Летние грезы в записной книжке

      От жары над Арно поднялся густой аромат болотного цветения, вода в реке давно позеленела и утратила всякую свежесть. Феличиано перебрался через низкое ограждение и упал на траву под самым мостом Веккьо. Людвиг спустился следом и сел около.       – Мороженое! – не поднимаясь, Феличиано протянул руку, и Людвиг вручил ему заметно оплывший рожок.       Земля казалась ничуть не холоднее раскаленной черепицы на крышах. Левый берег реки плыл в горячем мареве, а небо было безоблачным и голубым, как на картинах Тициана. Глубокая лазурь уходила в неизмеримые дали, и даже птицы не решались нарушить ее неподвижность. Проклятый венецианец украл кусок знаменитого тосканского неба.       – Почему ты не идешь в отель? – спросил Феличиано. – Там наверняка есть кондиционер. Или хотя бы тень.       – Потому что ты преследуешь меня. У меня билет до побережья на послезавтра. Я не хочу, чтобы ты дежурил под моими окнами два дня.       – Твой итальянский стал увереннее.       – Что?       – Ничего. Хочешь попробовать мое мороженое? Оно с ягодами.       – Не хочу.       – А я хочу попробовать твое.       – Можешь его забрать.       – Дело ведь не в мороженом.       Людвиг закрыл глаза и попытался сформулировать какую– то мысль, явно наполненную усталой озлобленностью, но его оборвал телефонный звонок. Феличиано перевернулся на живот, сложил голову на руки и прислушался к речи. Ни одного знакомого слова. По правде говоря, на свете не было языка, кроме итальянского, который Феличиано мог бы сносно понимать. Туристы редко находили их ресторанчик, и особой необходимости в лингвистических премудростях он не испытывал.       – Почему твоя работа достает тебя в отпуске? Отдых – святое дело. Нельзя так легкомысленно к нему относиться.       – Во– первых, я не могу доверить свою работу другому человеку, пока меня нет на рабочем месте. А во– вторых, я пытался объяснить этому парню свой график, но он швед, и у нас возникло языковое недопонимание. Мне проще ответить на его вопросы, чем объяснить, где я нахожусь и почему.       – Ты работаешь в международной компании?       – Нет. Как и ты, я занят в семейном деле. Мой отец строит дома, а я занимаюсь всем, к чему у него не лежит душа. А душа его не лежит к общению с иностранцами. Не понимаю, зачем он в таком случае связался со шведами, но знакомые знакомых вывели его на сеньора Оксеншерну, и теперь этот сеньор звонит мне всякий раз, когда находит нестыковки в чертежах наших сотрудников. Видите ли, отец решил, что меблированные квартиры откроют для нас новые горизонты, и никто не проконсультирует нас лучше в мебельных вопросах, чем сотрудники Икеи. Почему– то среди немцев у него знакомых сотрудников Икеи не нашлось. Всего неделю назад я и представить не мог, что собрать правильную табуретку так сложно.       – Ты так разговорчив, когда дело касается работы.       – На самом деле, я ненавижу свою работу. Но кто– то должен этим заниматься.       – А мне нравится моя работа.       – Ты находишься в зоне комфорта. Семейный ресторан тебя вырастил. Тебе не нужно ничему учиться, нет необходимости доказывать свою… профпригодность.       – Если бы была необходимость, я бы ее доказал. Возможно, по части десертов я не самый лучший кондитер Тосканы, но горячие блюда у меня такие, что пальчики оближешь.       Людвиг пожал плечами и уставился на реку. В ней не наблюдалось никаких признаков жизни, вода почти не двигалась. Ему просто нужно было куда– то смотреть, чтобы не видеть Феличиано.       – Если бы мы жили вместе, ты бы забыл про рестораны.       – Боже, теперь мы уже живем вместе! – впервые за день Людвиг рассмеялся. Феличиано воспринял это как знак одобрения любых глупых слов и действий. – С утра ты предлагал провести с тобой ночь.       – Если быть совсем точным, то о ночи речи не было. Меня устроит любое время суток, я не стеснительный.       – Это заметно.       Феличиано подвинулся ближе и прислонился головой к руке Людвига.       – Ты успел посмотреть все достопримечательности Флоренции?       – На левом берегу я был только в вашем ресторане.       – Я бы мог провести для тебя экскурсию по Ольтрарно. Дворец Питти, сады Боболи, площадь Микеланджело…       – Все равно в Ольтрарно мне больше всего запомнишься ты.       – Комплимент?       – За этот день ты настолько проел мне мозг, что я с трудом вспомню все предыдущие дни. Экскурсовод рассказывал, что раньше на этом мосту были мясные лавки, пока какого– то Медичи не достал запах мяса. Еще, кажется, я видел какие– то картины.       – Я мог бы нарисовать тебя. Хочешь портрет от флорентийского живописца?       – Ты ведь все равно не оставишь меня в покое?       Феличиано мотнул головой в подтверждение и лучезарно улыбнулся. Людвиг только пожал плечами.       – Тогда пойдем в магазин к дяде Андреа, он сделает тебе скидку на бумагу и краски. Акварель тебя устроит?       – Какую еще скидку?       – У меня нет денег, а свои художественные принадлежности я с горя выбросил в реку, когда покинул академию.       Свежая порция орехового печенья отправилась в духовку. Сеньора Варгас смахнула прядь волос с мокрого лба, выпрямилась во весь свой крохотный рост и с гордостью осмотрела свою кухню, походившую в этот момент на поле боя.       – Дорогая моя, знаешь ли ты, сколько во Флоренции кондитерских? – спросила женщина, обернувшись к Кьяре. – Конкуренция просто сводит с ума! А туристы заказывают этот избитый тирамису. Чем хуже, допустим, панфорте? Мед, мука, орешки с фруктами и специи по вкусу – никакой химии. Абсолютно трендовый десерт из натуральных ингредиентов. Но народ все равно тащится по тирамису! А ведь там такой разгул для всякой химии…       Открытие интернета сильно изменило сеньору Варгас. Кьяра ежедневно отмечала новые словечки, появлявшиеся в речи матери. Совсем недавно ей не было дела до каких– то трендов и здорового питания. Она просыпалась ночью, чтобы сжевать корочку хлеба с оливковым маслом и без угрызений совести могла отужинать всеми возможными углеводами.       – Или взять, к примеру, брутти ма буони*. В детстве я только и просила матушку испечь мне это печенье. Но на прилавке оно смотрится непрезентабельно. Не блестит, как эти желейные пирожные ядовитых цветов, жалкие подражатели панна– котты. Итальянская кухня в кризисе, дорогая моя! Все заполонили синтезированные продукты, готовить из натурального дорого. И чем мы теперь лучше этих англичан? Зачем платить за итальянские десерты, если ты все равно будешь жевать американский каучук? Капрезе, тирамису, джелато – все эти десерты сделали Италии хорошую славу. И стали попсой с кучей подделок. Нет, дорогая моя, я тебе вот что скажу – никогда не гонись за выгодой, если дело касается еды! Наш ресторан работает в убыток, но твой папаша снабжает нас настоящими овощами и фруктами со своих нищих плантаций. Дядя Джузеппе шлет нам настоящие морепродукты, мой дорогой племянник Франческо отправляет каждый год вина из своего виноградника. Мы не готовим суррогат! В нашей пасте только свежая зелень и мясо без сои. Ты слышала, что сейчас набирает популярность вегетерианская паста? Есть даже вегетерианские стейки! Что за извращение? Если уж решили не есть мясо, то придумывайте свою кухню и не лезьте в кухню сеньоры Варгас!       Кьяра слушала мать в пол уха и улыбалась как– то рассеянно. Она сидела около открытого окна, но погода стояла безветренная, на кухне явно не хватало воздуха. Кьяре казалось, что она видит перед собой завесу из паров и специй. Даже солнечный свет был желтым и липким.       – Дорогая моя, как ты страдаешь! – сеньора Варгас села около дочери и обняла ее руками, запачканными мукой. – Мужчины вероломны. Утоляют свою похоть и бегут дальше навстречу приключениям. Ваш отец всегда повторял, что любит вас, что не отказывается от вас. Но как только на горизонте появлялась симпатичная блондинка, сразу же распушал свой павлиний хвост и бежал за ней. Я бы давно развелась с ним, не будь это так дорого. Нет ничего страшного в том, чтобы растить ребенка одной. Вы с Феличиано… Кстати, где он? Скоро люди придут ужинать, а я не видела его с обеда.       – Он убежал за тем немцем.       – Весь в отца, хоть и не по части женщин. Если он не вернется через час, я буду звонить дяде Марко.       – Мама, если каждый раз звонить в полицию, когда Феличиано пропадает, дядя Марко все– таки перестанет брать трубку. К тому же, полицейские мотоциклы давно перестали впечатлять нашего мальчика. Пусть он гуляет. У нас не так много посетителей, мы справимся вдвоем.       – Я волнуюсь. От иностранцев надо ждать беды! Взять хотя бы твоего испанского мальчишку…       – Тони вернется! Я уверена, какие– то обстоятельства…       – Можешь не продолжать, я слышала эту песню. Не верю, что какие– то обстоятельства могут заставить скрываться от беременной невесты. Ты даже можешь принять его, если он вдруг объявится, но знай, что нигде тебя не ждут сильнее, чем в этом доме. Этот немец мне тоже не нравится. А если он уманит Феличиано за собой? Он ведь у нас такой наивный дурачок!       – И что с того? Он дурачок, но уже давно вырос. Германия – не другая планета. Он будет приезжать на праздники. Многие его ровесники уезжают из дома на годы, чтобы получить образование…       – Даже не говори мне таких страшных слов! – сеньора Варгас закрыла уши ладонями и зажмурилась. – Не могу представить, чтобы Феличиано когда– нибудь покинул свой дом так надолго. Это ведь ужасно! Я постучусь утром в его комнату, а мне ответит тишина… Страшно представить, страшно… Ты часто гостила у отца, я привыкла, что ты иногда уезжаешь на недельку или две. Но Феличиано всегда был со мной, он домашний мальчик и не выживет в чужой стране.       – Ах, мама, – теперь уже Кьяра обняла женщину и положила голову ей на плечо. – Это тебе хочется так думать, а на самом деле, только богу известно, что творится в голове нашего Феличиано.       В голове Феличиано цвели розы и пели соловьи. Людвиг сидел на земле, скрестив ноги и как будто пребывал в унынии. Феличиано с увлечением работал кистью и светился от макушки до кончиков пальцев ног. Акварель растекалась по листу волшебными астрами и блестела в лучах вечернего солнца. Со всех сторон пахло зеленью, сады Боболи были на удивление пустынны.       – Леонардо любил писать в это время суток. Сейчас особенный свет.       Людвиг промолчал. Возможно, он спал с открытыми глазами.       – Мне, конечно, далеко до него, но и ты не будешь позировать мне годами.       В тишине был слышен удаленный шум фонтана и жужжание назойливых мух, вившихся над расплавленной карамелью. Кто– то обронил ее днем, и теперь она растеклась по каменной дорожке стеклянной лужицей.       – Люди стали как– то странно относиться ко времени. Не понимаю этой вечной спешки. Мы ищем часок, чтобы увидеться с давними друзьями, а раньше можно было спокойно приехать в дом к старому приятелю и остаться там на недельку. Или взять, к примеру, Леонардо. Он писал свои картины годами не потому, что был знатным прокрастинатором. Просто он ценил свое время и наполнял его теми вещами, которые ему были интересны в конкретный момент. Разве можно заниматься работой тогда, когда у тебя есть вдохновение помузицировать? Ты будешь что– то делать, но в голове твоей все равно будут звучать песни. И работа пойдет плохо. Ты устал от своей работы, но отдохнуть от нее все равно не можешь. Разве много толку от такого отпуска?       – Как же я устал от тебя, – пробормотал Людвиг.       – Не больше, чем от этого сеньора Окс… Оксини… От этого шведа. Наверняка, он тоже не умеет отдыхать. Это какая– то черта людей с севера?       – Германия – не север.       – Но она далеко на севере. Наверное, вы согреваетесь во время работы. А в Тоскане всегда тепло, у нас нет необходимости постоянно гонять кровь по венам – она бежит сама.       – Ты очень плох в географии.       – Просто я редко покидаю Флоренцию. Только когда езжу в гости к отцу, он живет далеко на юге…       – Интересно, где, по твоему мнению, находится далекий юг… Его видно в бинокль?       – Вот! Расстояния – еще один проблемный пункт! Вы постоянно стремитесь преодолеть расстояния в максимально короткий срок, а нужно просто наслаждаться путешествием. Да, мой отец живет не так далеко по меркам континента, но как меняется пейзаж за окном автобуса, пока я еду к нему!       Наконец, день начал остывать. До полного заката еще было время, но солнце уже завершило свою рабочую смену и теперь лениво собирало вещи, чтобы уйти на ночь домой. Феличиано тоже сгреб все свои новые художественные принадлежности и протянул Людвигу папку с акварельной бумагой.       – Я бы с радостью оставил этот портрет себе, но ограничусь фотографией. Хочу, чтобы он был у тебя.       