Его имя

Блондинка напоследок окидывает взглядом Москву из окна отеля прежде чем распрощаться с ней на неопределенный срок. Вполне возможно, что навсегда. Теперь её снова ничего не держит в столице. Она для неё в который раз чужая. В ледяных ладонях сжимающая сердце. А Илона в который раз благодарная. За шанс, за поддержку, за невероятных людей в её жизни. Особенно за него. За того, кто увидел, кто понял, кто поверил. В неё и для неё. По крайней мере ей казалось, что для неё. До вчерашнего вечера. Соломонова не могла похвастаться широким кругом поклонников, но по большому счету за двадцать три года было немало молодых людей, которые пытались оказывать знаки внимания. Только вот она не хотела размениваться. Не строила отношений не потому, что отдавала приоритет карьере, а просто отчего-то не могла открыться ни одному из тех, кто пытался предложить нечто большее, нежели конфеты и прогулки под луной. А для неё было важно доверие, искренность, понимание, принятие. Илона не так уж и часто задумывалась о муже, детях, но если предавалась мечтам, то всегда откровенно и с упоением. Самое главное, она видела рядом с собой мужчину. Не тех смазливых мальчиков, что сейчас ежедневно штурмуют миллионы девичьих сердцец, не задумываясь о своих поступках, играются. А именно мужчину. Старше. Опытнее. Мудрее. Хотела раз и навсегда. Так, чтобы защищённой. Так, чтобы наивной. Так, чтобы желанной и единственной. Она никогда не могла разглядеть лица суженного. Но он представлялся крепким, с большими ладонями и такой же широкой душой, как ей хотелось предполагать. Илона впервые увидела того, из своих грёз, ещё до проекта. Марко предложил ей пару строк в треке артиста лейбла. После записи пообедали вместе. Больше не виделись. А она ждала. Всегда держала телефон на виду, регулярно поверяла почту, но ничего. А потом узнала о кастинге. Да и как-то случайно вышло: письмо пришло с незнакомого адреса. Судьба или случай!? После вчерашнего скорее второе. Илона смотрела на Москву-реку и корила себя за недопустимые низкие мысли. Столькие музыканты хотели бы оказаться на её месте, а она последними словами о проекте. Нечестно это. Но иначе никак. Эмоции через край. Но ничего, она остынет, переболеет. Уже когда-то ведь отходила от придуманной самой собой же истории всё с тем же главным героем. Главное языку к этим думам ключ не давать. И отпустит. - Не отпускай меня, не отпускай. Не отпускай меня, не отпускай. Нет, пускай, - напевает девушка такие красивые и такие правдивые строки из песни уже, пожалуй, не просто ребят с кастинга, а близких знакомых. - Уезжаешь? - раздаётся за её спиной не до боли, а до гулких ударов в висках знакомый голос. Обычно заботливый, ко всем и к каждому, сейчас беспокойный. Марко в который раз хочет сказать совсем иное. На языке вертится: "Не отпущу", а срывается... Она оборачивается, и на её лице как обычно появляется обаятельная улыбка, но какая-то отчаянно грустная, совершенно не свойственная столь жизнерадостной барышне. - Загостилась, - пожимает плечами Соломонова, стараясь скрыть истинные мотивы. Не желает, чтобы он лез слишком глубоко, в противном случае она сорвётся и выскажет всё, что накопилось. - Хочется дома. Здесь нет такого ощущения. - Ты можешь пожить у меня, - вот так нелепо и просто вдруг предлагает Джакомо. Неожиданно даже для самого себя.

Вот идиот. Ну, куда ты. Слишком быстро.

- Это, конечно, холостяцкая берлога, но с женской рукой она вполне может превратиться во что-нибудь приличное.

Что там квартира. С тобой моя жизнь может превратиться во что-нибудь приличное.

Но Илона истолковывает его слова по-своему.

Зачем он?

- Вот именно, - на выдохе подводит черту блондинка. - Ты взрослый мужчина с вполне естественными желаниями. Я не хочу мешать тебе устраивать свою личную жизнь. Марко напрягается. - Что ты имеешь в виду? - и начинает заводиться. - Оставь, - раздражается девушка. - Все предельно ясно.

