Под завесой хаоса

Взгляд зелёных глаз блуждал по линии горизонта, в надежде отыскать хоть что-то, что подавало признаки жизни. Здесь было необычайно тихо. Настолько тихо, что поневоле можно было услышать шелест качающихся от лёгкого ветерка листьев. Оранжевая кобыла, чей непривычно яркий окрас сливался с окружавшим её рыжим лесом, неспешно переваливалась с ноги на ногу. Её худощавое тело, болезненно очертившиеся рёбра и сильно выступавшие кости ясно давали понять, что мучительный голод истязал пони не один день и не одну ночь. Тем не менее, двигалась она ровно, выпрямив спину, и совершенно не обращая внимания на болезненные ощущения, поочерёдно изводившие каждую часть тела. Грязь неприятно хлюпала под ногами, изредка сменяясь хрустом недавно опавших листьев, колючие растения, в обилии растущие прямиком из каменистой почвы, то и дело царапали ноги, оставляя за собой неприятные на ощущения, но безболезненные ожоги. Эпплджек стремительно шагала вперёд, не оставляя при этом попытки найти среди засохших растений и давно погубленных деревьев хоть что-то съестное. Часто на пути попадались обглоданные кости мелких зверей, чьим судьбам так не повезло встретиться с животными побольше. Под ногами, на камнях и даже на кронах деревьев можно было заметить уже засохшие кровавые следы от прошедшей битвы за жизнь. И лишь раз на пути ей встретилось живое существо, но живое лишь телом — разум же его был полностью уничтожен, подверженный нерушимым заклинанием Императора. — Мы служим одному богу. А он требует справедливости, — безумным голосом выкрикивал пони, дергано оглядываясь в поисках слушателей. — О, да, да, мы все прислуги нашего Императора. Вы должны подчиняться, должны, обязаны, не то будете наказаны, будете нака-а-азаны, — он часто делал паузы, чтобы откашляться остатками крови в горле, и снова начинал повторять сказанное, нервно смеясь, протягивая некоторые буквы и ненормально бившись в конвульсиях. Светловолосая кобылка лишь меланхолично опустила взгляд, мысленно сочувствую бедняге. Она долго щурила малахитовые глаза, внимательно вглядываясь во всё окружающее, пока, наконец, ухо рефлекторно не зашевелилось от услышанного хруста в траве. Пони прижалась к земле настолько, насколько это было возможно, чтобы ползком приблизиться к цели — то была сизая ворона, безмятежно ковырявшая клювом в крыльях. Высокая трава вдруг зашевелилась, поддавшись ветру, скрывая за собой тёмные очертания. Что предпринять? Нет уверенности, что птица всё также остаётся в неведении, но если она слетела, то кобылка лишь зря стоит вместо того, чтобы, пока не потемнело, попытаться найти другую живность. Снова налетел ветер, и в этот раз взгляд Эпплджек сумел поймать сизые перья. Она осторожным движением достала из сумки самодельную сеть, схватилась за неё зубами настолько крепко, словно держала во рту что-то действительно ценное, и дикой кошкой подкралась к жертве. Если всё пройдёт хорошо, то сегодня семья Эпплов, впервые за последние несколько недель, сможет насладиться давно позабытым вкусом мяса. Если нет — маленькой Эпплблум вновь придётся есть на ужин сухую траву. А ведь растущему организму требуется белок, хотя бы иногда. Нет, нельзя подвести семью. Эпплджек тихими шагами сократила расстояние, отделявшее её от пищи, и, готовая в любой момент скинуть сетку, вдруг резко встрепенулась, услышав безумный крик: — Мы все должны подчиняться Императору! Он — наш бог и создатель! — донеслась сумасшедшая тирада заколдованного пони. А напуганная ворона поспешно взлетела в воздух. Эпплджек злостно отбросила сеть в сторону. — Дьявол, — ругнулась она себе под нос, бестолково пнув камень.

