Жертва

Говорят, силы Архонта зависят от того, насколько он прославлен и насколько известен. Мэйва же всерьёз сомневалась в этом. Если её дар к видению прошлого и чужих душ можно считать силой Архонта, то степень её известности ну никак на него не влияла. Эти способности были при ней всегда, навсегда и останутся. Сначала они доставляли неудобства из-за неумения контролировать себя, но Мэйва училась быстро и старалась вести себя крайне осторожно. Потому вскоре способности перестали казаться неудобными. На способность управлять Шпилями слухи и известность тоже никак не влияли. Тут уж скорее было важнее, насколько сильна связь с ними и насколько хорошо она их понимала. Возможно, людская вера и имела некое влияние на их силу и силу Архонтов, но не такое всеобъемлющее, как принято считать. В конце концов, будь всё так, как говорят, Кайрос давно могла бы провозглашать Эдикты щелчком пальцев. Если уж совсем просто, то Мэйва считала, что способности Архонтов зависят в большей степени от них самих. Любой талант состоит из огромного труда. Говорить, что Архонты сильнее только из-за того, что о них знают, глупо. Ведь сила магии растёт, с ней растёт и мастерство, если экзарх использует свою силу и учится контролировать её. Можно подумать, что если у человека хорошо получается рисовать и он прославится, то от этого станет Архонтом. И если называть человека, например, Архонтом Музыки, то играть он от этого на инструментах не научится. Скорее уж такая известность придаёт уверенности в себе. Обязанности. Чувство собственной важности. Мэйву считали Архонтом Шпилей, но не Архонтом Душ. Мало кто вообще догадывался об этой способности. Однако ж силы от этого никуда не исчезли, и она продолжала их совершенствовать, заодно познавая свою связь со Шпилями и стараясь глубже понять известные Эдикты, чтобы получить возможность создавать новые. Постепенно пробуждалась память прошлых жизней, а вместе с ней и множество знаний. Правда, применять в этом мире магические практики других миров Мэйва опасалась — слишком сильна магия, слишком неопределённы возможности её применения. Не зря же есть Архонты, воплощающие в себе магию и сигилы, что позволяют использовать эту магию. Марк говорил, что сила Архонта — спящий дар, лишь у немногих пробуждающийся с рождения. Мэйва охотно в это верила: у экзархов души светятся ярче, чем у простых людей и магов. У Архонтов сияют. Мэйве было бы интересно взглянуть на собственный свет, но она не могла. Оставалось лишь гадать, каким он мог бы быть: солнечно золотой, как сила, что дают ей Шпили? Или бледно-бледно голубой? Или совсем другой цвет? Собственное тело в отражениях или со стороны, в реальности сияющих нитей и серого пространства, оставалось таким же, каким и было, не излучая ни капельки света. «— Бездушная я тварь, » — мысленно шутила она на это, полагая, что таковы ограничения собственных сил. Во снах-Бездне проще не становилось, ибо там тело принимало любую форму. Пожалуй, это то немногое, что ещё делало её «сон» похожим на сон хоть немного. Интересно, если бы она видела сны, то узнала бы больше о себе? Она усмехается. Если… Как много в этом слове желаний, скрытых надежд и ожиданий. Сны она никогда не видела и всегда гадала, каково это, видеть яркие нереальные видения, подчиняющиеся неведомым законом подсознания. Единственное, что она могла в своих осознанных снах-Бездне — это смотреть чужие воспоминания или пытаться докопаться до своих. Изредка она смотрела на мир сияющих нитей и огней, но не особо любила это практиковать — после такого почти всегда создавалось ощущение, что она вот-вот заболеет. Свои воспоминания открывались неохотно, часто сбивались и обрывались. Возможно, стоит наведаться в то место, с которого начинаются её воспоминания. Хотя спустя столько лет вряд ли там хоть что-то осталось. Да и добраться туда проблемно, поскольку Мэйва плохо помнила дорогу, а само место находилось где-то в глубине Империи Кайрос. Да и, если уж совсем честно, Архонт Шпилей сильно сомневалась, что, во-первых, посещение того места как-то поможет и что, во-вторых, ей надо вспоминать что-то. Потерянная память не слишком заботила и