Летние грезы в записной книжке

      Июль. Четыре буквы – и все становится ясно без лишних слов. Феличиано закрыл ставни, включил вентилятор и мысленно помолился своему святому, чтобы тот поселил в голове матушки идею установки кондиционера. Феличиано сам говорил ей об этом не раз, но убедить сеньору Варгас в необходимости подобных растрат могли только божественные силы. Потому воздух в помещении стоял горячий и плотный, как только что приготовленный соус к спагетти. Лопасти старого вентилятора работали на последнем издыхании, гоняли назойливых мух, поскрипывали. Феличиано всем телом припал к барной стойке, сложил голову на руки и сонным взглядом уставился на единственного посетителя.       Наблюдать за ним было приятно до сладости в горле. Статный, голубоглазый, с антично-правильным лицом – гость казался, скорее, изваянием, чем живым человеком. Он приходил третий раз за неделю, заказывал пасту и холодную воду с лимоном, ел медленно, но немного неумело. Его часто отвлекали звонки, он брал трубку и говорил что-то по-немецки. Феличиано слушал непонятную речь, как музыку, закрыв глаза и погрузившись с головой.       - Дырку в нем не прожги, - раздался насмешливый голосок прямо под ухом.       Феличиано выпрямился по струнке, обернулся и, к удивлению своему, обнаружил за спиной сестру. В последнее время Кьяра не могла передвигаться без шума и паровозного пыхтения, но в этот раз явилась тихо, как бесплотный дух. Она стояла в проходе за стойку, придерживая одной рукой огромный живот. Феличиано невольно каждый раз опускал на него взгляд. В голове не укладывалось наличие отдельной жизни внутри сестры. Под тонким слоем туго натянутой кожи в теплой жидкости плавал уже почти готовый младенец. Умирая от летнего зноя, Феличиано догадывался, что Кьяре в разы тяжелее. Тем не менее, она не отлынивала от работы на кухне и по несколько часов в день торчала у включенной плиты.       - Опять твой немец притащился, - Кьяра прошла за стойку и опустилась на деревянную скамью. – Нравится ему наша кухня. Феличиано лишь улыбнулся по-кошачьи.       - Как думаешь, долго он еще здесь пробудет? – спросил сестра. – Флоренция, конечно, прекрасна, но торчать в ней весь отпуск мало кто согласится. Все нормальные люди рвутся к морю. Может быть, сегодня ты последний раз наблюдаешь, как он ест нашу пасту.       - Я слышу злорадство в твоем голосе. Хоть ты и пытаешься показать сочувствие.       - Тоже может быть.       Кьяра скривилась, когда в животе началось движение. Феличиано поймал себя на том, что и его лицо зеркально кривится без ощутимых причин.       - По крайней мере, он исчезнет и оставит мне только легкую тоску о несбывшемся, - проговорил парень. – А твой испанец оставил еще и весомый подарок.       - А ты, я вижу, злорадство даже не скрываешь.       Феличиано часто позволял себе шуточки на тему сбежавшего отца, Кьяра всегда оставалась к ним равнодушной, иногда даже смеялась. Матушка постоянно твердила, что в безотцовщине нет ничего страшного, что ее бывший муженек – проклятый «томатный магнат» - ничем в жизни ей не помог, только вяло дважды поучаствовал в зачатии детей. Но Феличиано знал, что Кьяра еще не утратила надежды. Антонио уехал, чтобы заработать на свадьбу. Прошло полгода, но он должен вернуться. Просто где-то случился вселенский сбой.       Взорвавшись противный треском, вдруг заработало радио, молчавшее три дня.       - То есть ваша пациентка утверждала, что является реинкарнацией Симонетты Веспуччи? – спросил сквозь шумы певучий баритон.       - Именно! И помнит, как позировала для Венеры Боттичелли.       Кьяра снова скривилась. Феличиано недавно узнал, что глупые передачи вызывают у нее недомогания, и потому поспешил сменить волну. Певучий баритон утонул в помехах, уступив легкой танцевальной мелодии.       - Хочешь его? – Кьяра тронула брата ногой.       Феличиано вздохнул глубоко и мечтательно. И так же мечтательно изрек пришедшую на ум цитату:        «Жжет издали меня холодный лик,       Но в нем самом растет оледененье;       В двух стройных дланях – сила без движенья,       Хоть каждый груз им был бы не велик».       - Матерь Божья! – Кьяра рассмеялась слишком громко. – В тебе проснулся Петрарка?       - Это сонет Микеланджело.       