Отражение

Барнсу хотелось спросить, как так получилось, почему, но он не стал задавать этих идиотских вопросов. Он сейчас был просто неприлично счастлив, он был готов бросить весь мир к ногам Себастьяна, если бы тот попросил. — Хочешь, мультики посмотрим? — предложил Барнс, просто чтобы предложить хоть что-то, потому что в голове было пусто и легко. Он даже идиотом себя не чувствовал. — Давай просто поговорим, — улыбнулся Себастьян. — Так хорошо, что ты есть на самом деле. Ты обедал? — Да, в забегаловке недалеко от магазина, где ножи покупал, — кивнул Барнс. — А о чем ты хочешь поговорить? Барнс потянул его в гостиную на диван. Упав на него, Себастьян уставился на него ласково и взбудораженно. — Мне кажется, с тобой я могу говорить вообще обо всем на свете. — Боюсь, у меня тем для разговоров не так много, — извиняющеся улыбнулся Барнс и пристроился рядом с Себастьяном, беря его руку в свои и принимаясь поглаживать. — Ты прожил больше ста лет, — Себастьян прижался бедром к его бедру. — У тебя наверняка найдется не одна сотня историй, просто до сих пор тебе некому было их рассказывать. И привычки нет. Могу начать я. О чем тебе рассказать? — Не знаю, — пожал плечами Барнс. — А как снимают кино? — Ну… — начал Себастьян. — Сначала пишут сценарий. Потом сценаристы годами мечутся по Голливуду, пытаясь его пристроить. Ну или не годами, иногда это случается быстрее. Но редко. Потом режиссер, если ему понравился сценарий, начинает искать деньги на фильм. Продюсера ищет. Когда деньги найдены, сценарий переписан пять раз по требованиям продюсера и режиссера, начинается кастинг. Он говорил и говорил, поглаживая пальцы Баки, живые и металлические, проводя по стыкам пластин, по кончикам коротко остриженных ногтей, по жестким мозолям на ладони. Барнс слушал, больше поддаваясь магии голоса, чем словам, положил голову на плечо Себастьяна, потерся об него. Как оказалось, кино снимать было, наверное, сложнее, чем воевать. Барнс не представлял, как в таких условиях что-то вообще выходило на экраны. — Так сложно, — заметил он, когда Себастьян сделал паузу в своем рассказе. — Да, — согласился Себастьян. — И основная нагрузка и координация процесса ложится на режиссера. Мама хотела, чтобы я пошел на режиссера, но мне всегда хотелось быть актером. Учился на стипендию, подрабатывал. Все равно, такое было счастье, когда я смог отдать студенческий кредит! Я первую роль в кино сыграл, когда мы еще жили в Австрии, мне всего десять было. Какой-то концептуальный фильм, ни разу его не пересматривал. Потом, уже здесь, в сериале «Закон и порядок», я уже студентом был. Так и пошло. Я не отказываюсь ни от какой работы. Люблю играть. — У тебя такая яркая и насыщенная жизнь, — сказал Барнс. — Ты столько всего видел, знаешь… — Ты тоже, — Себастьян сжал его правую руку. — Гораздо больше, чем я. Вот сколько языков знаешь ты? Я всего четыре. И то немецкий почти забыл. А на румынском могу поговорить только с мамой. Барнс никогда не считал свою жизнь особо увлекательной, потому что развлекался и радовался жизни меньшую ее часть, да еще и помнил не все. — Не считал, — признался Барнс. — Но на всех до сих пор говорю свободно. Странно, то что было вбито в Солдата, осталось со мной на уровне рефлексов. Понимаешь, практически все, что я знаю и умею, предназначено для устранения людей. И я ведь не шибко великий кулинар, просто учусь быстро. — Ты очень вкусно готовишь. Я думаю… — Себастьян ненадолго замолчал, — ты здесь сможешь отдохнуть от войны. Здесь она не висит над головой. Ты же не кадровый военный. А чем ты занимался в Ваканде? Твои коды… они все еще с тобой? — Коды — да, — честно сказал Барнс, все равно их тут никто не знал. — А в Ваканде… В чувство меня приводили. Пытались коды снять, но не вышло, чуть хуже не сделали, и меня не перемкнуло совсем. После этого они оставили эту гиблую затею. Потом набежали всякие исследователи, которым было очень интересно, как же рука устроена, ну, то, что от нее осталось. Видимо, где-то тогда они сделали эту, — Барнс шевельнул бионикой, — но я так и не понял, чего сразу не дали. Может потому, что мне заплатить было нечем, а может, тоже боялись… — Я тоже удивлялся, — признался Себастьян. — В сценарии это никак не объяснялось. И в «Черной пантере» — это фильм про Т’Чаллу — тоже. У меня там коротенькая сцена после титров. Ты правда жил в такой круглой хижине и ходил в клетчатой хламиде? — Ага, когда захотел, чтобы меня все оставили в покое, — ответил Барнс. — Я не могу сказать, что в Ваканде было плохо, но тоже изрядно достало, потому что там был какой-то застой. Ничего никуда и ни к чему не двигалось. Стива не было большую часть времени. Мне было скучно, я привыкал жить калекой. — Хорошо, что они вернули тебе руку, — Себастьян стиснул металлические пальцы. — Хорошо, что это сделал не Старк. В фильмах он жуткий эгоист и та еще истеричка. — Я с ним не общался никогда, — сказал Барнс, поглаживая живой рукой ухоженные пальцы, выводя какие-то рисунки на тыльной