мешала. А даже если вдруг вспомнится что-то, и внезапно найдутся родные по крови люди, то это ничего не поменяет. Особенно спустя столько лет. Это будет бессмысленной тратой времени, с бессмысленным же результатом. С собственными знаниями чуждой магии нужно было что-то решать. У неё накопилось достаточно знаний о магии других эпох и миров и в последнее время особенно остро тянуло попробовать что-нибудь. Правда, в результате Мэйва очень не была уверена. Магии в Терратусе много, бери — не хочу, как говорится. Шпили магию собирали, выступая в большей степени в роли накопителей. Только кому могли понадобиться такие разумные накопители? Мэйва не могла представить себе существо, которое бы разом могло вместить в себе всю энергию из всех Шпилей. Если тянуть магию из них всех разом, то тогда что человека, что Архонта просто разорвёт от подобной мощи. Поэтому их предназначение всё ещё оставалось загадкой для Мэйвы. Само применение магии просто, грубо и прямолинейно как заготовка деревянной доски. Никаких тонких плетений, зубодробительных заклинаний. Рисуй себе сигилы и вот тебе заклинания. Впрочем, стоило признать, что в зависимости от вложенной в сигил силы, его силы и радиус действия значительно варьировались. Учитывая, что только Архонты могли использовать магию напрямую, и лишь определённой стихии, то… То остаётся пробовать различные руны и их сочетания. Значит, стоит начать с переписи известных ей рунных алфавитов и их проверки каким-нибудь максимально простым, безопасным и действенным способом: в условиях Терратуса чужие знаки силы вполне могли не работать. Работать с заклинаниями на словесных формулах или тонкими плетениями она не решится точно — бездна знает, как они могут подействовать. Владыка Ярусов вздохнула, отложила очередную бумагу в сторону и закрыла журнал. Откинувшись на спинку кресла, она задумчиво уставилась в потолок. Глаза неприятно болели, словно в них засыпали песок, а голова ныла от усталости. — Архонт, с Вами всё нормально? — в голосе Адъюдикатора скользнули едва заметные нотки беспокойства, и Мэйва нехотя покосилась на него. Он, как обычно, с бесстрастной маской на лице и не угадаешь, о чём действительно думает. Дымные красно-серые тени беспокойно шевелились у его ног. Наверное, заниматься работой в кабинете Тунона было не лучшим решением. Но учитывая, что заниматься приходилось всем подряд, включая срочным внесением правок в какие-либо законы или придумывание этих самых законов, то можно и потерпеть. Архонт Шпилей посмотрела на бумаги и тяжело вздохнула. Сосредоточиться на работе не выходило уже пару часов, и смысл написанного в документах ускользал от неё раз за разом, сколько бы она не перечитывала. — Да… — Мэйва потёрла переносицу и подняла усталый взгляд на Тунона. — Да, всё нормально. Устала немного. — Вы уже почти пятые сутки без сна, — неодобрительно заметил он. — Вам стоит прекратить так подолгу заниматься делами и отдохнуть. — Стоит, — не спорит Мэйва, понимая, что уж шестые сутки разбора бумаг она точно не выдержит. Да и самое срочное уже сделано, вроде бы. Особо содержательный диалог, что тут скажешь. Но с Туноном никогда не тянуло разговаривать так же долго, как с Марком. Честно говоря, она до сих пор опасалась Адъюдикатора. Что-то в нём внушало ей недоверие на подсознательном уровне. Возможно, так было из-за понимания относительности его аспекта. Возможно из-за того, что он казался далёким от понимания прелести путешествий, сражений и разгадывания тайн. Хотя нельзя сказать, что судебные дела порой не являлись теми ещё загадками. Да и кроме того видеть бывшего начальника и учителя в роли подчинённого всё ещё было непривычно. Возможно, дело было совсем в другом. Тунон намного старше, намного опытнее, искуснее во многом, пожалуй. Однако, к счастью или сожалению, он относился к тому типу людей, которым нужно кому-то подчиняться. Даже сейчас, получив куда больше свободы действий, чем это было при Кайрос, он попросту терялся. Мэйва сомневалась, что он смог бы выжить без подчинения. Законы, которые он так любит, невозможны без власти и правителя. Как и Суд. А сам Адъюдикатор слишком привык подчиняться и не может