Феличиано по-прежнему не отрывал взгляда от гостя, хоть и отвечал на вопросы. Кьяра взяла со стойки меню и начала обмахиваться им, как веером.       - Ну, лик у него и вправду холодноват. Ты хоть фото на память сделай. Неудобно потом будет фантазировать по памяти. Особенно, по твоей памяти.       - Еще вчера сделал. Он смотрит только в тарелку или в телефон. Можно пялиться на него весь обед – не заметит.       - Ставлю полтинник на то, что сегодня он здесь в последний раз.       - Мне кажется, ты хочешь меня разозлить, сестренка.       - Неа. Я хочу дать тебе мотивацию. Третий день пускаешь слюни на какого-то мужика, но даже не попытался подкатить. У тебя есть яйца вообще? Мы с мамой хоть и смирились, что ты чертов педик, но тряпку терпеть не станем!       - Он пошлет меня, я уверен. И больше сюда не придет.       - Говорю же, он в любом случае скоро свалит из города! Что ты теряешь? Откажет – тебе не привыкать. Согласится – весело проведете пару дней. Я вообще считаю, что нельзя говорить о своей ориентации, ни разу ни с кем не переспав. Может, тебе вообще не понравится. Поцелуи и всякие ласки сквозь одежду – детский сад. Этот мужик – идеальный вариант. Никаких обязательств, никакого стыда. К тому же, довольно привлекателен. Только презервативы прихвати на свидание, мало ли что у него может случайно заваляться в медицинской истории.       - Не тебе учить меня контрацепции.       С трудом Кьяра поднялась и встала около брата.       - Мне он кажется немного бледноватым. И недостаточно горячим. Хотя иногда и такие парни выдают огонь. А руки красивые. Уже представлял себя в них?       - Боже, прекрати, - Феличиано закатил глаза.       - Холодные руки на твоей смуглой спине, - Кьяра тихо протягивала слова. – Тонкие губы, дыхание около уха… Ты ведь слышал его голос? Представляешь, как он произносит твое имя?       - Чего ты добиваешься?       - Ты покраснел. Хорошо все представил? Как думаешь, сколько в нем веса? Он довольно крепкий. Надеюсь, не будет сильно на тебя давить, когда окажется сверху. Тебе плохо? Выглядишь немного болезненно. Кстати, он закончил и, кажется, ждет счет. У тебя немного топорщится фартук, но не думаю, что он заметит. Пойду-ка на кухню, совсем с тобой засиделась. А ты не теряйся! Если что, можете ночевать у нас. Мама волнуется, когда ты поздно возвращаешься.       Кьяра исчезла так же внезапно, как и появилась. Тяжелой каравеллой бесшумно уплыла из зала. Феличиано поднял глаза на гостя, натянул вежливую улыбку и дрожащими руками отбил чек. Близилось время сиесты, и жара становилась все нестерпимее. Капля пота стекла по виску. Феличиано выпрямился и почувствовал, как рубашка липнет к спине. Радио затихло на секунду и выдало томительную мелодию для танго.       Когда Феличиано только начинал помогать матери в ресторане, он получал ежедневные уроки. Идти, говорить и жестикулировать нужно по строгой схеме. Но при этом следует сохранять естественность и непринужденность. Обычно Феличиано выполнял только последний пункт. При всем желании матери вывести ресторан на новый уровень, заведение оставалось небольшим уютным семейным дельцем.       В этот раз Феличиано провалил последний пункт тоже. От естественности не осталось и следа. Он шел вперед, как гвардеец британской королевской шайки. Улыбка не играла на лице, она больше походила на паралич мышц. Без слов Феличиано протянул счет. Гость принял его. Отчаянная попытка случайно коснуться чужой руки провалилась. Проклятое танго словно набрало громкости и теперь звучало в ушах не слабее церковного хора. Может быть, Кьяра права? Один вопрос избавит от мучений, не будет напрасных грез. Грезы могут годами травить мысли. Лучше получить однозначный отказ, чем создавать потом в голове идеальный образ человека, которого никогда больше не увидишь. Слишком долго гость искал в бумажнике нужную карту, секунды ползли виноградными улитками. Взгляд Феличиано застыл на кончике прекрасного прямого носа. Как действуют обычно в таких случаях? Просто говорят о своем желании? Или есть особые тактильные-звуковые-визуальные сигналы?       Телефонный звонок прервал напряженное ожидание. Мужчина взял трубку, сегодня его голос звучал чуть более нервно, но все так же прекрасно. Парализованная улыбка Феличиано ослабла.       - Простите, - произнес гость. – Работа не отпускает.       Это была самая долгая речь, которую слышал Феличиано за последние три дня. И меньше всего ему хотелось, чтобы она закончилась. Гость, кажется, спорил о чем-то, а в голове Феличиано одна за одной гибли завязки для возможного разговора.       Коротки звуковой сигнал обозначил конец телефонной беседы. Гость достал карту, ввел пин-код, и без заминок чек вышел наружу.       - Вы говорите по-итальянски? – Феличиано будто услышал свой голос со стороны.       - Не очень хорошо. Но я пытался подготовиться к поездке, - ответ прозвучал максимально четко, словно каждое слово репетировали предварительно перед зеркалом.       С этого момента снимаю с себя ответственность за все, что буду делать, говорить и думать.       - Простите, что задерживаю. Вы здесь на отдыхе?       Гость уже возился с сумкой, время уходило.       - Да, у меня отпуск.       - Могу я составить вам компанию?       Феличиано прочитал в лице гостя непонимание. Возможно, фраза сложна для туриста, нужно ее упростить.       - Я о сексе, - коротко пояснил Феличиано.       Гость замешкался на несколько секунд, окинул его все таким же недоумевающим взглядом, а после ответил совершенно спокойно:       - Простите, мне это неинтересно.       - Вам неинтересен я или секс вообще?       Гость издал короткий смешок.       - Вас зовут Людвиг, - продолжил Феличиано. – Я прочитал на карте. Могу я звать вас по имени?       - В этом есть необходимость? Мне кажется, я ответил достаточно… однозначно.       Гость поднялся, но Феличиано загораживал ему проход. Уходить добровольно молодой человек явно не собирался.       - У вас прекрасная кухня, но с дополнительными услугами вы перестарались, - проговорил гость.       - Это мое личное предложение. Вы понравились мне с первого дня…       - Феличиано, - Людвиг прочитал имя на бейдже. – Не стоит быть таким навязчивым.       - Если я не буду навязчивым, вы уйдете.       - Я уйду в любом случае.       - Могу я вас проводить? Из какого вы отеля?       - Разве у вас не рабочее время?       - Уже почти сиеста. Только туристы гуляют сейчас, но их больше привлекает другая сторона Арно.       Молча Людвиг попытался сдвинуть Феличиано в сторону, но тот вдруг начал упираться.       - Что вы теряете от маленького курортного романа?       - Меня не интересуют юноши.       - Я совершеннолетний.       - Речь не о возрасте… Боже, просто дайте мне уйти.       - Не могу.       - Почему же?       - Я влюблен. У меня третий день в голове одна поэзия.       Феличиано вцепился намертво в плечо гостя и попытался заглянуть ему в глаза, но Людвиг упорно смотрел в сторону и явно был не в своей тарелке. Строки сонетов сами собой лились в голове, и от того хотелось улыбаться, но Феличиано сам дивился своему внешнему спокойствию.       Своею волей весь я в вашей воле,       И ваше сердце мысль мою живит,       И речь моя — часть вашего дыханья.       - Вы судите книгу по обложке. Мы не знакомы.       - Давайте познакомимся! Меня зовут Феличиано Варгас, этой весной я ушел из академии, где изучал живопись, и теперь работаю в ресторане моей матушки. И мне кажется, что уйти из искусства мне пришлось лишь потому, что у меня не было Музы. А теперь есть вы. Хотите, я покажу вам наброски?       Гость как будто задумался и даже бросил быстрый взгляд на Феличиано.       - Но вы не стали бы слушать все это, если бы сначала я не предложил вам себя. Или сочли бы меня одним из сумасшедших, пристающих к прохожим с историями своей жизни.       - Не думаю, что вы спасли свою репутацию.       - А что вы скажете о себе? Вас зовут Людвиг, вы влюблены в свою работу так сильно, что даже в отпуске не можете с ней расстаться. У вас крепкое тело. Наверное, вы после работы посещаете тренажерный зал. У вас есть хобби? В какой сфере вы работаете?       - Ваши аналитические опыты почти интересны, но мне пора идти.       Людвиг вновь сделал шаг, и опять был задержан.       - Если вы не разрешите вас проводить, я буду следить за вами до самого отеля. И непременно прокрадусь к вам ночью через окно. Но учтите, что к тому моменту я уже буду зол. Вам знакома итальянская месть?       - Пока мне знакома лишь итальянская наглость.       