Коробочка Чимина

Чимин ныл весь день. После инцидента с Шугой ему было немного стыдно появляться в той части общежития, где можно было выловить репера. Чимин также не знал как пронести крупную коробку презервативов через Джина и Мона, которые вечно крутились вместе и своими нравоучениями больше походили на мамочку с папочкой. А из дому надо было хоть как-то вынести эти штуки, которые Пак не раз в своей жизни держал в руках, но ни разу не использовал. Если бы только Хоби увидел эту коробку… Он бы обязательно начал подкалывать Чимина, всячески доставать и шутить. Чимин любил шутить над другими, но, когда предметом насмешек становился он, его брала обида и даже агрессия. Паку надо было любой ценой утаить эту нелепую коробку тёмно-синего цвета, на которой красовалась надпись "пупырчатые", что заставляло вокалиста брезгать одним только ее видом. Чеменчик открыл свой комод, положил туда коробку и завалил своими брендовыми трусами calvin klein. Он надеялся, что это спасет его самого и его соседа Хоупа от неловкой ситуации. От этого глупого чувства стыда, который Мини ненавидел больше всего в своей жизни. Чимин вышел из комнаты с некой тревогой, а-ля «вдруг кто-нибудь найдет их?», но потом успокаивался, когда вспоминал, что среди парней нет извращенцев и воришек, что трогали бы вещи. И всё-таки, вокалиста не покидал вопрос «откуда эти штуковины у Юнги? И почему он так разозлился, когда я их нашел? Он вел себя так, будто и сам не знал, откуда они взялись». А действительно, откуда? Откуда на столе композитора, который практически не покидает комнаты, мерзкая коробка презервативов. Значит ли это, что такой, на первый взгляд, холодный и раздражительный человек может скрывать за пазухой кучу разных, совершенно не похожих друг на друга, вещей? Существует ли ещё что-нибудь, чего Чимин не знал о Юнги? Эта мысль не давала ему покоя. Ведь Пак знаком со всеми мемберами уже более 8 лет - он думал, что теперь между ними нет преград, что они все как единое целое, что они знают друг о друге даже больше, чем знают родные. И вот, сейчас, все это представление Чимина рушиться на глазах. И вокалист понимает, что если у Сахара есть скелеты в шкафу, то и у других участников они тоже имеются. Это пугало больше всего. Чимин пришел на кухню. Он часто находился там, и эти запахи специй, запахи жареного мяса, делали его листание соц. сетей намного приятнее, чем это происходило в других комнатах. Правда, Чимин частенько лез под руку: то он хотел помочь, но полезного от него было мало, то он просто стаскивал кусочек моркови, которую Ким оставлял только лишь на время, чтобы потом снова продолжить резать. Из-за этого Сокджин частенько, не стесняясь, выгонял младшего в другую комнату. На кухне, тем временем, вовсю шипели сковородки и бурлило в кастрюлях. Мамка готовила. — Чот я не видел тебя вчера весь день, Чимин, — проговорил Джин, помешивая какое-то блюдо в кастрюле. — Не заболел? — Нет, хён, все хорошо. — Пак уселся за стол. Ему не хотелось говорить о своей «безумной» жизни и о том, как ему нужно пронести через Джина коробку, чтобы тот не заметил и не заподозрил ничего дурного. На самом деле, Паку нужно было всего лишь бросить эту вещицу в мусорный контейнер на улице - и все, дело с концом. — Шутку хочешь? — с мягкой улыбкой заявил Сокджин. Ему показалось, что его дитя чем-то расстроено, и ему непременно захотелось выпалить одну из своих любимых шутеек за триста. Чимин отказался от щедрого предложения хёна. Анекдоты Джина никогда не были том, что могло в миг поднять настроение. Он лишь в