Отражение

На рыбу они смотреть не пошли, снова ухнув друг в друга, отдаваясь друг другу без остатка. Они прозанимались любовью до самого вечера, забыв про весь остальной мир, даже про маленький остров, на котором находились. Солнце мягко опускалось за горизонт, когда вконец вымотанный Себастьян уснул в объятиях Барнса, прижимаясь губами к его ключице. Барнс натянул на них легкое покрывало и тоже закрыл глаза, уплывая в царство Морфея. Он чувствовал себя вконец вытраханным и бесконечно счастливым, его не тревожило сейчас абсолютно ничего. Барнса разбудил резкий хлопок, от которого он, еще не до конца проснувшись, сграбастал в охапку самое ценное — Себастьяна — и, резко стащив его на пол, накрыл собой, закрывая от пока еще сам не знал, чего. Сознание, которое приняло странный резкий стук за звук выстрела, медленно возвращалось, сигнализируя, что опасности тут нет, тут некому и не из чего стрелять, но инстинкты вопили об опасности. Себастьян вскрикнул, крепко приложившись об пол. — Что случилось? — сонно спросил он. — Что такое? Ночь еще. — Т-ш-ш-ш, — Барнс приложил палец к его губам и прислушался. Снова раздался хлопок, а потом хлопать стало довольно ритмично. Грохотала сорванная с креплений ставня. Шелестели жалюзи, за окнами завывал ветер. Барнс всей кожей чувствовал опасность, но исходила она не от людей. Надо сказать, что происходит, сообразил он не сразу. — Вставай. Одевайся. Быстро, — сказал Барнс, резко приводя Себастьяна в вертикальное положение, а сам выглянул в окно. — Холодно, — поежился Себастьян и начал одеваться. Он натянул джинсы, футболку с длинными рукавами, трекинговые туфли. Подумал и надел ветровку, которую взял с собой на случай, если в Нью-Йорке к их возвращению похолодает. — Это шторм? — Похоже на то, — кивнул Барнс, натягивая на себя одежду. — И я не представляю, выдержит ли его эта халупа. Ветер с каждой минутой становился сильнее, рвал листву с деревьев. Барнс посмотрел на небо, которое плотно заволокло черными тучами, потом на взбесившееся море. — Пока не стало хуже, надо добраться до маяка, он не обслуживается, но его строили с расчетом на троих человек и с тех пор не перестраивали, так что там можно укрыться, — быстро говорил Барнс, собирая вещи, которые успел достать из своего рюкзака обратно. — Блядь, рация села. Барнс витиевато выругался по-русски и снова выглянул в окно. — Закрой ставни, — скомандовал он, наконец, кидая в рюкзак еду и воду. — Идти всего два километра, можем успеть, — и повернулся к Себастьяну. — Скорей. Себастьян послушно отправился закрывать ставни. Снаружи была кромешная тьма. Ветер сбивал с ног, завывал в планках жалюзи, шелестел лиственным покрытием крыши, выл в ушах. Ревели кидающиеся на берег волны. Себастьян на ощупь передвигался вдоль стен, закрывая ставни на крюки, словно защищая пробивающийся из-за них теплый электрический свет. Привычный «техногенный» звук смолк, когда Себастьян перебрался на подветренную сторону дома. Похоже, Баки выключил генератор. Лампы в доме погасли и стало совсем темно. Себастьян на ощупь закрыл последнее окно и, держась за стену, обошел дом. Едва он вышел из-за угла, ветер толкнул его в грудь тяжелой холодной лапой, растрепал короткие волосы. Далеко на горизонте в облаках блеснула молния, но грома Себастьян не услышал. Он вернулся в дом, проверил карманы. Нож, телефон, упаковка бумажных носовых платков. Барнс собрал все, что им могло понадобиться, хорошо, что половину он даже не распаковывал, вырубил генератор и, тяжело преодолевая сопротивление ветра, вернулся в дом за Себастьяном, который даже фонаря не взял, пойдя закрывать ставни. Ветер бесновался, рвал листву деревьев, гнул их к земле. Барнс посмотрел на небо, понимая, что сейчас ливанет, но дождя все не было, словно природа давала им шанс. Барнс высветил Себастьяна в темноте и, подойдя к нему, нацепил ему на голову фонарь, включив его. — Идешь за мной и не отстаешь, — сказал он, накидывая на плечи рюкзак. — Вперед. И вышел за дверь. Два километра по пересеченной местности при таком ветре были не самой простой прогулкой, но Барнс был уверен, что Себастьян справится. Как только они вышли за дверь, с неба хлынуло, словно из перевернутого ведра. Ливень больно хлестал по лицу, одежда сразу же промокла насквозь, а под ногами полились потоки воды, усложняя любое передвижение. Длинные волосы, которые Барнс не успел завязать, мешались, липли на лицо, их трепал ветер, закрывая