Идеальнейший враг за тобой идет следом,
Но когда смотришь в зеркало — он отражается,
он лучше всех.
BY Effect — Первый шаг
Это было озеро. Идеально гладкое, недвижное зеркало воды было непроглядно черным. Ичи никогда в своей недолгой жизни не видел ничего подобного. Мертвенный глянец, обрамленный густым подлеском уже знакомых ему кустов с ветками-иглами, лишенных всяческой листвы, притягивал взор. Гипнотизировал. Манил. Ичи чувствовал физическую потребность коснуться хотя бы когтем этой безмятежной черноты. Разрушить безжизненный покой, наблюдая, как будут расходиться круги на застывшей воде. С разбегу броситься грудью в зеркальную гладь, привнося с собой хаос брызг и звуков. Жизнь. Он знал это, ощущал каждой частичкой своей души — зов шел отсюда. И все, что Ичи чувствовал сейчас, тоже было порождением этого места. Где-то на дне этого озера лежат ответы на все его вопросы, а если он сможет осушить хотя бы часть, то это утолит вечный голод. Адьюкас осторожно потыкал когтем в поверхность воды и ничего не почувствовал, никаких изменений. Разве что краем сознания отметил плотность черной жидкости — круги почти не разошлись, в вязкой жиже колебания быстро затухали. Ичи подобрался и с размаху опустил лапу в озеро по самую щиколотку, ощущения были странными, будоражащими. Подушечка опустилась на мягкое дно, поднимая взвесь из песчинок, лапа мгновенно промокла и казалось, что опущена была не в жидкость вовсе, а текучий лед. Сотни мелких иголочек мгновенно впились в конечность эклектическими разрядами, но ощущения эти не были неприятными, скорее освежающими, словно вдох морозного воздуха декабрьским утром перед пробежкой. Это новое чувство бодрило, хотелось продлить его, ощутить всем своим естеством. Шаг за шагом. Шаг за шагом… Она знала, что не успевает. Ощущала это также четко, как ветку, хлестнувшую по маске, отодвигать которую не было времени. Но все же надеялась, что еще не слишком поздно. В этом неживом мире столь наивные человеческие эмоции как надежда были излишними, ибо почти никогда не оправдывались, но даже спустя столетия Несс так и не смогла вытравить их из своей души. Вера, радость, интерес, надежда — должно быть что-то, что поддерживает в тебе жизнь спустя далеко не первую сотню лет. Вастерлорд не была удивлена, когда поняла в каком направлении находится зверек и куда они с Цуу движутся. Для того, кто появился в ее части леса это было ожидаемым шагом, он наверняка слышал зов. Все они слышали когда-то. Но Несс сокрушалась тому, как это все не вовремя — Ичи лишь недавно перешагнул на новую ступень своего развития, а эмоции так и вовсе стабильностью не отличались. Такие скорбные души лишь бесследно растворятся в озере, отдаваясь тому до конца. Когда Несс выскочила на берег, она лишь убедилась, что опоздала — зверёк уже ушел в озеро по самую холку и явно этого даже не замечал. Пытаться вытащить было бесполезно — слишком сильно Ичи сроднился с ним, растворяясь. В такой ситуации она могла сделать лишь одно. Несс легко ступила на водную гладь, подметая полой своего балахона зеркальную поверхность воды, но не погружаясь в озеро ни на гран, и широким шагом подошла к Ичи. Ни один пустой, вне зависимости от своего развития и силы так не смог бы, но Несс была особенной, как и озеро. — Что ж ты такой торопкий, зверёк? Рано тебе было. — Вастерлод присела на корточки, чтобы её маска была ближе к его. Ичи моргнул раз, другой и расфокусированный взгляд наконец сосредоточился на той, кому принадлежал голос. — Несс?! — он дернулся всем телом, в рефлекторной попытке отпрыгнуть, но понял, что не может. Тело завязло в обманчиво мягких водах, словно насекомое в янтаре. Более того, Ичи понял, что не ощущает лап и хвоста, всю ту часть тела, что сейчас была скрыта черными водами. Точнее, Ичи чувствовал, что они есть, но в то же время как будто нет, словно тело ему и не принадлежало. Эти ненормальные ощущения не пугали и даже не настораживали, адьюкас ощущал ни с чем не сравнимую легкость. Почти свободу. И это новое пьянящее ощущение сопричастности чему-то большему, словно всему миру, не давало возможности сосредоточиться и осознать происходящее. — Посмотри на меня. — Её голос немилосердно выдергивал обратно в реальность. — Ичи, посмотри на меня. И он посмотрел, внимательно вглядываясь в безротую маску той, что вызывал в душе бурю из эмоций. Ичи