очередной раз доказывали, что у него проблемы с юмором. В кухню вошел напряженный Чонгук, а следом за ним появился и Хоби. В мгновение стало шумно, и та тишина и то шкворчание овощей на сковородке начали перемешиваться с чужим дыханием, с шуршанием одежды и разговорами. — Нет-нет-нет, хён, зачем ему это? — сев рядом с Чимином и разводя руками, заявлял макнэ, — Он же не такой развратный, как ты. — Ты сейчас назвал меня развратным? Серьезно? Да ему точно они нужны. Он выглядит так одиноко и подавлено последнее время, — отвечал тому Хоуп, — Представь, Чонгук, взрослого мужчину, который не снимал напряжение уже долгое время. Тут Чимина снова одолела депрессия, и он вспомнил о той ужасной ситуации с коробкой. А слова Хоупа вообще мало его удивляли: этот помешанный, хоть и выглядит добродушно и мило, но на самом деле был тот ещё любитель пошлого. Точнее, лучше было бы выразиться «естественного»: он без стыда мог говорить о своих мокрых трусах после концерта. Это было ужасно по словам Чимина. Поэтому отвращение к Хосоку снова начало подступать к его горлу, и сладкий запах овощей превратился для него в запах мокрой гнеющей тряпки. — Я уверен, Юнги-хён не такой, — оспаривал Гук. Чонгук был прекрасным примером идеальных отношений с хёнами. Это был единственный мембер, которого обожали абсолютно все, даже раздражительный Юнги. В Чоне было что-то такое, что, будто веревкой к себе тянуло. Прошло немного времени, прежде чем Мини уловил суть их разговора. До этого он все ещё плавал в собственных мыслях, лаская взглядом кухонную мебель. — Что? Юнги? — Чим отпрянул и удивлённо посмотрел на макнэшу рядом, — Вы говорите о Шуге? — Да, представляешь, Хосок купил ему целую коробку… — Мелкий с ужасом глянул на шипящего Джей-Хоупа, которого вряд ли устраивала идея рассказать все Паку, -…коробку резинок. — Резинок? — Чимин недоумевал, — Он что, хочет завязывать хвостики? Тут раздался очень громкий смех Хоби. Слова Пака так его рассмешил, что ему пришлось облокотиться рукой на дверную раму, чтоб не потерять равновесие. Смех рэпера был таким же звонким, как и его голос. — Именно это, Чимин-а! Будет Юнги теперь хвостики завязывать! А ты думал? Это намного прибыльнее, чем быть рэпером в какой-то там айдол-группе! — хохотал Хоуп. Вечером Чимин был в своей комнате. Его терзал утренний разговор с парнями, где они упоминали коробку с резинками. Он отбросил насмешки Хосока - сейчас они были ему безразличны, как воздух или щебетание птиц за окном. Чиминни долго лежал на кровати, поглядывая на тумбу с труселями, где лежала таинственный набор альфа-самца. Многие вещи посещали его голову, в последствии медленно утекая. Многие картины о Шуге мелькали в его голове, но ни одна не задерживалась. Его мучало то, чего по сути и нет. Тут Чимина осенило, и он соскочил с кровати: — Резинки — это же презервативы! (да ладно) Тогда Пак достал из комода «сундук Пандоры» и направился в сторону студии Шуги. Он считал, что лучше отдаст эту коробку ее законному владельцу, пусть даже сам владелец пока не знает о своем развратном сокровище. Он не хотел нести этот тяжкий груз, тем более, после того как узнал, что эта вещь предназначена для Юнги. Да и проблемы ему были не нужны. Чимин не стал вбивать код в студию, потому что в общежитии сегодня были почти все участники, а Мин точно засиживал у себя, поэтому наша булочка решила просто постучать, дабы не привлекать внимания. Ведь вдруг Сахар сидит сейчас за столом, а тут неожиданно заходит Чимин. С лёгкостью заходит в комнату, защищённую паролем. Послышался глухой грохот, будто