18:26. 16 августа 2018 г.
Два дня до Персеиды. Сны о космосе каждую ночь в течение уже трех недель. Море и космос не оставляют меня. Что делать? Я перерисовал с компьютера безумное количество звездных карт, хотя в телескопе можно запрограммировать нужные координаты, но по схемам интереснее же. Кроме звездных, я сделал заметки и по нескольким обычным картам и маршрутам автобусов до разных круглосуточных пляжей. — Что мне с этим делать? — смотрю на кипу бумаг. — Как я поеду на автобусе, если у меня нет ни гроша? Хотя прежде я скорее всего убегу с остановки, потому что там будут люди. Если не от них, то от водителя. А дойду ли я вообще до остановки? Что если Персеиды — это мой шаг к новому себе? Что если я упущу шанс, дарованный самим космосом? Лежу под своим Скай-Вотчером в полной растерянности. Если подумать, обычный сын сейчас бы встретил родителей, обнял, поужинал и за едой попросил бы денег на поездку или даже брата поехать с ним. Старшему же самому нравилась астрономия. Но нет. Я лежу и сокрушаюсь, потому что знаю, что выйду и замру от страха, убегу обратно и этим вызову лишь негатив к себе, но главное — вновь расстрою окружающих. Решаю, что завтра надо встать днем и осмотреть дом на предмет идей, которые могут помочь, но будильника-то нет. Поднимаю шторы и срываю пленку, даже как-то грустно, у моей обороны была всего одна прореха — и та сознательно сделанная под телескоп. За окном на город опускается вечер, солнце почти зашло и его начинают заменять тусклые оранжевые огни фонарей. Тихо и пусто на улице, но все же стараюсь поскорее уйти, чтобы не быть замеченным.***
07:06. 17 августа 2018 г.
Солнце нещадно бьет по глазам, потому что заранее матрас переложил ровно напротив окна, заменяя естественным светилом будильник. Наивно полагал, что пробуждение произойдет где-то в полдень, но два часа сна слишком мало для того, кто привык спать и по двенадцать весь день. Все на кухне, и даже в уборную не проскользнуть. Терпи, Хёнвон, наслаждайся солнцем в лицо впервые за столько лет. Описать всю свою радость раннему солнечному подъему невозможно. Как только все уезжают, я понимаю, что дом в моем распоряжении еще несколько часов, а не обычные двадцать минут — час. Совершаю привычные процедуры, закидываю стирку в машинку, а не как часто бывает по-быстрому в раковине руками, деловито прохожусь с чашкой кофе, заглядывая в комнаты, чтобы понять, как живет семья. Моя дверь — единственная, в которой есть замок. В гараже нахожу велосипед. Вообще, это не самый плохой вариант. Только куда деть телескоп? С двадцати килограммовым рюкзаком крутить педали — дело нелегкое, тем более, для задохлика, вроде меня. Но тут мне попадается то, о чем можно только мечтать — мопед! Судя по всему, на нем не ездили примерно столько же, сколько я не был вне своей комнаты. Но с транспортным средством даже я справлюсь, а в сидушку можно треногу убрать и стеклышки, чтобы уж не все на горбу тащить. Наверное, смотря на этот допотопный агрегат, у меня Персеиды уже в глазах мелькают. Чувствую их зов все отчетливее. Дело за малым — бензин и дорога. Мои родители — люди продуманные, у них наверняка есть канистра бензина. Вот только я не могу найти ключи от этой штуковины.***
Через пару часов поисков, в том числе и в комнате брата, я нахожу ключи, заливаю бак, завожу, и оно как-то даже работает. По сути, необходимо упаковать телескоп, одеться и поехать. Наверное, прихватив с собой что-то из еды… У меня же нет денег. Значит, и бензин надо как-то с собой взять. Эх, не легкое это — побег за метеорами. Но я редко бываю так одержим чем-то. Тем более, тем, что подразумевает выход на улицу и возможную встречу с людьми. Надо ехать в ночь, чтобы было меньше людей, и в темноте, чтобы меня не разглядели. Если выдвинусь сегодня, то приеду слишком рано, на пляже будет много людей. Что мне делать? Кажется, этот вопрос задаю себе уже сотый раз за сегодня. Обычно он не появляется в моей голове, потому что я только читаю и смотрю на небо. Чувствую себя ребенком, убегающим из дома, хотя они даже не заметят. Надо ли оставлять дверь открытой, когда уеду? Надо ли писать записку? Странно, когда так долго не выходил, подобные простые вещи кажутся чем-то особенным. Как себя вести? Решаю ехать завтра вечером, а пока вывезти мопед из дома и спрятать за собачьей будкой, жаль, но собаки у нас уже нет, возможно, с ней бы я нашел общий язык, не боясь смутить неловким поведением. Хорошо, что все работают, нет посторонних глаз. Завтра суббота, интересно, будут ли родители дома? Если не будут, то выйду и поеду, часов в девять вечера, если будут — сбегу через окно, пройдусь с мопедом какое-то время, потом заведу транспортное средство. В саму будку отношу Скай-Вотчер, печально, что сегодня я не смогу понаблюдать за небом, но ведь завтра меня ожидает чудо. Если я не пасану.***