***

Сумерки сгустились слишком быстро, недалеко от кобылки послышался дикий вой ночных охотников, неприятно бьющий по ушам; тотчас отозвались другие, и несколько секунд их голоса гулко разносились по притихшему лесу. Слишком поздно, чтобы пытаться найти другую дичь. Она в последний раз окинула уже потемневшее небо, где скрылась желанная жертва, расстроенно выдохнула, и поспешила домой. Путь до него, даже в настолько непроглядной темноте, занял немного времени. Хотя бы потому, что лес для Эпплджек являлся чуть ли не вторым домом, и та знала его, как свои четыре копыта. — Эпплджек! — встретил её восторженный голос младшей сестрёнки — Эпплблум проскользнула через забор, ограждавший небольшой амбар, что послужил им домом, и бросилась на встречу старшей кобыле. — Привет, сахарок, — ласково улыбнулась ей в ответ оранжевая пони, и Эпплблум нырнула под сень раскрытых ей объятий. — Ты сегодня поздно. Нашла что-то интересное? — светло-жёлтый жеребёнок, подобно любопытному щенку, наклонила голову набок, устремив взгляд на сестру. Эпплджек виновато опустила голову. — В следующий раз, малышка, обещаю, — она ласково потрепала ей гриву. И обе направились в дом. Это было небольшое деревянное строение, подле которого росло подобие сада — пара маленьких кустарников и молодое деревце. Не сказать, что дом был прочным, потому что хлипкие окна и двери, местами сгнившие доски и потёртая краска, отдалённо дававшая понять, что прежде этот сарай имел красный оттенок, не внушали особого доверия, как к чему-то, что могло бы защитить тебя, случись беда. Однако это был какой-никакой, но дом, причём со всем необходимым для выживания, и пони особо не жаловались. Да и жаловаться не было смысла, тем более — не кому. Их старенький сарай находился в Эпплузе, точнее в том, что от неё осталось. Этот южный городок уже давно был стёрт с карты Эквестрии. И населяли его разве что дикие животные, отчаянно искавшие укромное жилище от холодов, да несколько выживших пони, кому посчастливилось покинуть границы Империи без ведома Императора. Да, после разделения Эквестрии, Эпплузу посчитали настолько жалким местом, что её даже не включили ни в Империю, ни в Царство Хаоса. С тех пор эти маленькие земли считались единственным безопасностым местом. Семье Эпплов же очень повезло, что после взрыва, произошедшего тогда, когда силы Лорда Тирека, четырёх аликорнов и хаоса Дискорда слились в одном магическом потоке, обладавшим настолько мощной энергией, что тот сумел одним массивным толчком откинуть всё окружавшее его в радиусе нескольких сотен миль, их угораздило попасть именно сюда, да ещё и всей семьёй. Судьба остальных пони же и по сей день остается для Эпплджек загадкой. Но в мыслях она всё равно верит и надеется, что судьба также пощадила и её подруг. ЭйДжей копытом толкнула дверь, и та с противным, бьющим по ушам скрипом поддалась, впуская в себя хозяев. Внутри ситуация была менее плачевная: доски пола, несмотря на местами выступавшую плесень, были в порядке, кое-где даже висели, пускай и не в самом лучшем виде, пейзажные картины — последнее, что напоминало о прежнем городке. Она прошла по узкому коридору, ведшему в три небольшие комнатки. Кухня оказалась наиболее приемлемой: большой стол, стулья и даже вполне пригодная для работы печь. — Как она? — вдруг поинтересовалась старшая кобыла, замявшись у порога спальни. Взгляд Эпплблум моментально потух под опущенными веками. И земной пони хватило этого, чтобы осознать, что самочувствие лежащей в комнате пожилой кобылы ничуть не улучшилось. А, возможно, и наоборот. Спальная комната была наполнена неприятным, едким запахом лекарств и лечебных трав. А ещё каким-то отчаянием, от которого щемило сердце. Эпплджек кивнула красному жеребцу, расположившемуся возле деревянной койки — там, в полусознательном состоянии, лежала пожилая земнопони. Болезненные очертания лица, серые мешки под глазами и слабое, едва слышное дыхание заставили светлогривую кобылку до крови закусить губу, чтобы не расплакаться при виде бабушки. Биг Мак — старший брат обеих кобылок — уступил место Эпплджек, и та, усевшись на край кровати, вложила своё копыто в морщинистое копыто пожилой кобылы — оно было очень холодным, несмотря на то, что лоб её почти обжигал от высокой температуры. Вторая что-то неразборчиво пробубнила, трепетно выдохнув. — Бабуля Смитт? — оранжевая пони осторожно позвала её по имени, робко поглаживая копытце. Тишину вновь нарушило невнятное бормотание, среди которого отчётливо слышалось «Эпплджек». — Да, бабуля, это я. Как ты себя чувствуешь? — Ты мне снилась, — севшим голосом прохрипела пожилая пони, облизнув сухие губы. — А ещё Понивилль, наша ферма… — Всё хорошо, — словно пропустив сказанное мимо ушей, заверила её Эпплджек, — я здесь. — … а ещё наши яблони и… яблочные пироги. Когда мы сможем приготовить их, Эпплджек? Земная пони безнадежно вздохнула. Что ответить? Солгать? Дать ложную надежду на то, что всё каким-то образом сможет наладиться? Бабуля всегда была той, кто не переставала верить в лучшее, даже в самой безвыходной ситуации, той, кто всеми силами поддерживала своих единственных внуков, неустанно повторяя, что мир обязательно вернётся в свою прежнюю колею, а на небе вновь вспыхнет солнце. Такое, какое они привыкли видеть много лет назад, тёплое, раскрывающее свои жаркие объятия всем нуждающимся. Но сейчас время Эпплджек брать на себя эту обязанность. Вот только нельзя кормить чью-то скулящую душу наивными надеждами, если ты сам не веришь. — Не знаю, — честно призналась она, отведя взгляд. — Я не знаю. И наступила тишина, прерываемая лишь слабым дыханием бабули. Эпплблум прижалась к Биг Маку, исподлобья наблюдая за сестрой, стараясь отыскать в её взгляде хоть что-то, что могло усмирить тревожные чувства внутри. Трое пони безмолвно обменивались взглядами, пока и этот единственный звук, хоть как-то успокаивающий напряженные до предела нервы, не стих. Зелёное копыто пожилой кобылы медленно отпустило Эпплджек, упав на мягкую простынь. — Бабуля?.. — тщетно пытаясь унять дрожь в голосе, она подняла зелёные глаза, чтобы встретиться с безжизненным взглядом, смотрящим куда-то в пустоту. Пустым и мёртвым. За спиной тихо всхлипнула маленькая Эпплблум, спрятав лицо в густой шерсти брата. Отчаянный жеребячий плач вырвался в превращающуюся в океан шерсть жеребца. Биг Мак обнял сестрёнку, сильнее прижимая к себе, словно объятиями пытаясь унять боль в груди юной кобылки. Эпплджек закрыла навсегда впавшей сон бабуле глаза, дрожащими губами поцеловав ту в лоб. «Всё будет хорошо. Солнце обязательно вспыхнет на небе, и всё будет хорошо» — прошептал трепещущий голос прежде, чем перейти на протяжный, безутешный плач.