Необычайную тишину, воцарившуюся на Бейкер-стрит 221Б, нарушало только жужжание пылесоса миссис Хадсон. Джон уже полчаса сидел в любимом кресле и молча смотрел на своего собеседника. Кудрявая голова иногда поднималась, дёргалась в сторону, но потом снова замирала, обычно стеклянные глаза с тенью испуга смотрели на потолок, стены, пол, куда угодно, но только не на Джона. Наконец, не выдержав напряжения, что стало почти физически ощутимым, бывший военный спросил:
— Шерлок, что произошло?
Таким напуганным Шерлока Джон ещё никогда не видел. Руки дрожали, будто у него была лихорадка, глаза бегали по комнате в поисках чего-то, что помогло бы справиться с тем невообразимым ужасом, что сейчас неподъёмными горами лежал на его плечах.
— Шерлок, — продолжил доктор, — я хочу тебе помочь, но если я не буду знать, в чём дело, то не смогу ничего сделать. Пожалуйста, я прошу тебя, расскажи мне, что произошло?
— Не произошло, Джон, нет, — ответил Холмс. — Но скоро произойдёт.
— Что такого страшного может произойти, что даже ты, великий и бесстрашный детектив, не можешь посмотреть мне в глаза и объяснить, наконец, что, чёрт возьми, случится? — Джон плохо справлялся с напряжением, что нервировало Шерлока ещё сильнее.
— Война, Джон, война. Война в Афганистане. Вот, что случится.
— С каких это пор тебя волнует, что там происходит? — возмутился доктор. — Эта война идёт уже много лет, и никто не знает, когда она закончится и закончится ли вообще когда-нибудь!
— Она продолжается. И нашей стране нужны новые солдаты, — дрожащим голосом почти прошептал детектив.
— Новые солдаты… Подожди. — Джон насторожился. Воспоминания о войне никогда не были приятными, а перспектива вернуться туда казалась страшнее смерти. — Неужели Майкрофт решил отправить на фронт тех, кто вернулся оттуда?
— Что? — Шерлок вскочил с кресла. — Нет, Джон. Они решили набрать новых пешек для ведения этой бессмысленной игры. Даже Майкрофт не смог сделать так, чтобы я остался в Лондоне, — он сделал паузу, глядя на Джона. Тот всё ещё сидел в своём любимом, родном кресле и смотрел на пустое кресло напротив него таким же пустым взглядом. Холмс видел, как участилось дыхание его друга, как сжались кулаки и как сомкнулись губы. — Завтра я должен буду уехать в какое-то специализированное место для подготовки. Джон, пожалуйста, пойми, я, скорее всего, не вернусь или вернусь инвалидом, поэтому тебе лучше съехать. Найди нового соседа по квартире, новую работу, новую девушку, начни новую жизнь. Я прошу тебя, забудь обо мне. Я помню ту боль в твоём взгляде, когда ты стоял около моей фальшивой могилы и просил меня вернуться. Я не хочу, чтобы ты пережил это снова. Пожалуйста, Джон, я прошу тебя, забудь обо мне.
За окном начинало темнеть, зажглись уличные фонари. Миссис Хадсон выключила пылесос и отправилась спать. Шерлок стоял, смотря на носки своих ботинок, и ждал. Он ждал реакции Джона на его слова. Детектив продумывал варианты развития событий: бывший военный врач может попытаться отговорить Шерлока от поездки и предложить спрятаться где-нибудь за границей, может накричать на него за ту боль, что вновь придётся пережить, может заплакать, понимая, что из близких людей у него останется только дочь. Но ничего такого не произошло. Ватсон резко встал, надел чёрную куртку и, не дав детективу ничего сказать, выбежал из дома, даже не потрудившись закрыть за собой дверь. Шерлок так и остался стоять посередине комнаты, погружённый в размышления не о своём ближайшем будущем, а о будущем Джона. Оно волновало Холмса гораздо сильнее своего собственного.
«Какое разочарование для Майкрофта», — промелькнуло у него в голове.