Вижу море. Своими глазами. Не на картинках. Это правда она — бескрайняя блестящая гладь воды с отражением тонкого месяца луны. Или она блестит из-за преломления света, потому что у меня текут слезы. Вода такая приятная, нагретая солнечным днем. Хочется погрузиться в нее прямо в одежде. Это судьба — никого не было дома, на улицах не так много машин, кто хотел уехать за город, сделали это утром. Пару раз я, конечно, чуть не умер, когда мне посигналили, потому что плелся еле-еле, но, в слезах переждав, пока уйдет приступ страха, я продолжил свой путь. И теперь здесь, в самом долгожданном месте. Мне не верится, что сейчас начнется самое прекрасное событие моей жизни, я иду собирать телескоп, утапливая в песке треногу, настраивая линзы. От того, как красиво, хочется остаться здесь жить. Вообще на удивление жить хочется. Их видно даже невооруженным взглядом. Фейерверк, что я рисовал каждый день в своей фантазии — он был из сгораемых в атмосфере Земли частиц пыли. Хорошо, что я надел толстовку, купленную братом, у моря довольно свежо. Но тут я слышу звук посторонний — не волны, не биение своего взволнованного сердца, а чьи-то шаги. Становлюсь комком нервов. Не ожидал, что в такой дальней части пляжа кто-то будет гулять. Гулять? Почему шаги закончились? Всплеск? Этот кто-то решил искупаться в такую темноту?! Это же опасно! Поднимаю взгляд на кромку воды. И в блеклом лунном свете понимаю, что этот кто-то в одежде. В толстовке. Самоубийство на моих глаза в такой прекрасный вечер или у этого человека хобби такое?! Меня охватывает нешуточная паника. Но что я делаю? Я бегу? Я? Я же боюсь этого человека. Он будет ненавидеть меня, что помешал, или смеяться, что я не так понял. Почему? Я не хочу, чтобы мой праздник души и космоса испортила чья-то смерть! Влетаю в воду и падаю, потому что она мгновенно впитывается в джинсы, и волны, пусть и тихие, сбивают с ног. Человек уже по плечи в воде, его капюшон стянула тяжесть пропитавшейся влагой одежды. Понимаю, что это парень, будет сложнее. Кричу ему: «Стой! Не делай этого!» — он поворачивается, и его накрывает внезапной волной с головой, а мне теперь не на шутку страшно. Потому что сам уже вроде рядом, по грудь в воде, но понимаю, что плавать не умею. И тут он выныривает в нескольких сантиметрах от меня. Я растерян. Потому что не видел так близко людей уже восемь или даже десять лет. Юноша, кажется, тоже растерян. Но. Боже мой. Я поднимаю глаза, а небо искрится фейерверком Персеиды, отражаясь в воде. Как во сне. Вода уже не кажется такой холодной, а одежда тяжелой. Я забываю, что не умею плавать, забываю о страхах. Если этот парень хотел умереть, то теперь мне стыдно, потому что я сорвал ему идеальный момент для этого. Если бы я не был таким трусом, сам бы умер в этой красоте. Слышу воду, но не отрываю глаз от волшебства летящих искр, и рад, что парень тоже молчит. Пусть и не долго. — Спасибо, что остановил меня, — не реагирую, потому что страшно смотреть на него. — Если бы не ты, то не увидел бы эту красоту. — Мне тепло от того, что кто-то тоже восхищается чудесами природы. Но я молчу, могу лишь кивнуть. Я не дал смерти разрушить лучший момент моей жизни. Единственный момент, когда действительно чувствую себя живым. Если бы не ночь. Не прекрасные Персеиды. Я бы смог спасти человека? Смог бы стоять рядом с кем-то ночью в море в одежде? Это самая странная ночь в моей жизни. И мне ужасно хочется посмотреть в лицо этому парню, пусть и страшно. Космос же сегодня на моей стороне, правда? Я решаюсь и поворачиваюсь немного в его сторону, кажется, мерцание сегодня везде, и отражается блеском даже в его глазах и мокрых волосах. Мне неловко от того, что его внешность завораживает, и от того, что я все-таки решился и смотрю на человека на таком близком расстоянии. Чувствую, как краска приливает в лицо, а сердце просится наружу. Не придумываю ничего лучше, чем окунуться с головой. Прохлада моря немного приводит в чувства, только искусанные по привычке губы щипет от соли. Чужие руки обхватывают меня под водой за талию и тянут вверх. Странно. Я думал, что вынырнул, но был под водой… Для меня все слилось в космическое пространство.***
