UnderGrell conceptual Tarot

      Зловещий ночной звенящий гул туманного холма в отдаленном, давно заброшенном уголке кладбища вспорол ржавым скальпелем неестественный вздох. Бледный седой мужчина, в пробуждающемся свете облачной ночи подобный мраморному изваянию, опустился на одно колено у едва отмеченной могилы. Время изничтожило песчаную насыпь, сравняло аккуратный холмик с прочей землей и устлало дерном. Осколки замшелого камня все еще хранили нацарапанные линии на идише, но прочесть бы их взялся разве что криптолог или носитель имени.       Приходить сюда в промежутке непрестанного конвейера жатвы было делом сугубо сентиментальным и лишенным всякого смысла. И все же Авраам наведывался на место, где давно истлела его материальная плоть, пронзительно вглядывался в мизерный осколок прошлого, и каждый из разов в нем не порождалось и толики дрожи. Лишь ироничный полусмех, надежно спрятанный шелестом тополиной листвы — некогда огромное семейство к великому счастью для покойника не поняло, что самым страшным врагом и убийцей явилась его же извечно ледяная рука.       Поднявшись на ноги и не мигая простояв у останков могилы неопределнный срок, Авраам легко оттолкнулся от скорбной тверди Новоурицкой улицы и направил изящный прыжок к крыше ближайшей стоянки. Мазут испускал горячие миазмы, накопленные за день, и был покинут за долю секунды: мрачный жнец отправлялся к следующему клиенту, практически паря над крепко спящим городом. Облачность расступилась, и слепящий лунный свет очертил невообразимо широко развевающиеся, подобные вороновым крыльям, края форменного плаща. Отчего-то Департамент Поволжья был непреклонен, мол, негоже представителям Смерти разгуливать в обычном тряпье; самому же Аврааму скопления коллег напоминали отнюдь не о легионе Костлявой, скорее, принудительный выгул монашек.       Место следующей по списку гибели виднелось метрах в трехста, как внимание привлекла шумная сцена на набережной. На первый взгляд в ней не крылось ничего примечательного: крикливая дамочка с гигантской бутылью вина, явно небедный мужчина в летах и его сконфуженные телохранители, — подобных сцен и в сотни раз любопытнее в городе хватало с лихвой. Однако Авраам хищно оскалился в предвкушении веселья, что прерывало его молчаливый диалог с вечностью, и отличной компании. Этого жнеца он знал лично и, полюбовавшись на размахивания бутылкой нежной "дамской" рукой и в спешке уносящих ноги неудачливых людишей, мягко спланировал с крыши и пошел следом, в сторону песчаного пляжа.       — Смерть в помощь, Гриша! — окликнул он коллегу. — Что на этот раз стряслось?       Жнец зыркнул из-за плеча, не сбавляя шага почти к самой кромке воды, и его губы растянулись в искренней улыбке. Поставил бутыль не менее трех литров на влажный песок, подошел к словно бы преследующему его Аврааму и крепко ударил по плечу.       — И тебе привет, морда еврейская! Да вот, очередной ашот не сообразил, что я элементарно развожу его на бухлишко, а потом пригляделся — не "рюзкий Натащ", ха-ха! — винные пары проникли в ноздри старшего жнеца, незримо заражали с каждым вдохом шальным весельем Сидорова. — Короче, я сюда купаться, хочешь — залезай.       — Издеваться над людьми нехорошо, — Авраам опустился на какую-то праздно валяющуюся квадратную картонку. — И что с работой?       — Ой, только не начинай, — Григорий громко икнул, совсем не по-мужски захихикал и неловко стянул с себя алое пальто некогда любимой клиентки, столь ненавидимый Департаментом, затем форменный плащ занял свое место на песке, и Сидоров плюхнулся рядом, яростно стаскивая ботильоны. Пальто, впрочем, он спешно надел обратно, и цепкий взор Авраама с жадностью впитал движения чуть суженной обнаженной талии.       — Понимаешь, Копьин все мозги выебал на тему отчетности, и мы с Ромой заглянули в бар. А у него, как назло, в Книге какая-то бабка вылезла в самый разгар веселья, мне из-за него останавливаться, что ли? Вот и продолжил, пока ты не влез со своей жидомасонской слежкой, бляха муха, — ворчал Григорий, и в глубине остановившегося нутра Авраама так же наливался рассвет, как и над Волгой.       Юноша поднялся с песка, не забыв бутыль и пластиковый стаканчик, и босыми ногами прошлепал к кромке реки. Мягкие волны приняли его в момент подъема Солнца над горизонтом точно по пояс, и белесые лучи создали из окрашенных какой-то термоядерной краской пряди кровавый ореол. Григорий довольно восклицал в никуда, по губам его стекали багряные дорожки "Кадарки", а полы алого пальто расползались намокшими крыльями. Авраам нехотя задался вопросом, не была ли такая яркая картина методом принятия Сидорова на должность жнеца — с него бы сталось утопиться с низким содержанием крови в алкоголе, — что почти упустил металлически спокойную позу и взгляд в сторону кричащего полисмена.       — Глянь, ментяра прямо через парапет полез. У-упс, — служитель закона замер курдючным мешком после неудачного приземления и не торопился подниматься. — С таким пузом ему даже с бордюра слезать опасно. Твой?       — Да, — отрешенно отозвался Авраам, пока Книга Смерти фиксировала подробности нелепой гибели. — Он, надеюсь, не за тобой полез? Ты пьяным вполне себе видимый, разве что тень не отбрасываешь.       — Взгляни на меня.       Просьба, высказанная привычно заплетающимся языком и непривычно серьезным тоном, чарующей властью подняла лицо от мертвенного альманаха. Гриша, коронованный рассветом, наполнил остатками вина стакан и указал пустой бутылкой на браконьерскую лодку, не выдержавшую веса улова и стремительно уходящую на дно с испуганным мужчиной. Измазанные напитком губы скривились в гримасе.       — Это мой. И пора бы уже понять, Морштейн, что от нас давно зависит только равновесие.       Авраам впервые за долгие дни захохотал в голос и подмигнул коллеге через сложенную из пальцев пирамидку.