кто-то или что-то упало. Дверь в студию отворилась, и перед вокалистом предстал худощавый бледнокожий парень в черном свитере. Его волосы были чуть растрёпаны, а часть лица закрывала черная маска, отчего его образ напоминал больше готический и, в какой-то степени, вампирский. Бледная кожа, на удивление, очень хорошо сочеталась с темными вещами. Чимин глянул на руки Юнги - это было тем первым, на что всегда смотрел вокалист при виде композитора - и ужаснулся: костяшки его пальцев были сбиты в кровь. — Хён, — Пак с трудом отводил глаза от кровоточащих пальцев репера, — все в порядке? — Да, — рявкнул тот, — Это все? Я сейчас занят, — он хотел было закрыть дверь, но его остановили пухленькие пальчики Мини, ухватившиеся за металлическую дверную раму и не дающие двери закрыться. Сахар с недовольством посмотрел на гостя. — Я пришел вернуть их. Они, оказывается, твои.— Чимин протянул Юнги коробку презервативов. Вокалист старался держаться стойко, чтобы тот не подумал ничего дурного, и чтобы не смог так просто отказаться. — Как ты меня достал, Чимин. — Шуга затащил парня в комнату, чем озадачил вокалиста, дверь автоматически закрылась, — Ты так хочешь, чтобы я их использовал? — Юнги прижал Минни к стене. Дыхание композитора было горячим, буквально обжигающим, и нежно ласкало шею, от чего Чимин громко сглотнул. Сегодня рэпер выглядел бледнее обычного, его глаза были тусклыми и красноватыми. Его комната была в ужасном состоянии: на столе опять было куча мусора, стул так вообще был перевернут и валялся у стены. А сама стена… Сама стена была красной. Казалось, что до этого маленький ребенок рисовал на ней свои причудливые картинки - рисунок был хаотичным, и тогда Чимин понял, почему руки репера были в крови. — Нет, я пришел просто отдать их, — твердо заявил Мини. — Мне они не нужны, в отличает от тебя, хён. — Хм, — Юнги задумался, и Чимину показалось, что композитор вот-вот закроет глаза и погрузиться в сон — он выглядел безумно уставшим, — Ты прав, Чимин-а, тебе они не нужны. А вот мне они понадобятся. Сахар поволок вокалиста в глубь комнаты и толкнул на кожаный диван. Сам же он сел на бедра Паку — это было похоже на то, как молодые девушки совращают парней, единственное, чего не хватало в тот момент Юнги - это юбка, — чтобы тот не смог сдвинуться. Репер шатнулся и навис над лицом Чимина, опираясь на собственные руки, чтобы совсем не раздавить бедняжку. Глаза Чима забегали, а дыхание сбилось с привычного темпа. Он с ужасом смотрел на Мина. — Хочешь, я открою эту коробку прямо сейчас? — Шуга схватил упаковку, лёгким движением разорвал ее на две части, и огромное количество квадратных серебряных пакетиков разлетелось в стороны. — Ах, какой я неаккуратный. До Чимина дошел резкий алкогольный запах и он понял, что Юнги пьян. Пока репер неуклюже собирал презервативы, Чим пытался выкарабкаться из его сильной хватки, но все попытки были тщетны. Он отталкивал ноги Юнги, но все также было бесполезно: почему-то Мин был безумно тяжёлым. — Не ерзай, Чимин! — Шуга схватил парня рукой за щеки и просунул ему в рот серебряный пакетик, — На, лучше подержи пока это. Глаза вокалиста снова панически забегали, он был озадачен и, кажется, догадывался, что собирается делать Юнги. Его больше пугало то, что репер был пьян, и мог сотворить все что угодно, включая насилие. — Нет, хён, — взвыл Мини, выплевывая пакетик презерватива, — Отпусти меня..! Но Шуга уже не мог отступить, да и сам Чимин был уже возбужден. Тонкие, но грубые пальцы композитора касались рельефного тела Чимина, так что тот