Людвиг открыл папку и какое– то время молча рассматривал верхний лист. Феличиано ждал вердикта, но так и не получил его.       – Ты, наверное, голоден? Пойдем к нам. Я могу приготовить на ужин то, что ты захочешь.       Впервые за день Феличиано ощутил тоску. Людвиг был неразговорчив и действительно устал. Почему– то быть веселым дурачком куда проще при свете солнца.       – Пойдем, – коротко и тихо ответил Людвиг.       Феличиано улыбнулся чуть заметно и протянул руку.       – Еще чего, – Людвиг прошел мимо, но Феличиано последовал за ним с протянутой рукой.       – Я не хочу гулять с тобой под ручку.       – А я хочу. Я никогда не гулял ни с кем, держась за руки. Интересно, как это по ощущениям.       – Давай, кто– нибудь другой будет у тебя в этом первым.       Не дождавшись согласия, Феличиано вцепился пальцами в ладонь Людвига. Сопротивления не последовало, и они вместе прошлись по садовой дорожке.       – Этим аллеям не один век. К ним приложил руку еще сам Джорджо Вазари.       – Тот, что строил галерею Уффици?       – Он самый.       – Мне нравится твой город, Феличиано. За каждым кирпичом стоит историческое имя.       – Представь, как трудно здесь быть живописцем! На тебя постоянно с укором смотрят предки.       – Им не за что тебя корить. Ты прекрасно пишешь.       Феличиано пропустил вдох и быстро взглянул на Людвига. Взгляды не встретились, Людвиг смотрел прямо вперед.       – Это не единственное мое достоинство.       – Я плохо знаю тебя, чтобы говорить о твоих достоинствах и недостатках. Скажу только, что ты талантлив и навязчив.       Сады закончились, начались узкие улочки. В тени домов ночь была холоднее и гуще. Из одних окон доносилась музыка, из других – ругань. На слух Людвига и то и другое звучало певуче. Переводить он не пытался, чтобы не испортить впечатление. Только подойдя к крыльцу дома, Феличиано отпустил его руку.       – Это похоже на игру, – сказал он вдруг, и голос его прозвучал слишком серьезно. – Сегодня я сам не свой. Все, что я делаю, выглядит как шутка. Но я делаю то, чего действительно хочу.       Подскажи мне слова! Я не знаю, как выразить это.В голове одни сонеты и пустота, а сердце слов не знает…       – Мы шли сейчас, а я представлял, что так оно и должно быть. Что я не украл твою руку, что ты со мной по своей воле…       – По своей воле я мог прогнать тебя силой.       – Брось, ты слишком мягок для этого! – Феличиано рассмеялся нервно и резко затих. – Мы подошли сюда, чтобы поужинать. А мне вдруг в голову пришло, что порог – место для поцелуя на прощание. И я не хочу балагурить и вырывать его у тебя, как сделал это днем. Не знаю, к чему сказал все это… Давай зайдем, здесь стало прохладно.       – Подожди.       Людвиг опустил папку с бумагой на столик у окна и задержал Феличиано, подхватив под локоть.       – Я не голоден, и мне лучше вернуться в отель сейчас.       – Если ты устал, у нас есть место в гостиной. Ты можешь остаться…       – Давай разойдемся, пока в тебе не проснулось дневное безумие.       – Ты хочешь попрощаться?       Людвиг кивнул. Мурашки пробежали у Феличиано по спине. Никогда больше не буду вести себя нормально! От этого одна тоска.Обида, по– детски горькая, заполнила его грудь. Он скривил лицо, чтобы позорно не расплакаться. Наверное, день и вправду был тяжелым, раз так бьют по сердцу простые вещи. Никто не ждал, что это знакомство будет долгим.       Свободной рукой Людвиг притянул Феличиано к себе и легко поцеловал в губы. Если прощаться, то от всей души!Феличиано привстал на цыпочки и продолжил поцелуй. Ночь не похожа на день ничем. Она холодна и медлительна. Город вокруг почти спал, все звуки в нем были далекими и приглушенными. Феличиано слышал только шорох одежды и неровное дыхание человека, стоящего рядом.       Не уходи еще хотя бы минуту…       С оглушительным скрипом распахнулась дверь. Феличиано проклял все на свете и отстранился. В проеме стояла сеньора Варгас, одетая в одну безразмерную ночную рубашку.       – Матерь Божья, сынок! – воскликнула она. – Где ты был столько времени? Я готова была звонить дяде Марко! Но речь не о том. Я не могу дозвониться до доктора Бенни. У Кьяры отошли воды! Скорее беги за ним!