уже без этого. По крайней мере, пока складывалось именно такое впечатление. — Гостевые покои будут готовы в ближайшее время. Мэйва качнула головой, слабо улыбнувшись. — Не стоит. Я лучше погуляю немного. Гулять она, конечно же, не собиралась толком и неспешно направилась прямиком к покоям Архонта Теней. Почему-то факт, что далеко не все в Суде знали, где находится жилая комната палача Суда, казался забавным. С другой стороны, никто из тех, кто знает, не рискует туда соваться. Ну, кроме неё самой и, наверное, Тунона. Но ей Марк дубликат ключа от своих покоев сам отдал, ничего не став объяснять. Да и не требовалось. А Тунон вряд ли гуляет по чужим комнатам просто так. Во всяком случае, Мэйва с трудом себе это представляла. Марк же делиться с кем-либо ещё местоположение своей комнаты не спешил. Он вообще не так уж часто там бывал, используя её скорее как склад вещей и рабочий кабинет, чем как жилую комнату. Хотя кровать там, конечно, стояла, и ею даже пользовались. Не смотря на всё, работу в Суде Марк пока бросать не хотел, пусть и к ученикам приглядывался с явной неохотой. Мэйва сомневалась, что в ближайшие годы он вообще возьмётся за тренировку Вершителей судеб. Слишком много дел вот-вот лягут ему на плечи, не до этого будет. Хотя не факт кончено, да и бывшая Вершительница не считала нужным запрещать ему набирать себе учеников. В конце концов, он взрослый мужчина и сам может разобраться, сколько дел стоит на себя взваливать. Замок в двери тихо щёлкнул, стоило повернуть ключ, и Мэйва зашла внутрь. Закрыв за собой дверь на замок, она замерла, ожидая, когда глаза привыкнут к тьме, и почти сразу заметила внимательный взгляд ярко-золотых глаз, светящихся в темноте. — Я посплю у тебя, ты не против? — уточнила она на всякий случай прежде, чем Марк успел что-либо сказать. Устало потерев глаза, она вновь посмотрела на сидящего за письменным столом мужчину. О том, что Марк не против, она и так знала, иначе бы он ключ не отдал, но всё равно считала нужным спросить. Архонт Теней только приглашающее махнул рукой и отвернулся, дописывая что-то на листе пергамента. Мэйва быстро дошла до постели, попутно снимая с себя одежду, и шустро юркнула под одеяло. Некоторое время она наблюдала за Архонтом Теней, а потом закрыла глаза, позволяя усталости взять вверх, а сознанию привычно провалиться в серую муть сна-Бездны. В комнате было совсем темно, и даже падающий из окон свет нисколько не разгонял сгустившуюся тьму, зато оставлял на полу ярко очерченные светлые пятна. Из-за этого мир за окном казался ослепительно серым. Смешанный с пеплом снег медленно падал с укутанных тяжёлыми свинцовыми тучами небес, укрывая цитадель, крепость и город серо-белой пеленой. На улицах горели холодные бледные огни, тускло освещая пространство, а в небе время от времени вспыхивал тусклый алый свет, но быстро исчезал. Небольшая передышка перед новым маршем на чужие земли отдавала изрядной долей фальши. Просто покорно делали вид, что отступили под неожиданным нападением нового врага. Её люди хотят крови, хотели чужих смертей и мук. Они это получат с ближайшей войной сполна, а пока пусть учатся держать в узде собственные страсти. Вновь марш под равнодушным небом, вновь кровавые схватки и наслаждение боя. Хитрые планы, стратегии и тактики уже продуманы и ждут подходящего момента, а пока она вновь лениво повторяет их в голове и так же лениво придумывает новые. Потом можно будет выбрать оптимальный вариант. Пока требовалось подождать, дать врагу ложную надежду, чтобы потом сломить её, как тростинку. В этом была совершенно особенная прелесть войны. Позади раздаётся тихий шорох и шумный вздох. Она чуть поворачивает голову в сторону звука и скользит взглядом по красивому сильному телу любовника. Он же наблюдает за ней с любопытством, удобно устроившись на постели в обманчиво расслабленной позе, едва заметно дёргая кончиком тёмно-красного, почти чёрного чешуйчатого хвоста. Бирюзово-голубой символ на его плече смотрелся слишком ярко на тёмной коже. Но ему самому нравилось, что правда, и предложи она всё же скрыть личную метку — наверняка оскорбится. — Что, нравлюсь? — он ухмыляется, скаля