обзор. Барнс то и дело забирал их за уши, но это было гиблым занятием. Он не оборачивался, следя за Себастьяном по мелькающему свету фонарика. Себастьян шел вперед, в дергающемся свете видя то раскисшую от дождя землю, усыпанную сбитыми ветром листьями, то рюкзак на спине Баки. Ветер толкал в левый бок так, что ноги скользили по земле. Себастьяну казалось, что воздух, чтобы вдохнуть, приходится откусывать. Ледяной дождь лупил со всех сторон, руки и лицо окоченели. Больше всего Себастьян боялся поскользнуться и упасть, а еще — что залитый водой фонарик погаснет. Барнс все-таки обернулся, крепко ухватил Себастьяна за руку и практически потащил за собой. Говорить что-то было бесполезно, потому что даже если пытаться кричать, ветер унесет звук. Два километра, которые погожим днем преодолевались за двадцать минут неспешной ходьбы, превратились в непреодолимое препятствие. Каждый шаг приходилось отвоевывать. Приходилось подниматься в хоть и небольшую, но горку, с которой сбегали потоки воды. Сквозь дождь не видно было и на несколько футов вперед, но Барнс шел уверенно, словно в его мозгу был встроенный компас. Себастьян вдохнул воды и закашлялся, цепляясь за руку Баки. Ветер ревел все яростнее, молнии сверкали все ближе. Себастьян подумал, что маяк — самая высокая точка острова, а значит, туда и будут лупить все молнии. Есть ли там громоотвод? Он не знал, даже не представлял, сколько они шли к маяку. Казалось, уже должно было взойти солнце, но было по-прежнему темно и холодно, так холодно. Маяк вырос перед ними внезапно из плотной стены дождя. Ветер тут выл и ревел еще сильнее, чем в центре острова, практически сбивая с ног. Барнс подтащил Себастьяна к двери маяка, одним ударом ноги вышиб ее и втолкнул Себастьяна внутрь, вошел следом и захлопнул дверь, опершись на нее спиной. — Найди что-нибудь, чтобы подпереть, а то ветром распахнет опять, — тяжело дыша, попросил Барнс. Они добрались. В принципе, Барнс был уверен в успехе путешествия, но двадцать минут превратились в сорок, они оба насквозь промокли, и Барнс не сильно представлял, можно ли тут, да и из чего, развести костер, чтобы согреть Себастьяна. Себастьян постоял, встряхнулся и отправился искать. Тут было всего две комнатушки. В одной Себастьян нашел прислоненную к стене проржавевшую лопату и принес ее Баки. — Холод-д-дно, — сказал он, стуча зубами. Он снял куртку и лонгслив, выжал их, как мог, и снова надел. Теплее не стало. Барнс кое-как подпер дверь тем, что принес Себастьян, скинул рюкзак на пыльный пол и стянул мокрую одежду. — Давай, снимай эти мокрые тряпки, — мягко сказал он Себастьяну, подходя к нему. — В них ты только сильнее замерзнешь. Ты как? — Замерз, — коротко ответил Себастьян и начал раздеваться. Внутри маяка ветра не было, он весь завывал снаружи, и, если бы Себастьян не вымок до нитки, он бы осознал, что не так уж и холодно. Все-таки тропики. Барнс помог Себастьяну стянуть мокрую одежду, кое-как выжал ее, развесил и прижал Себастьяна к себе, стараясь согреть своим теплом. В маяке было почти тихо, почти спокойно. Он с силой проводил по коже живой рукой, стараясь не касаться Себастьяна холодной бионикой. — В следующий раз обязательно прихвачу спальник, — улыбнулся Барнс. Себастьян дрожал в его объятиях, и он как мог старался согреть его. — Ничего нигде не болит? — Я не нежная девочка из малобюджетного ужастика, — огрызнулся Себастьян, почти не стуча зубами. — Все со мной в порядке. Просто охуел с непривычки. Что это было? Почему нас не предупредили? У нас же есть рация. — Как показывает практика, рацию еще и заряжать надо, а я это дело проебал, — признался Барнс. Стыдно ему не было, это чувство у него давно атрофировалось, но вот виноватым перед Себастьяном он себя чувствовал. Слишком расслабился в объятиях любимого мужчины, и проебал все на свете. — Лодку, наверное, унесло… — Себастьян, ерзая, прижался спиной к теплой груди Баки. — Компенсацию платить придется. Интересно, это надолго? Успеем вернуться вовремя, или придется прямо из Мексики чесать в Атланту? — Не знаю, я в погоде особо не разбираюсь, — Барнс горячо дышал Себастьяну в плечо. — Не злишься на меня? — Ты чего? — Себастьян извернулся, чтобы посмотреть ему в лицо. — Ты за погоду не отвечаешь. Барнс не стал уточнять, что он имел в виду проеб с рацией, и немного успокоился. — Да и потом, ну предупредили бы нас, и что? — добавил Себастьян. — Не факт, что мы бы успели вернуться на большую