skittles

— Кто ты? Почему я позабыл всё, кроме твоего имени? Бэкхён взглянул на Чанёля, беспомощно сидящего в своём потрёпанном пиджаке на холодных плитах, он раскачивался и смотрел пустым взглядом в стену. Юноша вздохнул, поправил воротник рубашки медбрата — впопыхах и не до одежды было. Открыл было рот, но замолчал. Неведом ему был ответ. Чанёля он впервые в жизни своей увидел тогда, за мусорными баками, но что-то в нём забилось тогда неистово, словно обретённый осколок, от хрупкого, когда-то расколотого зеркала. Зеркала, в котором в его снах отражались они. Но несмотря на это, Бэкхён был точно уверен — странного Повелителя Времени, как Чанёль себя называл, он видел впервые в жизни. — Не знаю, Чанёль, прости, — с болью шепнул Бэкхён и, опустившись на пол рядом с мужчиной, приобнял того за плечи, положил голову на плечо и почувствовал тепло человека, словно родного, странно так это было, что сердце медбрата сжалось от жалости и боли, а на глазах его выступили слёзы. — Вода течёт у тебя из глаз, — Чанёль напуганно отстранился, чувствуя влажное касание на своей шее, где прижимался Бэкхён, уже отвернувшийся и стыдливо вытиравший слёзы полой форменной рубахи, — забыл, как это называется, — раздосадовано посетовал Пак и постучал пальцами по виску легонько, — как будто бы знал и забыл, как я мог, — шептал он себе под нос, потирая голову, но слово на ум не приходило. — Это называется слёзы, — медбрат выдавил скупую улыбку, шмыгнул носом и повернулся к Чанёлю. Взгляд его плавал, видел ли он Бэкхёна? Бён не знал. — Неважно, — вдруг выдавил он, посмотрев на юношу перед собой, осознание мелькнуло в его глазах на радость Бэкхёна, — пусть слёзы больше не текут у тебя из глаз, они стекленеют, но ни одно стекло не сравнится с их красотой, и мне больно отчего-то, почему? Я посмотрел на воду из твоих глазов, и в груди сжалось что-то. Что? Улыбнувшись пространным речам, Чанёль часто болтал о всякой несуразице, этим он Бэкхёна не удивлял, порой его рассказы были удивительно прекрасны, порой ужасны безмерно, и от страха за незнакомого ведь по сути человека у Бёна сжималось сердце. Чанёль крепко сжимал его плечи и смотрел в глаза, но взгляд его снова начинал плыть. Сознание и осмысленность покидали Чанёля, руки разжались и повисли безжизненно вдоль тела. Так и остался он на холодных каменных плитах сгорбленной одинокой фигурой. Как заводная игрушка со сломанным устройством внутри, что обычно дети ломают, не рассчитав сил. Что же сломило того, кто не подчинялся законам времени и пространства. Бэкхён бы отдал многое не за то, чтобы знать, но за то, чтобы знать, как исцелить человека, который заставлял его сердце биться иначе. — Ты должен отдохнуть, — охнув от тяжести, юноша приподнял Чанёля и поволок в комнату. Мужчина не помогал, повиснув на нём, силы окончательно окинули его. «Ещё вчера...ещё вчера ты говорил со мной, а сегодня забыл простейшее слово», — грустно думал Бэкхён, от бессилия и полнейшего незнания, он чувствовал себя таким же ослабевшим. От пиджака Чанёля пахло сандалом и немного пеплом, странное сочетание, но ему нравилось. «Пепел», — шепнул про себя Бэкхён, снова и снова он повторял это слово, неслышно шевеля сухими потрескавшимися губами. Пепел — память, рассыпающаяся пылью. Не собрать, не склеить, не вернуть. Что же ему делать? Бэкхён дотащил Чанёля до кровати и рухнул вместе с ним. Тяжеловат тот был. Мужчина даже не шевельнулся, тело его онемело и не слушалось, жизнь понемногу покидала и его глаза, и он лежал на кровати, уставившись куда-то вверх. Туда, где над крышей их полицейской будки расстилался звёздный ковёр, и холодные светила освещали дорогу всем, кто следовал указанному ими пути. Но Чанёль этого не видел, а Бэкхён мог лишь представлять, всеми силами пытаясь сдержать слёзы боли. Всесильный Повелитель Времени угасал на его глазах, мучительно теряя себя, теряя память и тело. — Ничего, я не оставлю тебя, — шепнул Бэкхён ему на ухо и по-отечески чмокнул в лоб, задержав губы немногим дольше, — до тех пор, пока ты не станешь таким, как раньше, хотя тогда я не знал ещё тебя, иди до конца, каким бы он ни был, я буду рядом, — он подтянул одеяло на безжизненном теле и подтолкнул краешки, на долю секунды ему показалось, что губы Чанёля тронула улыбка, но медбрат знал — это было невозможно, его уставшее сознание выдавало лишь то, что он мечтал увидеть, — пусть тебе снятся чудесные сны, — вымолвил он и вышел из комнаты. — Бортовой журнал, — чётко скомандовал он, вернувшись и заняв место у бортового компьютера. По старому экрану рябью прошлись помехи, на консоли зажглось необъяснимое множество кнопочек, что-то запищало, потом протяжно ухнуло, стукнуло и замолчало. Бэкхён потёр глаза рукой, сжал переносицу и негромко зарычал. Адская машина не собиралась помогать даже ради своего настоящего хозяина. О, он прекрасно знал, что она работает, пусть и не изображает поломку, у Чанёля прекрасно вон работала, когда изредка, в моменты просветления, он вставал у консоли. Тот как-то признался, что до него, компьютер не говорил, а он немного усовершенствовал программу, чтобы справляться с «инопланетными» делами было полегче. Бэкхён знал, что журнал с подробными отчетами, планировками и мыслями был в памяти компьютера, успешно прикидывавшегося ветошью, но поделать ничего не мог. И даже найти причины: конкретное место, время, действие, после которого Чанёль стал таким — возможным не представлялось. В бумажном виде на Тардис не было практически ничего, несколько книг да альбом с фотографиями. Его Бэкхён и просматривать не стал, а книги вот все перечитал и не по одному даже разу, внутри не было даже заметок от руки или писем, или ещё каких-либо вкладышей, надеяться на подсказки не приходилось, спросить тоже был не у кого, осталось только ждать следующего момента просветления Доктора, чтобы в который раз попытаться узнать, может ли он чем-то помочь и почему именно его выбрал Чанёль в той грязной подворотне? Этот вопрос не давал ему покоя с самого начала. Почему он? Простой медбрат, сирота, неудачник в глазах всего мира, одинокий под покровом звёзд. Почему его выбрал Чанёль? Откуда знал? Ведь знал же, шептал его имя, не останавливаясь, прижимался к его ногам, а он еле стоял после рабочего дня. В глазах нехорошо двоилось и казалось, что у незнакомца, прижавшегося к коленям, рук не две, а все четыре. Чанёль знал его имя, а Бэкхён услышал «Пак Чанёль» впервые в жизни. Почему в бесконечной холодной вселенной, они одни лишь были друг у друга.