острые зубы и озорно сверкая яркими янтарными глазами. Нарочно меняет позу, красуясь и позволяя себя разглядеть. Ему нравилось внимание с её стороны. — Если бы не нравился, то тебя бы тут не было. Он фыркает и смеётся, отбрасывая с лица тёмно-красные пряди волос. Она лишь качает головой, вновь отворачиваясь к окну, но теперь наблюдая не столько за происходящим снаружи, сколько за отражением. Глава карательных отрядов ступает бесшумно и грациозно, словно огромный зверь. Он замирает в двух шагах, ведя носом, будто принюхиваясь, после чего приближается вплотную и обнимает осторожно. Будто пытаясь понять, разрешат ли сегодня такую близость или нет. Она не против, и он быстро расслабляется, прижимаясь и легко целует её шею и плечо. От него веет жаром. Приятно пахнет кровью, дымом пепелищ и полынью. И тлеющей страстью, готовой разгореться в любой момент, стоит лишь дать повод. — Ты грустишь, — утверждает он и, судя по тону и отголоскам чувств, его самого это расстраивает. — Кого мне убить, чтобы ты улыбнулась, небо моё? Чьи сердца принести тебе? В отражении окна видно, как лихорадочно пляшут в его глазах красные голодные искры и хищно отливают алым звериные зрачки. Он безумен ровно настолько, насколько может быть безумен любой из них. Да и можно ли назвать это безумием — большой вопрос. — Это излишне, — возражает она, прекрасно зная, что для него достаточно лишь названного имени — пойдёт и убьёт. Разорвёт на части, отрубит голову и вырежет сердце острыми чёрными когтями, а потом принесёт ей, как дар и подтверждение. Нет для него ни своих, ни чужих — есть лишь те, кого убить можно и нельзя, но потом всё равно можно по воле своей госпожи. Перепачканный чужой кровью, с откровенно безумной счастливой улыбкой и шальным хищным взглядом, полным эйфории, осторожных ожиданий и бездумного обожания он был особенно очарователен. Впрочем, это нисколько не обманывало её: у него острый холодный ум, точные расчёты и собственная одержимость ему ничуть не мешала. Иначе он просто не смог бы добраться до того, что имеет сейчас. Их мир не терпит идиотов, даже если эти идиоты обладают могуществом. Наблюдать за его становлением было интересно. Она внимательно следила за ним: как набирал силу и авторитет вместе с боевым отрядом, вместе с которым служил долгие столетия, как зарезал своих же сослуживцев, когда они решили попытаться выпустить пленников, захваченных в очередной войне. Как шёл по головам, выгрызая себе путь к власти и силе, упивался пролитой кровью и чужими страданиями. Как использовал по полной каждую из немногих возможностей, которые она давала в поощрение и что подворачивались по пути. Его отряды ненавидят — заслуженно. Его отрядов боятся — заслуженно вдвойне. Его самого проклинают и свои, и враги. Его самого боятся собственные отряды. Потому что он легко мог свернуть шею подчинённому за проступок. Или за глупые слова, как уже бывало не раз. Сегодня утром уже убил одну девчушку, которая имела неосторожность выразить недовольство его страстью выполнять поручения на убийства и войной в целом. В общем, довольно глупые претензии высказывала девчушка, совершенно детские в своей наивности. Как только дожила до того, чтобы попасть в карательные отряды? Впрочем, дети часто бывают безжалостны. — Ох, Шиенса-Шиенса, знаешь, ты такая способная, — протянул он тогда. В голосе главы карательных отрядов звучит огорчение пополам с одобрением. — Но такая дура. Шиенса не успела вскрикнуть — горло он вспорол ей одним молниеносным движением. А потом с лёгким любопытством наблюдал, как она корчится и хрипит на полу в луже собственной синеватой крови. Лишь когда Шиенса затихла, он достал меч и отрубил голову бывшей подчинённой, после чего поднял лихорадочно сверкающие глаза на свою владычицу, заставшую всю сцену. И счастливо улыбнулся ей. В общем-то, ей в большей степени безразлично, как именно он управляет своими отрядами и расправляется с врагами. Главное, что работает быстро и эффективно. Сейчас он сильнее, умнее и хитрее многих, практически всех, как и положено его должности. Было бы излишне жестоко сделать вид, что она не понимает, зачем он этого добивался. Как