своих вычислений. - Знаешь, Ньютон, один человек как-то сказал мне, что если я откажусь участвовать в его затее, мне легко будет найти замену, только тогда никто не гарантирует, что эта замена попытается минимизировать число жертв… - Это я так сказал? - Нет, конечно, - Германн не считает, что врет. Когда Ньютон говорил ему это, он не был собой. – Так что, возможно, это и к лучшему, что мы оказались здесь. - Мы-то точно постараемся не уничтожить всю морскую флору и фауну в регионе, добывая Благословенную Новую Нефть! – и Ньют громко хохочет, поворачиваясь вокруг своей оси на крутящемся сиденье, - во имя науки! - Ты же знаешь, что этим оправдывают самые бездарные и бесполезные затеи? - Сделаю вид, что не слышал тебя, - Ньют продолжает кружиться на стуле, но вдруг останавливается, - а, знаешь, я действительно хотел бы увидеть рассвет в их мире. Наверное, красиво. Ad astra per profundum или как там должно быть? - Твоя латынь отвратительна. - Откуда тебе знать, ты же не учил. - С учетом твоих способностей к языкам, ручаюсь, ты неправильно просклонял последнее слово. - Тебе не кажется, что мы говорим не о том, что нужно? – перебивает Ньют. – Ты не думал, что именно к этому мы и шли?.. На мгновение Германн думает, что Ньют сейчас театрально опустится на одно колено – Ньют выглядит слишком уж расположенным к своим фирменным фортелям. - Тебе не кажется, что мы не созданы для мирной жизни? Ведь у тебя не раз был шанс свалить к черту. Ты же мог просто пойти в консульство – и всё. У тебя не было бы больше проблем. И ты же вообще мог не приезжать в Шанхай. - Полагаю, я всего лишь не хотел, чтобы ты окончил свои дни в тюрьме, - звучит гораздо холоднее и резче, чем Германн хотел бы, но слова Ньюта его действительно задевают. – Не стоит благодарности. – Ньют насмешливо фыркает. - Я пытаюсь быть милым и откровенным, Гермс! Мог бы проявить хоть немного уважения и послушать! – скорчив ехидную гримасу, Ньют берет руки Германна в свои. – На самом деле, ну, я благодарен, да. Ну, за то, что вытащил меня. Честно. Вообще, ты и кайдзю – лучшее, что случалось со мной. Не знаю, кем бы я был, если бы не вы. Наверное, я бы стал звездой рок-н-ролла. Хотя вряд ли тогда ты пришел бы на мой концерт, ты такое не слушаешь. - Да, у меня слишком музыкальный слух для того, чтобы выносить то, что обычно слушаешь ты. - Но знаешь, знаешь, что еще я точно понял? - Удиви меня. - Людям доверять нельзя. - Да неужели? И что же ты предлагаешь? - Есть у меня одна идея... или точнее – план… - Какой такой план? - в груди у Германна ёкает, словно он спускался с лестницы и, уже сделав шаг, не обнаружил под ногой следующей ступени. Ньют лукаво улыбается: - План «Б», ведь всегда есть план «Б». Те, из-за кого мы оказались здесь, нам и помогут. - Кого ты имеешь в виду? Мюнье и его выводок дрессированных подрывников? - Что? Не-ет, нет, конечно, - с той же лучезарной улыбкой Ньют кивает на монитор с жизненными показателями Токагеро, а затем на колбы, куда предстояло поместить новые зародыши, - вот эти ребята. На них я точно могу расчитывать. Только на них. И на тебя. Германн закрывает глаза. Вдыхает. Выдыхает. Прекрасно осознавая, что готов бежать отсюда хоть на следующий же день, что он поддержит самый безумный план Ньюта, даже если в нем будут задействованы искуственно выращенные кайдзю, – он ничего не говорит. Ведь Ньют и так знает, что Германн пойдет с ним на край света и дальше, чтобы увидеть рассвет в ином мире. Возможно, Ньют прав и они всегда неосознанно стремились оказаться в самой гуще событий. Германн давно не ощущал такого спокойствия, как за последние несколько месяцев, что они находятся здесь, будучи, по факту, заключенными. Хотя возможно он просто… примирился с действительностью. Ведь наконец в его безумной жизни появилось нечто стабильное – твердое осознание того, что спокойное, мирное и милое существование закончилось не только для них. Квартира на Бринцер штрассе исчезла, будто никогда и не существовала. Промозглая Лондонская Лексем Гарденс истаяла, как мираж. Как прерывистый приятный сон за несколько мгновений до пробуждения. В мире остались только стук тяжелых бронированных сапог пилотов по металлическому полу ангара, химическая вонь контейнеров, в которых растут будущие титанические монстры, и громоздкое оборудование, которому предстоит заново открыть Разлом. Спокойной жизни, о которой Германн грезил и куда мечтал вернуться, больше нет и не будет. Никаких прогулок по паркам и сентиментальных вечеров за чтением у камина. Только неумолимое тиканье часов, отсчитывающих время до того момента, как разверзнется сама земная твердь. Риск в любую минуту оказаться в эпицентре взрыва. Попытки укротить стихию, победить ураган, приручить ветер, сделать то, что не удавалось никому и никогда. Это больше не история о том, как он пытался вытащить Ньюта из того омута безумия, куда тот сам себя вверг. Не о том, как Ньют, запутавшись в своих мыслях и амбициях, заглянул в бездну. В этом смерче сплелись государства, контрабандисты и сектанты, чуждые и чужие создания из другого измерения. И буря приближается. Совсем немного осталось до того, как она обрушится на людей, погребая под собой и в мелкую крошку перемалывая привычный порядок жизни. Ясно как день, что скоро будет война, жестокая мать науки с окровавленными руками, вопрос только в том, кто на чьей стороне выступит. И… и Германн понимает, что ему всё это нравится. Пусть сейчас мир как никогда стремительно движется к своему концу, Германн ощущает, что именно сейчас он живет. Он ощущает себя более живым, чем когда имел возможность в блаженной тишине и спокойствии пить перед работой свою ежеутреннюю чашку черного кофе, вознаграждая себя размеренной рутиной за годы напряженной работы во имя спасения человечества. Его второй пилот снова с ним, и у них снова есть цель, перед ними снова стоит задача – задача, с которой никто ранее не сталкивался, величественная и безумная в своей грандиозности. Едва заметно улыбаясь, Германн берет в руки мел и встает перед широкой черной доской.