стороне ладони. — Но он откровенно странный. Не знаю, может, у гениев у всех так. Стив говорил, что Говард тоже странный был. И да, с рукой лучше, чем без нее. — А ты не общался с Говардом? Или не помнишь? — Мы были представлены друг другу, но я был не того полета птица, чтобы с ним общаться, — ответил Барнс. — Да и представили нас только потому, что я был другом Стива. — Был и остаешься, — поправил Себастьян. — Хотел бы я понять, почему ты оказался здесь и как долго задержишься. Эгоистично хочу, чтобы долго, но тебя ведь ждет Стив. — Я не уверен, что хочу знать наперед, что будет, — с сомнением сказал Барнс. — Тем более, что то, что написано в сценарии, может отличаться от того, что происходит у нас. А если мне опять придется умирать каким-нибудь экзотическим способом? Да снова не сдохнуть окончательно? — Но ты же не умер, Баки, — Себастьян развернулся к нему. — Ты оказался у меня, здесь. Я и хочу, чтобы ты остался, и хочу, чтобы ты вернулся к своим. Только ведь подвиги и приключения хороши лишь на экране. Хотя я ведь не знаю, что ты сам обо всем этом думаешь. Может, ты адреналинщик или что-то в этом духе. — Знаешь, я, наверное, пока просто радуюсь тому, что я больше не оружие Гидры, — Барнс никогда не думал о том, чем бы хотел заниматься в мирное время. Парню со школьным образованием не светили никакие особые высоты. Поэтому он ни о чем и не мечтал. А потом грянула война, его призвали, и все понеслось, закрутилось, так, что до сих пор крутится. — В Бухаресте я был разнорабочим, просто потому, что нужны были деньги. Надо было как-то жить. Потом меня нашел Стив — и все понеслось по новой. Я никогда не занимался спасением жизней, как Стив, ни массово, ни точечно. Наверное, я не создан, чтобы помогать людям. Может быть, единственное мое призвание — это стоять за чьим-нибудь плечом и оберегать от опасности, которую он не видит? — Сомневаюсь, что у тебя только одно призвание, — покачал головой Себастьян. — Если бы мы знали, что ты здесь останешься, можно было бы что-то планировать, хоть тесты на профпригодность пройти. Или вступительные в университет. Учиться-то можно в любом возрасте. Переводчиком ты прямо сейчас можешь работать, если у тебя достаточно грамотный английский. Но мы сейчас в таком подвешенном состоянии… — он вздохнул. — И судя по тому, что у меня впереди еще столько фильмов, ты точно как-то вернешься. Хотел бы я знать, как Маркус и Макфили ухитряются видеть будущее твоего мира! Камень времени у них припрятан, что ли? А подбор актеров! Мы с тобой, и остальные ведь тоже похожи! Ведь так? — Ага, очень похожи, практически один в один, — согласился Барнс. Сейчас, сидя рядом с Себастьяном и поглаживая его по руке, ему эгоистично не хотелось никуда возвращаться, хотелось быть здесь, и чтобы никакой войны. — А сценаристы, похоже, смотрят в хрустальный шар. А если у них спросить, может, они ответят, если им показать меня? — Проблема в том, что никто не знает, где они живут и как их найти, — объяснил Себастьян. — Даже биографий в открытом доступе нет. Они лет пятнадцать назад или около того взлетели внезапно, сразу получили «Эмми». Я никогда никого из них не видел. А Стэн Ли пишет сценарии только к своим камео. — Значит, пусть все идет, как идет? — спросил Барнс. — Я не представляю, как мы с тобой можем на это повлиять, — Себастьян сокрушенно посмотрел на Баки. — Ты ляжешь сегодня со мной? Я не про секс — просто… не хочу от тебя отрываться. — Если ты хочешь, то конечно, — сразу согласился Барнс, потому что тоже не хотел отрываться от Себастьяна. Он вообще хотел постоянно быть рядом, но понимал, что это невозможно. — Только рука холодная и жесткая. Тебе мешать не будет? — А я лягу справа, — Себастьян улыбнулся. — Ты не представляешь, какое количество хорошеньких женщин по всему миру мечтают сейчас о том, чтобы ты оказался рядом с ними, но ты пришел ко мне. — Знаешь, я так давно не был ни с кем так близко, так рядом, — Барнс обнял Себастьяна и притянул его еще ближе к себе, хотя, казалось, куда уж ближе. — И я сейчас так счастлив быть рядом с тобой. Ты себе представить не можешь. И ну их, этих дамочек. — Мне повезло, что ты не только по дамочкам. — Мне, похоже, тоже, — улыбнулся Барнс. Себастьян поцеловал костяшки его живой руки. — А практика у тебя была? — Была, но давно, — легко ответил Барнс, однако в подробности вдаваться не стал. — Очень давно. — У меня тоже не вчера, — Себастьян улыбнулся. — Лет пять, наверное. Я в последние годы не гонюсь за быстрым сексом. Повзрослел, наверное. — Семьдесят пять, — усмехнулся Барнс. Себастьян потянулся к нему, чтобы поцеловать. — Я польщен. — Чем? — рассмеялся Барнс, отвечая на поцелуй. — Твоим вниманием. Только не говори, что я могу получить практически кого захочу. Я хочу тебя. — Я у тебя есть, — Барнс провел большим пальцем живой руки по губам Себастьяна, ощущая, какие они мягкие, манящие. Провел пальцами по скуле, заглядывая в глаза, и вновь поцеловал. — С тобой так хорошо и тепло. Спокойно. И ты такой красивый.