и делать вид, что не замечает всей его страсти и чувств. Несмотря ни на что его преданность не вызывает сомнений. Потому он здесь и поэтому она ему благоволит. Интересно, сколько продержится на своей должности? — Просто думаю, как скоро нужно будет выдвигаться в путь. И сколько будет дел. — Снова? — он трётся щекой о её плечо, тихо-тихо урча от ощущения её тепла. — Изведёшь себя усталостью — можешь попрощаться с победой. А без тебя у всей собравшейся компании не будет и шанса на удачное противостояние. Перегрызутся, как псины за кости, — он чуть кривит губы. Разобщённость других в общем деле ему не особо нравилась. — Ты слишком много думаешь о войне и делах, милая. Он замолкает резко, прикрывает глаза, словно раздумывая, не сказал ли лишнего. А потом утыкается носом ей в шею и жадно вдыхает её запах. Замирает в ожидании ответа: слова или действия. Он хорошо научился её понимать, и она молчит немного дольше, чем следовало бы. — Это утомляет, — соглашается она и, подняв руку, погладила его по щеке. Он не отвечает, улыбается только и, повернув голову, несильно кусает за пальцы, облизывает увлечённо длинным шершавым языком. — Нахал, — констатирует она, отнимая руку. Он лишь выдыхает огорчённо и утыкается носом ей в плечо. — Если кто-то сунется в Империю Лоэрен без разрешения и с большим отрядом… — Порталы под охраной, любые переходы отслеживаются. Каждый нарушитель будет пойман, — он широко и недобро ухмыльнулся, скаля острые зубы собственному отражению в окне. — И наказан. Не стоит беспокоиться, небо моё. Она ничего не говорит на его слова, но одобряет. И он это прекрасно знает. Мэйва просынулась от видения рывком, ощутив чужой пристальный взгляд и присутствие рядом, но почти сразу успокоилась, поняв, что никого кроме Бледена Марка и его теней в помещении нет. В комнате было совсем темно, и даже падающий из окон ночной свет нисколько не разгонял сгустившуюся тьму, зато оставлял на полу ярко очерченные светлые пятна. Время от времени тени колебались и, Мэйва была готова поклясться, что различала чьи-то движения во тьме. Ритуальные рисунки, оставленные Марком на её руках, смотрятся в темноте чёрными и ярко контрастируют с бледной кожей. Кажется, будто вместо краски застыли тени, те самые, которых сейчас полным-полно в комнате. Бледену Марку нравится, что она всё ещё не стёрла их, хотя прошло достаточно времени. Для него это было ничуть не менее важно, чем её ответный брачный дар, а Мэйва не видела в этом ничего плохого. Хотя сакральный смысл этих простых на вид рисунков ускользал от неё, вертясь где-то на краю сознания. Сам он ответил на вопрос об их значении ожидаемо расплывчато, хоть и куда более конкретно, чем о наруче, и она не стала настаивать, лишь убедившись из его объяснений, что смысл их скорее положительный и сводится к окончательному закреплению брака. Лантри, когда случайно увидел рисунки, только подтвердил это, закатив длиннющую лекцию на тему ритуальных рисунков у разных народов. А в конце стеснительно добавил, что когда-то давно интересовался этой темой и был знаком с книгочеем, который это подробно изучал. Тени в очередной раз колыхнулись, и Архонт Шпилей моргнула, позволяя зрению перестроиться. Привычная тьма заиграла новыми оттенками и едва уловимым тёмным сиянием. Различить движения теневых силуэтов стало проще. Она наблюдает за тёмным туманом теней стелющимся по полу. Мэйва очень сомневалась, что если вдруг кто-то сюда проберётся и умудриться увернуться от удара теневых копий, то он просто тупо не потонет в чернильной тьме, разлившейся по полу. Её саму тени не трогали, всё чаще ластились, как ласковые кошки. Причины такого она не спрашивала, разумно полагая, что Марк не ответит. А ещё она знала, что он зачастую, уходя на задания, оставлял теневого близнеца в её тени. О своём знании этого она тоже молчала. Бывшая Вершительница вообще много о чём молчала и много чего не спрашивала, дорожа хорошими отношениями с Архонтом Теней. И Мэйва лелеет надежду, что так и останется впредь, не видя ничего дурного в их отношениях. В покои Архонта Теней редко заходили гости. Почти никогда. Мэйва даже сомневалась, что сюда слуги