Джон вернулся поздно ночью, Шерлок был погружён в чертоги разума, так что посмотреть друг другу в глаза они смогли только утром. Детектив заметил, что его лучший друг сегодня куда более задумчивый, чем обычно. На его лице была тень, морщинки казались более глубокими, синяки под глазами свидетельствовали о бессонной ночи. Шерлок пару раз открывал рот, пытаясь вымолвить хоть слово, но никак не мог произнести то, что он думал. Единственным сказанным вслух словом за это утро оказалось почти неразборчивое
«да», что было озвучено, когда доктор предложил выпить чашку чая. Друзья сидели в своих креслах, Джон пил чай, Шерлок смотрел на него. Детектив думал о том, что будет очень скучать по всему этому: по удобному кожаному сиденью, по ароматному чаю, по черепу, по квартире 221Б по Бейкер-стрит, по расследованиям и, конечно, по Джону, по единственному человеку, разглядевшему за маской хищного зверя человека, способного на чувства. Эти мысли нагоняли тоску, и раньше Шерлок отмахнулся бы от них, назвав сантименты уделом простых смертных, но сейчас он понимал, что не может по-другому. Около двенадцати часов дня в квартиру вошёл высокий мужчина с седыми усами, одетый в военную форму. Чётко поставленным голосом он сказал:
— Джон Хэмиш Ватсон, Вам необходимо пройти со мной в машину, что доставит Вас на место прохождения военной подготовки. Убедительная просьба собрать все вещи, что будут Вам необходимы в течение пяти минут, после чего спуститься.
Не сказав больше ни слова, мужчина вышел.
— Почему он назвал твоё имя? — медленно произнёс Шерлок дрожащим голосом. — Он должен был позвать меня, ты же не мог каким-то образом…
Детектив не договорил фразу, хотя сам постоянно упрекал в этом Джона. Кружка с чаем полетела вниз, ударилась о пол и разлетелась на множество осколков вместе с сердцем Шерлока. Он резко встал и одним шагом подошёл к доктору, положил руки ему на плечи и хотел начать говорить, но Ватсон его перебил.
— Шерлок, ты порой ведёшь себя как полнейший идиот. Куда, по-твоему, я мог вчера пойти? В магазин за чаем на ночь? Не смотри на меня так, да, я ездил к твоему брату и попросил его отправить на фронт меня вместо тебя. Я просто не мог допустить, чтобы ты погиб там. Мир нуждается в тебе, а от смерти рядового доктора ничего не изменится. Ты должен жить здесь, раскрывать преступления и бесить весь Скотланд-ярд одним только вздохом, а не бродить среди пустынь в поисках капли воды. Я должен был так поступить. — Он сделал паузу, всматриваясь в прозрачные глаза. — Потому что нельзя было поступить иначе.
Ватсон встал, расправил плечи, стряхивая с них тяжёлые ладони детектива, и вновь посмотрел во внимательные серебряные глаза. Джон хотел запомнить их, чтобы знать, за что он сражается, чтобы не дать себе умереть среди барханов, надеясь увидеть эти невозможные глаза хотя бы ещё раз.
— Джон, ты… Зачем? Почему ты это сделал? У тебя же болит нога, и раненное плечо беспокоит во время стрессовых ситуаций. И твоя дочь… Ты… ты не можешь так поступить!
— Знаю, но иначе нельзя. Ты помнишь то, что говорил мне вчера? — Ответом стал лишь кивок. — Так вот, скажи это себе. Потому что я не могу сказать тебе то же самое. Просто не могу.
— Не надо, — еле слышно прошептал детектив, — пожалуйста, Джон, останься. Не надо, прошу тебя, пожалуйста, Джон, нет, не уходи, прошу, не уходи, нет, пожалуйста…
— Чшш. — Ватсон вытер большими пальцами слёзы со скул своего лучшего друга. — Не расстраивайся. Просто живи так, как жил до того, как мы встретились.
— Я не могу… Джон, я не могу… Я…
— Прости, Шерлок, но мне придётся оставить тебя одного.