землю. Все равно пришлось бы переться сюда. — Он зевнул. — Спать хочу. Барнс оглянулся, присмотрел кусок места у стены, ничем не заваленный, вытряхнул все из рюкзака, в котором оказался минимальный набор для выживания в диких условиях, кинул рюкзак под стену и уселся, привалившись к ней спиной. — Иди сюда, — позвал он Себастьяна, предлагая сесть к себе на колени. Себастьян хохотнул и послушался. Баки обнял его правой рукой, согревая. Себастьян погасил свой фонарик, чтобы сберечь батарейку, и закрыл глаза. Поцеловав Себастьяна в висок, Барнс погасил и свой фонарь — смотреть тут было совершенно не на что — и тоже прикрыл глаза, прислушиваясь к бушевавшей за окном буре. Себастьян задремал было, но вздернулся, когда гром прогремел прямо над головой, сотрясая маяк. — О черт! — он провел рукой по подсохшим волосам. — Ничего себе! Барнс инстинктивно прижал его, попытавшись закрыть собой, словно сейчас должен был рухнуть потолок, но понял, что им пока ничего не угрожает. — Нда… полный пиздец, — согласился Барнс. — Спи, все будет нормально. Но Себастьян так и не смог уснуть. Над головой грохотало непрерывно. Он не представлял, сколько времени прошло, пока гром не начал удаляться. Он потер глаза и заметил, что сквозь щели забитых окон начал пробиваться слабый серый свет. — Похоже, буря уходит, — предположил Барнс, тоже заметив серый свет сквозь щели в ставнях. Да и в целом темнота в маяке немного рассеялась. Он очень волновался за Себастьяна, но тот был для подобной ситуации достаточно спокоен, чтобы Барнс не задавал идиотских вопросов. Себастьян был взрослым самостоятельным мужчиной, не нуждающимся в постоянной опеке. — Может, есть хочешь? — спросил Барнс, целуя Себастьяна в плечо. — Кофе хочу, — признался тот. — Горячего. Но это из неосуществимых желаний. — Погоди, — Барнс пересадил Себастьяна на рюкзак, а сам включил фонарь и пошел рыться в куче вещей. — Кофе есть, но растворимый. Есть чай, черный только. Он погремел чем-то металлическим, и Себастьян разглядел большую кружку. Налив в нее воды, Барнс поджег пару таблеток сухого спирта и уселся рядом, держа кружку над огнем левой рукой. — Чем растворимый кофе, лучше чай, — сказал Себастьян. — Тебе тоже надо горячего выпить. Как спина, не застудил? — Я вряд ли могу простудиться или чем-то заболеть, — Барнс бы отмахнулся от вопроса, но у него редко спрашивали, как он себя чувствует, только если не хотели получить полный отчет о состоянии после какой-нибудь миссии. — Я в порядке, Себастьян, спасибо. Себастьян поцеловал его в спину над левой лопаткой. — Просто у тебя все время болит спина. От холода должно быть хуже, — объяснил он. Гром совсем утих, и стало слышно, как совсем рядом ревут волны. — Вот он какой — отдых в тропическом раю, — усмехнулся Себастьян. — Сойдет за приключение. Телефон мой, наверное, сдох. От этой простой заботы, от того, что Себастьян просто помнил о том, что у него болит спина, Барнс любил его еще больше. Прикосновение теплых губ словно обожгло холодную кожу, и он чуть дернулся. Вода быстро закипела, и Барнс окунул в нее пакетик чая, оставляя спирт догорать, все равно пожар они тут не устроят, а так хоть иллюзия тепла и света. Бионикой он взялся за кружку, поворачивая ее не сильно нагревшейся ручкой к Себастьяну. — Держи, — протянул он кружку. — И пойдем сядем обратно. — Просто сядем рядом, — Себастьян взял кружку. — Не опирайся спиной о стену. Холодный бетон… Ночью я не продумал, прости. — Все в порядке, — улыбнулся Барнс, но действительно не стал облокачиваться на холодную стену. — Спасибо. Ему почему-то было и неловко от этого, и приятно тепло. Просто, даже не просьба, совет, но… Сейчас это согревало лучше и горячего чая, и теплого одеяла. Себастьян, обжигаясь, выпил половину чая и протянул остаток Баки. — Держи. Он встал, потрогал мокрую одежду, висевшую на перилах винтовой лестницы, поежился — сверху тянуло свежим ветром. Прошелся по маленькой комнатушке, заглянул в кладовку, достал выцветший спасательный жилет, повертел его и зашвырнул обратно. — Как ты думаешь, мы надолго здесь застряли? — Не думаю, — Барнс сделал глоток горячего чая. — Судя по всему, там уже посветлело, а значит, самые тучи ушли. Но я бы подождал, пока одежда хоть немного подсохнет. Нашел что-нибудь интересное? И, может, вернешься ко мне? — Я навсегда с тобой, — неожиданно серьезно сказал Себастьян. Он стоял перед Баки — голый, озябший, взъерошенный, небритый. И очень искренний.