заходят без согласия хозяина комнат. Впрочем, в помещениях было чисто. А её бывшие спутники обычно не пытались выдёргивать её из Суда — у них самих теперь много забот и хлопот. Тунон вообще Мэйву без веского повода не трогал — новый Владыка и так торчит у него под боком большую часть времени, перебирая вместе с ним законы и перерабатывая их. Кажется, его это даже реально начинало беспокоить. Всё чаще Мэйва понимала, что либо её и без того спокойный характер и пофигистичные взгляды на жизнь достигнут божественного уровня, либо она попросту сдохнет под кучей бумаг. В голове вертелся ещё вариант о становлении новым Архонтом Правосудия, но это казалось самым маловероятным и абсурдным поворотом событий. Но дел оказалось до ужаса много. Впрочем, постепенно срочные дела, требующие решения в ближайшее время, заканчивались. Матрас прогнулся под чужим весом, когда Марк устроился рядом практически бесшумно. От него пахло ночным лесом и, совсем немного, свежей кровью. Некоторое время он молчал. — Тунон на тебя жаловался. Снова, — оповестил он негромко. — Тебе нравится старику нервы мотать тем, что сидишь у него сутками напролёт? Мэйва вновь приоткрыла глаза, ожидая продолжения. В общем-то, почему Тунон жалуется именно Марку, оставалось для бывшей Вершительницы большой загадкой. Видимо, потерял надежду справиться самостоятельно окончательно. Хотя сцена, когда Тунон интересуется, куда подевалась Владыка Ярусов, а Марк со вздохом отвечает, что дрыхнет у него в покоях, определённо должна быть забавной. Мэйва знала, что Архонту Правосудия не нравится, что она сидит за бумаги без сна несколько дней подряд, изводя себя до состояния, когда хочется просто не думать, лечь и уснуть. В целом, его беспокойство понять можно — обычно молодые Архонты нуждаются в отдыхе так же часто, как обычные люди. Мэйва со своим ломаным режимом дня ничего поделать не могла. Разве что доломать окончательно и бесповоротно. — Если будешь и дальше себя так изводить, мне придётся лично отбирать у тебя бумажки каждый раз, — в голосе палача слышалось недовольство и лёгкое раздражение. — Меня не особо радует играть роль твоей личной сиделки, чтобы ты не умерла от переутомления за горой бумажек. Мэйва тяжело вздохнула. — Я просто пыталась разобраться со всеми делами побыстрее, — честно ответила она. Дел, к сожалению, действительно получалось не мало. — Пока не ввязались в новое противостояние. Бледен Марк недовольно фыркнул. — Девочка, выбрось эту дурь из своей головы. Бумаги от тебя никуда не убегут, а требующие встречи люди могут подождать день другой. У нас не военный лагерь тут, а ты больше не простая Вершительница судеб. Ты Архонт. И ты — Владыка Ярусов. Тебе не перед кем отчитываться не нужно. В чём-то Марк прав, она это признавала. Военные лагеря были рядом с территорией, укрытой тьмой Эдикта. Совсем скоро затишье закончится и разразится новая, затяжная война. Эдикт Тьмы, действующий сейчас, закончится, как только укрытые им земли перейдут под власть Мэйвы. А потом она объявит новые Эдикты на ближайшие территории. План простой и понятный, но как показывает практика и собственные воспоминания — чем проще, тем действеннее. — Нет, — не согласилась она со словами Архонта Теней. — Пока всё спокойно, надо успеть сделать хотя бы самые нужные приготовления. Иначе это скопится и даст о себе знать в самый неподходящий момент. Он больно ущипнул за плечо. — Успеешь, если перестанешь делать глупости. Изведёшь себя усталостью — можешь попрощаться с победой. А без тебя у всей собравшейся компании едва ли будет хоть мизерный шанс против Кайрос, детка, как бы мне это не было неприятно признавать. Ты слишком много думаешь о войне и делах, милая. Мэйва едва не вздрагивает на этих словах, ощущая, как внутри вмиг растекается липкий ужас, и с трудом удерживает себя от желания повернуться и посмотреть ему в глаза. Знает, что не увидит в его глазах ни алого отблеска, ни шальных кроваво-красных искр. Взгляд Марка никогда не отдавал настолько откровенным безумием и, Мэйва надеялась, что никогда и не будет. Они совсем разные и было бы глупо цепляться к простым словам просто из-за того, что они