Ватсон сделал шаг назад, подошёл к кроватке, в которой спокойно посапывала его маленькая дочь, провёл тыльной стороной ладони по её лицу и нежно поцеловал в лоб. Ещё на секунду он задержал взгляд на смайлике, нарисованном им на обоях, и подошёл к двери. Он уже потянулся к ручке, но сильные руки резко его развернули. Холодные изящные ладони легли на его щёки, глаза, обычно такие холодные, смотрели с грустной теплотой, и, казалось, прямо в душу. Спустя мгновение идеально очерченные губы приблизились лицу доктора и, дав секунду на то, чтобы отпрянуть, коснулись его губ. Сначала очень осторожно, а потом всё более настойчиво, вкладывая все свои чувства, стали двигаться. Шерлок боялся, что Джон отвернётся и выбежит из дома, но тот наоборот прильнул к стройному телу детектива ещё сильнее, одну руку положил ему на шею, заставляя сильнее наклониться, а другой зарылся в мягкие кудри, покрывающие гениальную голову. Всё то, что у них было, они вложили в этот поцелуй. Джон углубил его, и Шерлок не был против. Они старались забрать себе немного боли друг друга, чтобы облегчить тяжёлую ношу. Слёзы текли по щекам, не давая потерять связь с реальностью. В какой-то момент им перестало хватать воздуха, и они оторвались друг от друга. Джон сразу отвернулся, открыл дверь и побежал вниз по лестнице, где уже лежал его собранный рюкзак, на последок сказав:
«Прощай, Шерлок. Прости».
Холмс сидел на полу, облокотившись спиной о дверь, из которой четырнадцать часов назад выбежал единственный важный для него человек. Шерлок зарылся руками в волосы, опустил голову на колени и плакал. Уже четырнадцать часов он молча плакал, хоть слёзы уже давно закончились, вспоминая всё то, что произошло с ним с того момента, как Джон появился на пороге лаборатории Бартса. Дела казались интереснее, если рядом был он, разговаривать с ним было занимательнее, чем с черепом или воздушным шариком (детектив слегка улыбнулся, вспомнив тот день), жизнь была насыщеннее и приобретала смысл. Джон много раз спасал его от самых разных угроз, всегда был рядом. А теперь его нет. В жизни Шерлока осталась только маленькая девочка, плачущая у себя в кроватке. Миссис Хадсон забрала её в свою квартиру, как только услышала плач. Почему Джон просил прощения? За что он извинялся? За то, что придал жизни Шерлока смысл? За то, что сделал из кусочка льда человека? За то, что помог поймать стольких преступников? За то, что он пережил? Ему не за что извиняться, а он просил прощения. И Шерлок не мог понять почему.
Каким же глупцом он сейчас сам себе казался. От кого он прятался? Кого пытался убедить в том, что никого не любит? Зачем нужно было столько раз причинять боль этому человеку? Шерлок всегда знал, что Джон не был обычным прохожим в его жизни. Ещё в тот день, когда они пошли смотреть квартиру, а заодно расследовать серийные убийства, детектив понял, что не может относиться к Джону так, как к остальным. И теперь все попытки скрыть свои эмоции, подавить чувства казались детской глупостью. В голове великого гения друг за другом пролетали вопросы, остававшиеся без ответов.
***
Майкрофт Холмс не мог попасть в квартиру своего младшего брата: одну дверь загораживал холодильник, другую — перевёрнутое красное кресло, что успело покрыться слоем пыли за последние несколько месяцев. Воспользовавшись пожарной лестницей, заботливый старший брат всё же смог попасть внутрь, о чём сразу пожалел. Пыль облаками летала по комнате, вся мебель была перевёрнута, на полу не осталось ни единого сантиметра, не испачканного кровью, химикатами или чем-нибудь более отвратительным. Заварник пылился в дальнем углу кухни, чашки были разбросаны по всей квартире, в большинстве своём в плачевном состоянии. Шерлок бегал по квартире, не обходя мебель, а наступая на неё, в пижамных штанах, серой заляпанной футболке и своём любимом синем халате. Единственное место в доме, не покрывшееся плесенью, пылью или грязью, было около перевёрнутого красного кресла. Небольшой столик, на который раньше миссис Хадсон ставила поднос с утренним чаем, стоял на своём прежнем месте, а на его темной столешнице стояла белая чашка.
«Любимая чашка Джона», — подумал политик.
— Шерлок, дай мне список, — своим обычным тоном произнёс он.
