Голодные игры: Должен жить.

      Мне хотелось реветь, истерить, сбежать в лес и никогда не возвращаться сюда.       Я стояла возле окна, оперевшись на подоконник специальной комнаты ожидания. С момента жатвы прошло минут десять. И все эти минуты ожидания меня терзали мысли «выжить для Прим или отдать свою жизнь ради Пита?» Ведь когда то он спас меня, и если бы не Пит, я бы вообще тут не стояла. Но с другой стороны моя семья. Прим. Я должна их прокормить. Это — моя обязанность. Может, если так подумать, Пит позаботиться о них? Я попытаюсь сделать так, чтобы он выжил и надеюсь на то, что Пит хоть как то поможет моей семье. И надеюсь, что Прим простит меня. Я разрывалась, не могла выбрать. Сложно и больно. Голова начала болеть, в висках сильно стучало, дыхание сбилось. Такое ощущение было, что я задыхаюсь. Хотя так и есть. Я задыхаюсь болью, которая наполнила мои легкие, горло сжалось, так хотелось кричать. Крик зародился в глубине, он поднимался всё выше и выше, но когда дошел до горла, образовался неприятный комок. Комок горя. У меня не было сил выдавить его, так что я молчала.       В дверь без стука вошла моя семья и миротворец. Мужчина в белой броне и с автоматом на руках сказал, что нам даётся всего лишь 3 минуты на прощания. Прим сразу же с красным лицом уткнулась мне в грудь. Она крепко-крепко обняла меня, чуть ли не задушив. — Прости меня... — единственное, что я могла сказать ей на тот момент. — Китнисс,— Прим не уверенно оторвалась от меня и посмотрела на маму, которая была уже вся в слезах, как и Прим, папа держался, но чувствовалось, что ещё чуть-чуть и он тоже даст слабину. Мама разжала свой левый кулак и присела возле Прим. В ладони было что-то блестящие. Золотое... Красное золото... — Это тебе, дочка, — слабо вырывается из уст мамы и нацепляет на моё платье брошь. — Ч-что это? — растерянно спросила у мамы, но она была не в силах объяснить мне, так что ответ дал папа: — Это Сойка-Пересмешница. Оберег. Раньше он принадлежал твоей бабушке. Теперь тебе. Он обязательно принесет тебе удачу...       На сколько я помню, никогда не видела бабушку. Из родственников лишь брата папы, дядю Джима, в шестилетнем возрасте, когда я первый раз пошла в школу. Он якобы пришёл поздравить, но потом не появлялся. Может тихо умер, где-то возле домов Шлака. Да, чёрт его знает. Он ведь не работал. Сидел, как оказалось, на шее жены и не заботился не о жене, не о своих детей, не о себе. И двоюродную сестру мамы — Анабель. Эту родственницу я увидела краем глаза, в свой первый день жатвы. Они с мамой стояли в одном первом ряду, как две капли воды похожие. Белокурые волосы, голубые глаза, невысокий рост, аккуратный прямой нос. Она так же стояла дрожа как мама. У неё был сын, мой ровесник. И эти жатвы, так же были для Блэйда и его семьи первыми. К сожалению, на 71 Голодных Играх, одним из трибутов нашего дистрикта оказался именно он. Мы естественно скорбели о потере сына родных, но... Маму в отчем доме не приняли тепло и с распростёртыми объятьями. Когда она пришла наведать родителей и сестру, хоть и двоюродную, её просто выставили за дверь, так как она вышла за мужчину из Шлака.        Семья мамы — лекари. Она жила в достатке, не голодала, одевалась хорошо, была полноценная семья, но она уют и комфорт променяла на любовь... На мужчину из Шлака. Говорят, что её сердце пленил его голос. Голос из за которого все птицы замолкали и слушали песни, которые он напевал. Мама была счастлива, может у неё не было всего того, что было до замужества, но у неё были мы — семья. Однако её постигла та же учесть, что её сестру три года назад. Теперь она тоже отправляет своего ребенка на смерть. Причем, на верную смерть. Отец шумно глубоко вздохнул, будто прохлаждает голову. — Я учил тебя ставить силки? — внезапно он спросил. Я растерялась, и немножко колебаясь вымолила короткое: — Да. — Я ведь учил тебя стрелять из лука? — продолжает задавать вопросы. — Да, — уже более уверенно, но до конца не понимая, к