совпали. Встречаться с тем мужчиной ей бы крайне не хотелось. А ещё она надеялась, что он давно мёртв. Потому что если жив… О, такой землю носом рыть будет, но найдёт. А к такой встрече со своим прошлым Мэйва, откровенно говоря, не готова вообще и вряд ли хоть когда-то будет. Да и кто знает, чем такая встреча может закончится… Те воспоминания подсказывали, что людей он не щадил в принципе. Сейчас, конечно же, его нет рядом. Бледен Марк — не то создание. А то создание — не Бледен Марк. — Малыш? — тихо зовёт он, положив руку ей на плечо, и Мэйва с трудом выдыхает сквозь сжатые зубы, замечая, как беспокойно шевелятся тени вокруг. Интересно, почувствовал он изменение её состояния или просто она слишком долго молчала? Она осторожно перехватила его руку и, слегка повернувшись, коснулась губами запястья. — Этого больше не повторится без острой необходимости, обещаю. — Очень надеюсь, — он вздыхает, фыркает и прижимает к себе, привычно оплетая её ноги тёплыми тенями. — Если сядешь завтра за бумаги, то я сломаю тебе руки. А теперь спи. Забота Архонта Теней специфична, как и его понятия о защищённости. Да и легко сказать «спи». Усталость как рукой сняло после приступа страха, но Мэйва догадывалась, что это ненадолго. Стоит ли снова засыпать и копаться в собственной памяти? Стоит, пожалуй. По крайней мере, можно заходить не так далеко. Другие жизни были не менее увлекательны. Да и когда Марк находился так близко, просмотр воспоминаний давался проще. Мэйва тихо вздохнула и закрыла глаза, вновь позволяя разуму окунуться в хорошо знакомую серую муть. Некоторое время она просто висела в пространстве, лениво разглядывая слегка рябящие белые прямоугольники. Не смотря на их яркость и ощущение, что они сотканы из света, они ничего не освещали и не давали никакого света. Собравшись с духом, она сосредоточилась, ныряя в память собственной души наугад. …Трассу мерно освещал рыжеватый свет фонарей, а справа чернел осенний лес и река. До дома оставалось совсем немного, и она уже предвкушала встречу с мужем и сыном. Длительная конференция в другом городе изрядно её вымотала. Хотя там представлялись интересные результаты различных экспериментов лечения болезней и разработки новых лекарств. Внезапно машина впереди вильнула, уходя от столкновения и подрезав уже её. Она помнила визг тормозов и выкрученный руль. Как бешено забилось сердце от страха и как машину тряхнуло от удара сбоку и спереди, шум бьющегося стекла и скрежет металла. А ещё как обожгло болью ноги, грудь и лицо. Новый удар пришёлся сзади, и отдался жуткой болью в голове. Дышать мгновенно стало трудно, а по лицу текло что-то горячее. В ушах звенело, а перед глазами плыли яркие пятна. Несколько новых ударов лишь слабо сдвинули разбитую машину. Выбраться удалось с трудом, и она свалилась на асфальт. Полежав около минуты и стараясь перевести дыхание, она кое-как встала на четвереньки, она медленно поднялась на ноги, опираясь о машину. Вокруг валялись оторванные части машин, стояли разбитые автомобили. Из некоторых выбирались люди. Несколько машин были смяты, превратившись в сплошной кусок металлолома. А на асфальт вперемешку с маслом и бензином текла кровь. Где-то впереди раздался взрыв, и ярко полыхнуло пламя. Она подумала, что нужно уйти подальше, ведь если взорвалась одна машина — то могут загореться и взорваться другие. Даже успела пройти немного назад, прихрамывая, как заметила плачущего в разбитой машине окровавленного ребёнка. Рядом с автомобилем на асфальте, лежали два мёртвых переломанных тела взрослых. А потом землю тряхнуло. Звук нового взрыва раздался совсем рядом, под ногами. Сознание опалило диким ужасом от осознания происходящего: опоры моста взорвали. Асфальт пошёл трещинами, а мост начал стремительно наклоняться, заваливаясь в реку. Она лишь успела зажмурится от ужаса… … Её выкинуло из кабины ударной волной, протащив по земле несколько метров. Цепляясь пальцами за землю, она с трудом поднялась на ноги. Поглядев на разбитый корабль, которому подбили одно крыло, она нервно выдохнула и развернулась. Со склона особенно хорошо было видно, как родной город пожирает пламя боевых снарядов и как взрывы