вздрагивал и прогибался в спине. Через какое-то время Пак лежал уже с голым торсом, на котором виднелись розоватые соски. Юнги наклонился и лизнул один из них: его язык был горячим и скользким. Он покусывал левый сосок, а правый растирал пальцами. Сердце Мини бешено заколотилось, и Сахар отчётливо это слышал. Это только усилило его желание, и ещё больше разбудило в нем зверя, пускай и не самого трезвого. Чиминни чувствовал, как его дружок не может больше терпеть, что-то твердое и большое начинает упираться прямо в ягодицы Юнги. Шуга это чувствует и невольно начинает тереться низом о мембера, так, что Пак, одурманенный и напряжённый, хватается обеими руками за зад репера. Мин ещё несколько раз круговыми движениями обласкал грудь вокалиста и, когда тот невольно вскрикнул от удовольствия и экстаза, включил музыку. Громко. Так громко, что в этом помещении никто и не слышал собственных мыслей, зато прекрасно слышалось тяжёлое и горячее дыхание Чимина. И вот, на заднем фоне заиграла Love Maze. — Нет, хён… Только не эта песня. — Почему нет, Чимин-а? Партия Чонгука, подпевай же: cuz i'll be in love ma-а-аze~. Давай, Чимин, скоро твои слова. — Чонгукки… не-е-ет, — глаза вокалиста заслезились и он закрыл лицо руками. Ему было неприятно, что они занимались плотскими утехами, пока в песне звучал голос макнэ. Это заставляло Чимина чувствовать себя извращенцем. Он представил милое и чистое личико Чон Чонгука, что смотрит сейчас на полуголого хёна, пока того ласкают. Это было очень постыдным. — Я жду, Чимин, — отстранившись, произнес семе. Он прекратил ласкать партнера. — Я не продолжу, пока ты не споешь. — Ха… Сонтэге миро соге качо, — тяжело дыша, пропел Чимин явно через силу, — мактарын хондон соге джичо-о, урин чондабыль чаджа хэмэсоджима-ан, lost in the maze... — на этом моменте он вздрогнул, так как холодные руки рэпера снова проскользили по его телу. Юнги прервал дрожащий голос Пака и, укусив его за шею, сам пропел оставшуюся пару слов, которая обласкала всю душу Минни: — In the darkne-es… — Чимин… Ты плачешь? — Юнги убрал руки Мини от лица, — Надеюсь, ты простишь меня. Сахар поцеловал Пака в лоб, и далее их секс был уже не жёстким и агрессивным, а нежным и романтичным: движения Шуги были медленными и нежными, он сам еле-еле сдерживал свои звуки. Рэпер переключил музыку, и Чимин больше не плакал, но ужас от изощренных издевательств Шуги навсегда запечатлелся в его голове, а перед глазами закаменел образ мужчины: бледное мокрое лицо, аккуратные губы и ровные темные пряди. На следующее утро Чимин проснулся уже одетый. Он очутился в студии Мина. Она была аккуратной и чистой, ничего не валялось, все было осторожно разложено по своим местам. Стол блестел, на нем стояла кружка какао, пар от которой лился ввысь нежным танцем. Чим встал с кожаного дивана, к кружке он не притронулся и сразу направился к выходу. Он вошёл на кухню и увидел, сидящего за столом, Джей-Хоупа и Юнги, что стоял у плиты и наливал себе в чашку густой кофе. Пак медленным движением руки зачесал свои волосы назад и, особо не задумываясь, проговорил: — Мы теперь встречаемся? Композитор выплюнул вот-вот приготовленный кофе, чем поймал испуганный взгляд Хосока. Вопрос Чимина явно адресовывался Шуге. — Что за хрень? Н-нет, — Юнги с недоумением и испугом глянул на Чимина. — Утром ты оставил мне какао на столе, — заявил Пак, протирая глаза. — Я всем своим друзьям его оставляю, — Юнги начал протирать тряпкой пол, так как разлил кофе. — Хорошо… Мне ты какао никогда не оставлял, — хмыкнул, сидящий за столом, Хоби.