чему он клонит ответила я. — Я ведь учил тебя различать растения из моего справочника? — Да. — Мама ведь учила тебя, как оказывать первую помощь? — мама вопросительно посмотрела на папу, а Прим сидела прижавшись ко мне и кажется, она поняла, что хочет сказать папа. — Да. — Я ведь учил как нужно выживать в лесу? — Да, ты меня учил. — Вот тогда до меня дошло, что хочет сказать папа. Он напомнил мне, что я могу, что я умею. Он хотел сказать, что я могу выиграть... Но я не могу. Точнее не смогу. Дабы отец понял, что я уловила, что он хотел мне сказать, я ответила полным предложением. Но и ещё я хотела добавить, что нет никаких гарантий на то, что арена будет в лесу (как то распорядители выбрали в качестве арены степь, где была лишь не высокая трава и несколько больших булыжников), ещё я не уверена, что у Рога Изобилия будет хоть один лук со стрелами. Но сейчас не время язвить. И я просто воздержалась от идеи высказать то, что хотела. — Примени все свои знания. Приложи все! Все усилия чтобы выжить, — кажется, сейчас папа готов уже разреветься, но он держится! Я не знаю как у него это выходит, но с детства всегда брала пример с этого. Когда например падала, я не плакала, а приходила в дом, к маме, просила обработать рану и дальше уходила на улицу играть с Прим. Или же когда в школе сверстники меня оскорбляли только из-за того, что я девочка из Шлака. Просто не обращала внимание на них и уходила. Но сейчас, это другой случай... И сейчас, я тоже держусь... На краю. — Хорошо. — Китнисс, постарайся выиграть, ладно? — просит Прим, а по её щеке течёт одинокая слеза. — Да, конечно, утёнок. Я же умная. Папа меня многому обучил. Как нибудь может смогу, — нагло врала я. — Т-ты же хорошо стреляешь! Охотишься! Ты знаешь почти все травы из книги папы! Выиграй, пожалуйста! — Да, да, конечно... — Только, можно ли тут вообще выиграть? Не смогу. У меня нет шансов. Мне очень страшно. За себя, за Пита, за Прим, маму и папу. Я не знаю что делать... Хотя, нет, знаю. Я постараюсь продержаться как можно дольше, и обеспечу победу Питу. Но как объяснить ему то, что я хочу чтобы он выиграл? Сказать ему: «Привет, Пит. Я тут подумала и решила, что пожертвую собой ради твоего спасения. А ты взамен обеспечишь как-нибудь мою семью. О, и перед смертью хочу сказать, что люблю тебя с самого того момента, когда ты спас мне жизнь. И это что-то наподобие долга перед тобой». Подумает, что я так его хочу развести и потом кинуть кому-нибудь из профи на растерзание. Нет, не выход.       Провалиться бы под землю, чтобы никто никогда не нашел меня. Или сбежать в лес. Но они меня достанут, найдут где бы я не пряталась, где бы не находилась. В этом мире, безопасного места нет нигде. — Мы тебя любим, дочка, — произносит дрожащим голосом мама и обнимает нас с Прим. Затем присоединяется и папа.       Вдруг в комнату врывается миротворец и грубым холодным голосом говорит: — Время вышло. — Что?! — завизжала сестра хватаясь за мою шею. — Нет-нет! Китнисс, выиграй! Ты выиграешь! Я обещаю тебе!       Пожалуйста, Прим, не надо! Ты делаешь только хуже! Мне от этих твоих воплей ничуть не лучше! — Ну всё, Прим, пошли, — пытается утихомирить истерящую младшую дочку папа, а мама тщетно вывести её из комнаты. Но у них это плохо выходит и в дело вмешивается миротворец. Он хватает Прим за подмышки, а та пытается выбраться. Но солдат всё таки сильнее двенадцатилетней девочки. И с рёвом вытаскивает её в коридор. Крики Прим постепенно становится все тише и тише.       В комнате пустота. В ней нет ничего, ни звуков, ни жизни, ни меня. Я не живая и не мертвая. Сижу на холодном полу, одна лишь правая ступня на мягком ковре. Хочется закричать, всё перевернуть вверх дном, но я этого не делаю.       Всё таки подумав о здоровий, я встала с линолеума и перекантовалась на диван.       Ну всё... Больше никто не должен прийти со мной попрощаться,— только подумала я, как в комнату зашла девушка. Тэра Хоторн. — Привет. — Привет, Тэра. — Красивая брошь, — она кивает смотря на мою брошь. — Спасибо, — холодно ответила я.        