сметают всё здания, словно засохшие листья. Гарнитура не слетела лишь чудом, но теперь явно сбоила. — Элиан! Элиан! — сквозь шипение пробился паникующий голос координатора. — Элиан, ты меня слышишь?! — Меня сбили. Я… Я в порядке, — она неуверенно оглянулась на корабль. Одно крыло полностью отсутствовало. — Но корабль больше не на ходу. — Где ты сейчас?! — Юго-западный квадрат… — Она сжала кулаки в бессильной ярости. — Кайн, они разрушили город… — Хорошо, что ты жива. Так! Тебе нужно найти оружие! — Кайн… — Найди оружие и отправляйся восточнее! — Кайн… — Там сейчас идёт бой и любая помощь… — Кайн! — перебила она. — Они разрушили город! Всё, над чем мы работали — разрушено! Все, кого спасали — убиты! Столько лет, столько надежд и всё в пустую! Она в ярости пнула камень и он улетел куда-то вниз по склону. —… Элиан, прекрати паниковать. Мы должны позаботиться о выживших, которые не могут себя защитить! Хватай оружие и дуй в квадрат Р3! Она прикрыла глаза и резко выдохнула. Кайн был прав, она это понимала. Время, которое можно потратить на отчаяние и горе ещё не пришло. — Прекрасно… — рыкнула она, неуверенно подходя к дымящемуся кораблю. К сожалению, сам кораблю представлял собой теперь груду металлолома: панель управления сломана совсем, двигатель разбит. Кроме небольшого количества оружия да рюкзака припасов спасать было нечего. И патронов почти нет. Отвратительно. Леса вокруг города никогда не отличались спокойствием. Она раздражённо выдохнула, поправила лямку рюкзака, проверила расположение ножей и сняла оружие с предохранителя. За спиной раздался шорох, и она резко обернулась, тут же обнаружив уже растянувшегося в прыжке хищного зверя. В панике вскинув винтовку, она выстрелила… Мэйва проснулась мгновенно, дёрнувшись и несколько минут смотрела прямо перед собой, нервно сжимая в кулаке уголок одеяла. «— Всё хорошо, всё нормально, спокойнее, — мысленно успокаивала она себя, чувствуя, как колотится собственное сердце. — Это случилось давно. Не сейчас, не в этой жизни.» Нет никаких врагов рядом, нет никаких автомобилей, нет никаких подорванных мостов и автокатастроф, нет никаких машин, кроме неясного полумагического механизма Шпилей. Никаких пылающих городов, никаких кораблей. А из стреляющего оружие лишь луки, магические посохи и, дай Тьма, арбалеты. Магия не в счёт. Этой ночью самокопание в памяти о прошлых жизнях явно не задалось. Видеть собственную почти смерть, мягко говоря, неприятно, пусть это и было давно, а фантомная боль жжёт тело. Голова, правда, ныла совсем не фантомно и Мэйва невольно поморщилась. Мешанина фрагментов памяти из разных жизней была делом привычным, но неприятным и порой сложно было понять, что к чему относится. Сегодня явно неподходящая ночь для того, чтобы рыться в собственной голове. Однозначно. Даже не смотря на то, что она теперь знает хотя бы одно имя себя из прошлой жизни. Элиан. Хорошее имя. Если это имя, конечно, поскольку обычно прошлые собственные имена она не может различить. Тени прохладными касаниями убирали боль, притупляя её, а живое тепло, идущее от Марка, успокаивало. Он сам лежал совсем рядом, вплотную, почти уткнувшись ей в затылок и положив руку на талию, и она слышала его тихое спокойное дыхание. То ли спал, то ли дремал, но уже то, что он вот так остался снова спать с ней, говорило как минимум о доверии. Или о попытке доверия. Даже не смотря на то, что он прекрасно знал о проблемах Мэйвы со сном и что сам он может выхватить теневой кинжал в любую секунду из любой тени, которые густо заполнили всю комнату, а скопившаяся тьма может запросто обездвижить и удушить, повинуясь воле своего хозяина. Она тихо вздохнула, глядя на мерно покачивающиеся тени и прислушиваясь к их убаюкивающим шепоткам. — Марк, — тихо позвала она, не особо надеясь на ответ. Архонт Теней спит чутко, но это не означало, что он станет отвечать ей. Да и не факт, что он сейчас хотя бы дремлет. — М-м? — голос Архонта Теней звучит глухо и сонно. Всё же дремал. Надо же. — Останься утром, пожалуйста. Он молчит некоторое время, а потом тяжело вздыхает и прижимает к себе сильнее. — Останусь, — шепчет он. — Могла и не просить. Спи.