Третья попытка Людвига вырваться из плена увенчалась успехом. На миг Феличиано потерял бдительность и был тут же отодвинут в сторону.       - Подождите! Но Людвиг уже вышел на улицу. Не стоило и рассчитывать, что он отреагирует на оклик. Точно так же не стоило и рассчитывать на то, что преследование Феличиано завершится на пороге ресторана. Сбросив фартук, парень отправился следом и уже через минуту нагнал сбежавшего гостя.       - Прошу вас, оставьте меня в покое! – Людвиг остановился и преградил Феличиано путь.       - Хорошо, - Феличиано с опаской осмотрелся и не обнаружил на узкой улочке посторонних глаз. Полуденная жара всех загнала в прохладные глубины каменных домов. – Я вижу, что надежды у меня нет, но могу я попросить вас о маленьком одолжении? Клянусь честью моей семьи, вы меня больше не увидите.       - Если я просто сломаю вам нос, вы, полагаю также исчезнете.       - Мой нос слишком хорош, чтобы его ломать. Поцелуйте меня! Я запомню это на всю жизнь и не буду вас преследовать…       - Идите к черту!       Людвиг тяжело выдохнул и продолжил путь в сторону реки. Он слышал шаги за спиной и всеми силами пытался держать себя в руках. Один удар – и этот парень отстанет. Людвиг не промажет, техника отработана. Трижды в неделю после утомительного рабочего дня он идет в зал, где вместе с братом занимается боксом. Один удар…       Феличиано вдруг оказался впереди. Людвиг едва не сбил его.       - Я некрасив?       - Я не хочу даже думать об этом.       - Вас держат предрассудки. Отбросьте их! Вы же во Флоренции – в колыбели средневекового гомосексуализма! Ренессанс не был бы так прекрасен, если бы художники не любили тех юношей, что становились ангелами на их картинах. Разве не потому Давид Микеланджело так хорош собой, что мастер высекал его тело с любовью? Это не только секс! Афродита Урания…       - Но предложили вы мне все-таки секс.       - Я человек и грешен по своей природе. Небесная любовь меня уже одарила, но плоть дает о себе знать. К тому же, для духовных терзаний у меня остается вся жизнь впереди, а материальная версия вас скоро покинет Тоскану.       - Вы говорите слишком пафосно.       - Поцелуйте меня!       Феличиано произнес последнюю фразу почти театрально и тут же вцепился в ворот легкой рубашки Людвига. С ожиданием смотрел он ему прямо в глаза. Еще несколько шагов, и они выйдут к реке, где полно людей. Почему-то Феличиано казалось, что в этот день его не смутит любая толпа, но открытые пространства убивают интимность. Солнечный свет словно проходил сквозь Людвига, он сделался огненно-красным от жары или раздражения. Люди северной наружности редко дружат с солнцем.       - Мы глупо выглядим, - прошептал Феличиано, и чуть приблизил лицо. – На нас смотрит сеньора Росси из окна своего ателье, и вы разочаровываете не только меня, но и бедную старушку. Вы ведь не устроите драку при ней? Один поцелуй, и я отстану.       - Какая еще старушка?!       Поймав момент, Феличиано крепко прижался к губам Людвига и обхватил руками его голову. При кажущейся мягкости в объятиях парня чувствовалась сила, и отцепить его было не так просто.       - Это не считается! – предупредил он, оборвав поцелуй, но не ослабив хватки. – Теперь вы меня поцелуйте. Терять-то уже нечего…       И вправду – мир не рухнул. Хотя Людвиг ощутил непривычную беспомощность в этой глупой ситуации и в какой-то мере его уверенность в мире все же пошатнулась. С мыслью я-делаю-это-не-по-доброй-воле он поцеловал Феличиано. И мир не рухнул даже в этот раз. Объятия Феличиано стали мягче, в них даже обнаружилась нежность. От одежды его крепко пахло пряными травами – не человеком. И сами губы его казались какими-то сливочно-сладкими. Наверное, он часто снимает пробы с десертов…       - Все?       Вопрос прозвучал из другого мира. Феличиано обнаружил себя посреди тротуара, мощеного камнем. С двух сторон теснились кофейни и крохотные магазинчики. Сверху палило увековеченное в кино и живописи тосканское солнце. Он стоял один, Людвиг отошел в сторону и задал вопрос ещё раз.       - Нет, - ответил Феличиано с улыбкой. – Я не отпущу вас, пока вы здесь.       - Вы клялись честью семьи.       - Моя сестра уже принесла в подоле ребенка. О какой чести речь?