Её ещё не хватало. Сейчас все мои недостатки перечислит и шансы что не наесть низкие скажет. А ещё, наверное добавит, чтобы не пыталась и выиграть.       Мне почему-то не нравится наш разговор. Вроде бы он безобидный. Она поприветствовала меня, я в ответ. Похвалила мою брошь, я поблагодарила. Не знаю... Предчувствие. — Китнисс...— тяжело вздохнула девушка. — Что? — отрезала я. Такое ощущение, что это её на арену отправляют. — Я понимаю, у тебя семья. Ты должна о ней заботиться... — К чему она клонит? Она наверное видела истерящую Прим, но... Я не понимаю. — Попробуй выжить. Ты этого достойна. Ты умеешь убивать. У тебя есть опыт и... Все шансы выиграть.       Чего-чего это Тэра Хоторн говорит? Мне? С ней всё в порядке? Это та самая гордая, вспыльчивая дочка мясника? И вообще, а как же Пит? Она про него забыла, что ли? И пусть не скрывает, что влюблена в него. И слепому понятно будет. И чего это она меня расхваливать начала? Хочет чтобы я расслабилась? Думает, что я все силы приложу на победу. Не такая уж я открытая книга... Это смотря кто и как смотрит на меня. И тут я внезапно вскипела. Она думает, что знает мой каждый ход! Тэра Хоторн, не думайте, что знаете меня. — Но я убивала не людей! — Из за своих мыслей я была в ярости. Мой голос стал твёрдым, но я почти срывалась на крик. — В чём разница? — выгибая правую бровь, спокойным тоном произнесла она, вопросительно смотря на меня. — Дело в том...— уже собравшись со своими мыслями, я успаколась и тоже спокойно ответила — что никакой разницы то и нет... — Так вот. Придерживайся этому и всё. — Посмотрим, — отвечаю я. Но, обещать то, что я выживу, никому не могу. — Пока. — Прощай, — пессимизтично фыркнула я. — Пока, — выделяя каждый слог произносит Хоторн. — Пока, — раздражённо повторяю за ней. — Так то лучше, — она ухмыляется и скрывается за дверью.       Тэра выходит до окончания 3 минут и за ней заходит ещё один человек! Да чтож это такое-то. Я то думала, что кроме моей семьи никто не явиться. Ну как бы, ни с кем я не дружила, хотя не считая Мадж — дочки мэра Андерси — и знакомых из Котла — некого черного рынка, где я торговалась почти со всеми дичью. Для выживания нужно не только пропитание, но и другие вещи. Как например: мыло; одежда; нитки; иголки и что-то в этом духе. С Мадж я "дружила" потому что, отец её любил землянику, а её полно в лесу. Каждое воскресенье, до охоты, я собирала ягоды для мэра и относила ведро спелой свежей земляники в их дом. Естественно, в долгу он не оставался. Щедро оплачивал.       Честно говоря, я даже не знаю, когда успела с ней подружиться... Мы общались на крыльце дома Мадж, когда я относила "заказ", и всё. Я знаю некоторые её секреты, а Мадж мои. Она знает, что случилось в лесу три года назад и знает то, что я не равнодушна к своему спасителю. А я знаю к кому обращены все её томные вздохи. Гейл Хоторн — старший брат Тэры. Высокий брюнет с прямыми волосами и серыми глазами как у меня и Тэры. Ему 17 и скоро должно, вроде бы, исполнится 18. Почти все девушки в школе безответно влюблены. Они начинают шушукуются, если возле проидет их предмет обожания. Но какой облом — он не обращал никаких знаков внимания никому кроме своей сестры и двух братьев. Ответственный старший брат — только это знала о нем точно.       В комнату зашел мужчина средних лет. Блондин, не высок, глаза голубые как чистое небо. Чем то напомнил мне Пита. — Здравствуй, Китнисс... — Здравствуйте? Эм... — Генри. Генри Мелларк, — представился он. — Я то думал, что весь дистрикт знает пекарню, а как оказалось нет, — лучезарно и давольно искренне улыбается мне мужчина.       