хотел спросить, что она здесь делает и что происходит, но костистая рука Несс мягко легла на загривок и спросить он уже не успел. — Прости, зверёк, я знатно опоздала. Но раз уж так вышло, то смотри на меня, смотри только на меня. — Её бледно-желтые, словно выцветшие от времени, зрачки буквально впиваются в его. Тоже жёлтые, но куда как более яркие. Если бы в этом мире водились нежные комочки пуха, именуемые цыплятами, Несс непременно сравнила бы с ними этот цвет. — А теперь… — лёгкое едва заметное проглаживание меха, как когда-то — сделай милость — утони. — Обманчиво хрупкая рука с внезапной силой надавливает на загривок, заставляя Ичи уйти под воду с головой. От неожиданности он лишь ещё шире распахнул глаза утопая в бледной желтизне её зрачков и в черных водах. Когда озеро полностью поглотило Ичи Несс все еще продолжала держать его за загривок, погрузив руку в воду и смотря в никуда. Именно такую картину застала Цуу, появившись на берегу. Разумно предположив, что это надолго, она устроилась на одиноко торчащем из воды валуне, не касаясь, впрочем, водной глади.***
Он ждал долго, очень долго ждал возможности расквитаться. Покончить со всем этим и уничтожить того, кто во всем виноват. Наконец эта возможность появилась. Атака была мгновенной — как только глупый человеческий мальчишка упал с неба. Запущенное серо просто развеяло мерзкого человека в пыль, не принеся при этом долгожданного удовлетворения. Ему стало даже обидно. Во второй раз мальчишка успел увернуться, но когтистая рука, больше похожая на звериную лапу, сомкнулась на тонкой шее, легко ломая хрупкие позвонки. Их хруст был приятен, он был не против повторить подобное. И повторял. С каждым разом их сражения становились все длиннее и кровавее. Рыжеволосый парень успевал вызвать меч и их бой заканчивался оторванными конечностями и изрубленными пальцами, отломанными рогами и отрезанным хвостом, но побеждал каждый раз он. Он был сильнее, он был на своей территории — в этом отвратительном мире из стекла, бетона и бесконечного неба, где время тоже не имеет границ и хода, а мальчишка здесь не нужен. Нигде не нужен. Поэтому он убивал, убивал и убивал — с удовольствием проламывая человеческой спиной стеклянные поверхности и опоры, слыша как ломается хребет, видя, как осколки стекла впиваются в слабую плоть. Месть была восхитительной. Из раза в раз. Мерзкий человек огрызался, давал отпор, но неизменно проигрывал. И с каждым новым разом кидался в бой с еще большим остервенением, большей злобой. Они ненавидели друг друга, с удовольствием друг друга калечили, пытаясь уничтожить или уничтожая, ибо друг в друге видели свою слабость. И бой их был вечен — первый всегда возвращался не смотря на проигрыш, не желая сдаваться, второй неостановимо желал разрушений и крови. Они замерли в зеркальных позах: клинок мальчишки пробил брюшину насквозь и бликовал окровавленным концом, торчащим из спины, равно как и его рука торчала из спины рыжеволосого. Они давно сражались почти на равных, но лишь почти — сейчас он повернет ладонь и выдернет ее обратно вместе со всеми потрохами раздражающего паразита, практически разрывая соперника напополам. Но вместе этого тишину, нарушаемую лишь хриплым дыханием двоих, разорвал голос, которого здесь не могло быть. В этом месте, в этом мире вообще не могло быть чьих-то ещё голосов, он хорошо это знал. Знал, но услышали голос оба и оба обернулись на источник звука: невысокую фигуру, полностью закутанную в балахон. — Прекрати. — Лица говорившего не было видно, но он точно знал, что обращаются к нему. — Убирайся! — Он не мог себе позволить даже плевок серо, мальчишка только и ждал своего шанса добить противника. — Прекрати убивать свою человеческую часть. С каждым разом, с каждой смертью в нем от человека остается все меньше. — Он не нужен! Он слаб! — Нужен. — Он убил нас! Он нас убил! — Неистовый рев пустого раскатился по всему обозримому пространству. — Держал меня взаперти до самого конца, боялся использовать силу, слюнтяй! А ведь мы могли победить, я мог победить! Из-за него мы сдохли, почти исчезли. Все что нам осталось — мизерный клочок гнилого мира из которого не выйти ни мне, ни ему! — Пустой задыхался, взахлеб выкрикивая обвинения. Он впервые с момента их смерти говорил с кем-то, мальчишка такой милости не заслуживал. — Он убил нас, а я убью его.