Что ей там ещё ясно?!

А вслух опять другое: - Значит, уедешь? - Если бы ты принёс контракт... - горько усмехается Соломонова и тут же жалеет о сказанном, понимая как грубо и пошло прозвучало то, что сорвалось с её губ. Но ведь больно. Разве он не понимает? - Не замечал, что тебя так волнуют деньги, - жестко, потому что тоже больно. Разве она не видит? - Прости, - тут же смягчается Илона.

Дура, он в вас всех душу вложил. Не срывайся просто потому, что без взаимности. Это личное. Сколько раз божилась, что сама не смешаешь его с работой?

- Я очень благодарна тебе, правда, но... - Но я тебе не нравлюсь. Я понял, не продолжай, - что он как тряпка в конце-то концов. Мужик ведь. Нечего растекаться мыслью по древу. И без того слишком много пунктуационных ошибок допустил похоже. Поставил запятую после того, как впервые увидел, ещё тогда знакомы даже не были, и пригласил на студию для помощи в саунде. Следом ещё закорючку, когда решил отправить ей сообщение с приглашением на кастинг, правда, с чужого аккаунта, со своего смутился, прямо как мальчишка. - Причём тут это?! - возмущение захлёстывает девушку. То ли от обиды, что Джакомо как слепой котёнок не может разглядеть в её глазах мёртвое море. То ли от того, что вчера это море высушили.Ни горсти соли в ней не осталось. - Я про Назиму, - обиженно шепчет Илона, - ну, хоть гордость всегда с ней. Надо положить конец недомолвкам. - Причём тут она? - искренне удивляется Марко. - Твоя муза, - поясняет Соломонова и чувствует, как море в ней возрождается, слёзы наворачиваются на глаза, а сама девушка вновь отворачивается в окну. Её бьют свои же слова. И не "муза", нет. "Твоя"... Вот, что бередит открытые раны. А Марко как током прошибает. Ему хватило ума, чтобы предположить, что неприятен Илоне как мужчина, а вот подумать, что ощущение мира молодой девушкой в корне отличается от восприятия его здоровым мужиком средних лет, не довелось. Он-то привык к газетным сплетням и фантазиям фанатов и даже не допустил мысли, что вчерашние вопросы журналистов про его якобы романтические отношения с Назимой могут задеть его истинную фаворитку на этом шоу. Значит, его догадки были не беспочвенны. Выходит, её неожиданный отъезд и перемены в поведении обусловлены не более чем ревностью. А если ревностью, то... Широкая улыбка озаряет лицо мужчины, он уверенно делает несколько шагов вперёд и нежно разворачивает эмоционально разбитую девушку к себе. - Илона, - и тут же ловит себя на мысли, что её имя произносить в сотни раз приятнее, чем псевдоним. Интересно, ей тоже? - Посмотри на меня, - он обхватывает её лицо ладонями и долго вглядывается в глаза, пока жидкая пелена не спадает. - Ты моя муза, только ты, - прижимает её к себе и мягко, но властно накрывает дрожащие губы девушки своими. - Марко, - тянет Илона между прерывистыми и одновременно нескончаемыми поцелуями. - Зачем? - отрывается от неё мужчина. - Ты же знаешь, что меня зовут... Он не успевает договорить. Соломонова торопливо подносит палец к его губам в недвусмысленном жесте. Его имя как какая-то тайная связь между ними. Ей кажется, если они произнесут его в коридоре отеля, кто-то непременно услышит, непременно напишет, сайты непременно запестрят заголовками с "сенсационной" информацией, и это пошатнёт ту стену из доверия, которой они уже начали ограждать себя от внешнего мира. Для которой он подносит кирпичи, а она месит грунт. Мужчина понимает, что его муза слишком ранима, слишком застенчива. Но его эти "слишком" слишком притягивают. Он скрывает малышку в своих объятиях. И есть в них что-то особенное, что-то ей одной предназначающееся и доступное. Она чувствует. Чувствует то, что когда-то описывала словами. Так, чтобы защищённой. Так, чтобы наивной. Так, чтобы желанной и единственной.