— Никакого списка нет! — прокричал Холмс-младший и продолжил бессмысленную беготню по квартире.
— Мы договаривались, что у тебя всегда должен быть список, — строгим голосом сказал Майкрофт.
— Разве?! Что-то не припомню такого!
— Шерлок, угомонись. Немедленно составь список.
— Даже не надейся! — сквозь зубы прошипел детектив.
Даже старшему брату было тяжело смотреть на него в столь запущенном состоянии: отросшие кудри почти доставали до плеч, одежда была порвана и безнадёжно испачкана, и Майкрофт подумал, что на сгибах локтей, покрытых рукавами халата, скрываются маленькие синяки, оставленные подкожными инъекциями.
— В таком случае, я предлагаю сделку.
— С чего ты взял, что я хочу тебя слушать? Ах, да, совсем забыл, тебя же ничего не интересует, кроме судьбы Англии и чистоты твоих чёртовых туфель! — Детектив был очень зол. У него давно не было дел, были только наркотики, но любимый старший брат использовал все свои силы, чтобы не допустить попадания новой дозы в руки младшего.
— Ты составляешь список и наводишь здесь порядок…
— А что же сделаешь ты? Помолишься за меня в церкви? Купишь молока? Заваришь чай? — перебил его Шерлок.
— Если ты не будешь меня перебивать, я закончу своё предложение. — Холмс-младший замолчал, но презрения в его взгляде не убавилось. — Я исполню одно твоё желание. Я знаю, что ты пожелаешь, и сейчас я могу это желание исполнить. — Майкрофт сделал паузу, обозначая важность каждого произнесённого слова. — Итак, ты согласен на сделку?
— Да, согласен, — опустил взгляд Шерлок. — Только исполни желание. Пожалуйста, — почти неслышно добавил он.
— У тебя ровно два дня на наведение порядка. Ты же не думаешь, что ему понравится этот бардак. — С этими словами политик подошёл к окну, брезгливо поморщился, перелез через подоконник и стал спускаться по пожарной лестнице.
***
Шерлок ходил по комнате, думая об обещании брата. В комнате был идеальный, по мнению детектива, порядок. По крайней мере, мебель была на своих местах. Детектив повернул на кухню, взмахнув полами чёрного пальто, и поставил чайник на плиту. Достал две чашки, две чайные ложки, сахарницу, молочник. Нервно отстукивая пальцами барабанную дробь, он ждал сигнала чайника о готовности воды. Налив кипяток в заварник, он снова стал ходить по комнате, ожидая звука шагов на лестнице. Услышав хлопок входной двери, он остановился и стал слушать медленные поскрипывания старых досок. Наконец, скрипнула дверь, и на пороге появился он, в военной форме с красным крестом на рукаве, загорелым лицом, уставшими глазами и мозолистыми ладонями, он — Джон Ватсон. Шерлок бросился к нему и крепко сжал в объятьях. Он прижимал его к себе так сильно, что мог услышать стук измученного сердца. Джон поднял лицо Шерлока и, посмотрев секунду в его глаза, поцеловал. Холмс сжимал форму Ватсона, а тот стирал солёные слёзы со скул, что стали ещё острее за прошедшее время. Они долго целовались, словно пытались убедиться, что всё то, что сейчас происходит, — не сон. Шерлок был готов стоять так целую вечность, но Джон услышал плач Рози и, оторвавшись от детектива, кинулся к кроватке. Он взял дочку на руки и начал убаюкивать, напевая знакомую колыбельную. Вскоре малышка заснула, прижавшись головкой к груди своего папы. Джон обернулся к Шерлоку, не в состоянии сказать и слова. Детектив медленно подошёл к доктору, опустился на колени, схватился за край его куртки и стал просить прощения. Не заканчивая предложения, бормоча что-то неразборчивое, так, как делал только рядом с Джоном. Он держался за куртку доктора и извинялся за всё то, что Ватсону пришлось пережить. А Джон гладил его непослушные кудри и извинялся за то, что не мог вернуться раньше. Но теперь всё позади. Ватсон больше не вернётся на фронт, а Шерлок больше не притронется к наркотикам. Они будут спокойно жить, гоняясь за преступниками, и воспитывать их маленькую дочь.