Так это отец Пита... У них улыбки очень схожи. Но что он тут делает? Должно быть, он до этого был у Пита. У него немного опухшие глаза. Интересно, что же он ему сказал? Посоветовал убить меня первым делом? Или чтобы не марать руки, оставить меня на растерзание профи? Чтобы весь дистрикт не возненавидел его за то, что убил своего же земляка. Для меня это останется тайной. У Пита спросить, никак не получится. — Ох, нет, я знаю вашу пекарню. Когда мы со сестрой бывали в центре, она всегда меня тащила посмотреть на красиво украшенные пирожные в витрине. — Это Пит украшал их. — Он красиво украшает, — еле сказала я. Вспоминать о Пите сейчас мне очень тяжело.       Пит. Скоро мы станем соперниками. Наша цель будет убить друг друга, дабы выжить. И если, на арене, чисто случайно, последними окажемся мы, я несомненно, тут же убью себя, если только он сам не перережет мне глотку. Но Пит этого не сделает. Я знаю. Я уверена в этом.       Отец Пита достаёт свёрток из заднего кармана и протягивает в мою сторону. — Что это? — Сегодня все что-то то, да дают и советуют мне. Это очень странно. Столько знаков внимания. — Свежая сырная булочка. — Мне? Но... Зачем? — Просто возьми. — Спасибо... спасибо большое, вам.       Он внезапно обнимает меня, порывесто. А я немного опешила от этого, но через секунду же ответила на объятья. Затем он шепчет мне в ухо: — Попробуйте выжить... Я позабочусь о твоей сестре и семье.       Попробуйте заделать что? Выжить? Как это понимать? И как понимать его «позабочусь о твоей семье»? — Вы великодушный человек, Мистер Мелларк. — Просто добрый и не злопамятный. — Он отпускает меня и уходит.       Когда Мистер Мелларк ушёл, я открыла свёрток и из него пошёл горячий пар. Свежий... Мягкий... Аж слюнки текут. Но я воздержалась. — Съем его чуть попозже, — сказала шёпотом самой себе и обратно завернула свёрток.        Слабые стуки в дверь. — Входите. Мадж! — Я подбежала к ней и расплакалась прямо на её плече, и она не возражала. Милое солнечное платье так идёт ей. — Поплачь, Китнисс. Тебе можно. Долго держала в себе. Ты молодец. — И после таких слов я по-настоящему разревелась. Всхлипывая и жадно глотая воздух. Через минуту я пришла в себя. — Спасибо, Мадж. Ты всегда рядом, когда это по-настоящему нужно. — Подруги такие... Всегда рядом. В нужное время подставят плечо. — Что бы я без тебя делала! — опять крепко обнимаю свою подругу. Теперь я уверена. Мы точно подруги. — Ну-ну. Давай соберись. Тебе больше нельзя быть слабой на вид. Покажи, что ты сильная и достойный против... — Не оканчив свою мысль, она немножко подумала. — Хотя, лучше не показывай свои навыки. — Это ещё почему? — Чтобы козори были, — улыбнулась она и её светлая аура передалась мне. Стало тепло на душе. — Тебе бы ментором быть... но, не думаю, что можно ловить кайф от того, что отправляешь хилых детей своего родного дистрикта, на арену для потехи других. Ведь их смерти на твоей совести. — Нда... Все же видят, что произошло с Мистером Эбернети. — Ага, — простонала я. — И любопытство взяло вверх. Я вышла в коридор. Меня встретил миротворец, видимо он как раз собирался зайти за мной. — Мисс Эвердин, нам пора, — бесцветным и холодным как металл голосом обратился ко мне мужчина в броне. — Конечно. — Сжимаю сырную булочку крепче в кулак и иду вслед за солдатом. От Дома правосудия до станции рукой подать. Тем более на транспорте. Никогда раньше не ездила на машине. На повозках и то редко. Ведь, в Шлаке, все ходят пешком. У входа уже стояла возбужденная Эффи, а Пита не было. Ну наверное, он уже идёт. Я села в машину, за мной и Эффи. Думала, что сейчас эта капитолийка начнёт читать лекции о том, как себя нужно вести даме в Капитолий, но она молчала. Ну и хорошо, что молчала. Она просто сидела и всматривалась в своё маленькое зеркало с подсветкой. Не очень яркий свет светил прямо на лицо сопровождающей, от чего её лицо блестело. Скоро и моё лицо будет таким. По приезду в Капитолий помощники стилистов отдраят меня до блеска, затем намажут штукатурку и моё смуглое лицо станет белым. Только когда Пит зашёл в машину и мы начали движение, она своим писклявым голосом начала была разговор: — Ну что ж, трибуты Дистрикта-12, Пит, Китнисс, это большая удача, попасть на Голодные игры! Не то слово... Большая...