— Ты полез меня спасать, не умея плавать? — подо мной песок, а к ногам прибегают волны, надо мной бескрайнее небо, по которому бегут искры Персеиды, а рядом на песке человек, которого я не знаю, но почему-то не боюсь. И все это заставляет меня чувствовать себя живым, полным эмоций. Несмотря на пронизывающий ночной холод. — Ты очень храбрый. — Ты не прав. Я — последний трус. Ты первый человек, с которым говорю за восемь лет, — замолкаю. Я бы на его месте не нашел бы, что ответить, а он так просто: — В таком случае, не мешает представиться. Я — Вонхо. — Хёнвон? — Ты меня спрашиваешь? — Эм. Иногда я забываю, как меня зовут. Но твое имя запомню. Потому что такое ощущение, что тебя мне послал космос. — Звучит ванильно, — от его слов я готов провалиться сквозь землю и натягиваю мокрый и грязный от песка капюшон себе на голову. — А что сегодня с небом? Ты ведь в этом сечешь, да? — непривычная манера речи — простая, обыденная для многих, но не для того, кто и словом ни с кем не обмолвился и жил диалогами из книг. — Персеиды. Метеоритный поток, горение пыли в атмосфере Земли. — Красиво. — Очень, — я не мастер заводить разговоры, но почему-то очень хочется спросить. — Ты знаешь про Evpatoria Report? Послания внеземным цивилизациям. — Нет, впервые слышу. Хотя какие-то голосовые штуки Илон Маск собирал для первой миссии на Марс. — Это было в девяностые и в начале двухтысячных. В общем, люди отправляли свои записи, чтобы станция в Евпатории, тогдашней Украине, отправляла их в космос. — И? — сам не понимаю почему, но с ним мне хочется выговорится. Может, потому что он первый, с кем я вообще говорю? — Всегда хотел отправить сообщение, чтобы меня забрали отсюда. А сейчас смотрю на небо и думаю: если на той планете, куда меня заберут, не будет такой же атмосферы, как у Земли, то, возможно, там не будет такой же красоты. И это как-то печально. — Придумай другое послание. Пусть пошлют нам новые Персеиды, — меня пробирает на смех. Ведь Персеиды бывают только один раз в году. — Я ляпнул что-то не то? Харе смеяться! Подымайся! — Он встает и ждет меня, пока я кое-как встану. — А теперь на счет три кричим: «Пришлите нам новые персеиды!» Все понял? Кажется, умру со смеху. Он такой наивный лопоухий пацан, что его невозможно бояться. Я… впервые в жизни смеюсь. И от осознания этого начинаю плакать. Черт. — Серьезно! Рад-два-три! Пришли… я что, один как идиот кричать должен?! Стоп, ты ревешь? — Все хорошо, песок в глаза попал. — Иди вон водичкой умойся, у нас ее много, — тыкает саркастически в соленые толщи моря. — Собрался? — Ага. Раз… — Два… — Три. Пришлите нам новые Персеиды! — кричу я. Один. И от стыда убегаю в море. И не имеет значения, что плавать не умею. Уж лучше умереть, чем это чувство. Только вот я не могу. Потому что космос шлет мне столь прекрасную картину. — Пожалуйста, дайте мне сил стать нормальным. — Ты абсолютно нормальный, — улыбается Вонхо. — Я был затворником восемь лет, — от чего-то мне совсем не стыдно признаваться в этом, пока могу смотреть на небо и слышать море. — Многие люди выглядят нормальными, но затворники внутри, им тоже больно, — искренне заявляет парень рядом. — Это у тебя так? Ты поэтому полез в море? — почему-то, несмотря на то, что проблемы у нас разные, чувствую некое родство. — Да, — мы садимся ближе к берегу, но наполовину в воде, — мне сегодня было очень больно, потому что не оправдал ожидания тренера и родителей. Я — член школьной сборной по плаванию, всегда был в числе лучших. Но они так мучили меня тем, что должен — тренироваться больше, стараться, чтобы попасть в университет по баллам за физкультуру. Все время что-то от меня хотели… — Ты загнал себя? — Вроде того… — задумчиво отвечает он. — Тяжело, наверное, соответствовать чужим желаниям, но зачем убивать себя? — Честно говоря, не хотел себя убивать, мне просто нужно было в воду, — как в воду глядел! Вновь неловко из-за своей ошибки. — Но ты был благодарен, когда я тебя остановил… — Я бы мог не обратить внимание на небо. Благодаря тебе, увидел нечто потрясающее, — Вонхо все время так по-доброму улыбается, не зависимо от того, что у него самого тяжелый период, однако благодаря внутренней теплоте, его невозможно бояться. Я задумался, и мы немного молча послушали шепот волн. — Мы прямо противоположности. Я прячусь ото всех, а ты перед всеми, — заключаю через время. — Ага, и в обеих ситуациях есть крайности, — мы вновь загляделись на небо, будто там есть ответы на все вопросы, — давай в этот прекрасный момент забудем, кто мы? — Предлагает парень, киваю ему в ответ. — Покажешь мне что-нибудь интересное в свой телескоп? — Покажу тебе новый мир, — улыбаюсь, обращая взгляд в сторону Скай-Вотчера, скучавшего поодаль от берега. — Давай изменим наше послание? Обещаю в этот раз не издеваться, — очередное предложение. — Пусть море унесет нашу просьбу о мире, где личность будет важнее общепринятых норм. — Это лучший Evpatoria Report, что мир получал когда-либо, Вонхо, — имя человека, посланного мне космосом всегда будет со мной, как и надежда на такой мир.