Осенний ветер в поле — Мой одинокий стон.
***
Сколько Сакура за него отдала? Саске часто задавался этим вопросом, особенно когда мог вот так на неё смотреть. Девушка в его руках спокойно спала и видела лучшие сны. На опухших от страстных поцелуев губах играла лёгкая улыбка, а светлые ресницы кончиками касались щёк, отбрасывая длинные лучистые тени. Саске всегда засыпал позже, даже если был очень уставшим. Специально, чтобы у него была эта возможность. Просто смотреть. У него в груди щемило каждый раз, когда он смотрел на неё. Спокойную, расслабленную, и такую любящую. Кажется, от неё веяло любовью за версту, и этот необычайный аромат чувствовал только он. Даже пока спала и видела разные сны, неосознанно, она дарила любовь. Саске находил в ней утешение, понимание, веру и дом. Он знал — пока есть она и её любовь, у него есть дом. Но сколько же она положила на «смертный алтарь», чтобы в ответ получить его? Глупого, запутавшегося, совершающего ошибки на каждом шагу. Зачем отдала так много за того, кто в сущности не стоил ничего? Учиха, закрывая глаза, начинал мысленно загибать пальцы, потому что двух рук было маловато. На золотую чашу весов сперва падали двадцать сантиметров розовых волос. Саске стоял в стороне, видел, что на противоположной чаше весов было что-то хрупкое, разбитое и наспех склеенное кое-как. Те осколки сердца, что остались у него. За одни эти волосы она могла получить намного больше от любого другого человека. Например, Наруто бы отдал за эти волосы жизнь. А Саске мог предложить искорёженное, умирающее сердце. Почему Сакура выбрала его? Почему предпочла осколки хрусталя нормальному сердцу? Его обдаёт брызгами воды. Тяжёлые капли катятся по лицу, и ему не нужно пробовать их на вкус, чтобы понять, что его обрызгало её слезами. Три литра солёных, пропитанных болью, горем, неразделённой любовью слёз падают на чашу весов. Но и этого мало, чтобы заставить весы опуститься в ее сторону. По одному падают розовые лепестки. Это песня ветра принесла её измученную душу. Глупые детские мечты, надежды и ожидания. Вместе с хрупкими лепесточками улетает её наивность и приторно-сладкие мечты. Следом летят окровавленные бинты. Целая груда грязных бинтов, пропитанных кровью и потом, накрывает собой всё, что уже было на весах. На них с глухим звуком удара падают тысячи учебных свитков, книг. Миллиард маленьких пилюль сыплются на чашу, отскакивают и падают на пол, катясь к его ногам. Здесь есть всё: обезболивающее всех видов и мастей, витамины, антибиотики, седативные. Саске знает: помимо жестоких тренировок, бессонных ночей за лечебными справочниками, ей приходилось в одиночку бороться с депрессией. Утро начиналось с тех, что заставляли встать на ноги. Следом в рот попадали обезболивающие, витамины, питательные пилюли. В течение дня: антидепрессанты, витамины, стимуляторы. Неаккуратно падают пыльные сандалии. На них следы тысячи истоптанных дорог, отпечатки мозолей, вывихнутых лодыжек. Сакура оббежала полсвета в его поисках. А он вспомнил её лишь однажды, стоя под ледяными струями воды. Падает окровавленное сердце. Оно нервно сокращается, пытаясь дожить своё. Он прикрывает глаза, чувствуя, как совесть наотмашь бьёт по лицу. Это он виной тому, что оно здесь. Окровавленное, измученное, избитое. Следом летят все те синяки, что получила из-за него. Самые тёмные, большие — те, что нанёс он сам. Падает лоскуток кофты. Ткань изъедена кислотой. На её окончаниях можно найти кровь, рваные остатки кожи, изъеденные огромными волдырями. Сюда же падает верность, надежда, любовь. Громкий крик, который он навсегда запомнил. Литры крови, остатки последа. Последним оказывается свёрток с умиротворённо спящим младенцем. Вот что отдала Сакура за любовь Саске. Огромная гора всех этих вещей и чувств ни в какое сравнение не идёт с крохотным кусочком разбитого хрусталя. Саске подходит к нему, хочет взять в руки и окончательно сломать. Разбить. Потому что он ненавидит себя за то, что не может дать больше. А она заслуживает намного большего. Когда пальцы почти касаются хрусталя, она уводит его. Её пальчики бережно забирают осколки, а глаза с восхищением и радостью прикованы к ним. Она медленно подносит ладони к груди. Вжимает аккуратно, но с силой, чтобы ни один не пропал. И несмотря на то, что её грудь теперь кровоточит, она улыбается. Благодарно.***
— Потрудись объяснить! — Учиха кричит зверем. На голос человека это точно не похоже. Ярость застилает глаза белым фоном. В ушах оглушительный шум. Делает бросок вперёд, но уже ничего не понимает. Взгляд проясняется лишь тогда, когда получает в ответ. Наруто остервенело бьёт его лицом о стол, сжимая отросшие волосы в руках. Саске видит кровавую лужу и сбрасывает его с себя. Расквашенным носом тянет кровавую юшку обратно внутрь. Узумаки падает на пол, медленно поднимается на ноги, и пытается испепелить взглядом. У нынешнего Хокаге лицо напоминает один большой синяк с кровоподтеком. — Успокоился?! — орёт блондин, дёргая правым плечом, намекая, что всегда готов добавить. — Почему моя дочь зовёт тебя отцом?! — орёт в ответ Саске, быстро стирая с глаз кровь, горячей струйкой бегущую по лбу, — Где моя жена? Что с моим домом? Что ты наделал?! — Что сделал я?! — ошалело переспрашивает Узумаки и сам кидается вперед. Они даже не пытаются использовать чакру, годы опыта и что-либо ещё. Просто бьют друг другу лица, находя в этом мордобое хоть капельку утешения. И оба думают: «Она бы опять заплакала, если бы увидела». Тихо хрустят сломанные хрящи, пыхтят два голоса, и распространяются по лицам синяки. Кто-то кого-то кусает, тянет за волосы. Всё сливается в белый шум. Они ничего не видят, бьют наугад, не стремясь победить. Потом сидят, привалившись друг к другу плечами, и выплёвывают в собственные ладони крошки разбитых зубов. — Семь, — шепеляво объявляет Саске, разглядывая месиво из крови, слюны и зубов у себя в руке. — Пять, — подсчитывает Наруто, и гордо вскидывает голову, улыбаясь беззубым ртом, — Победил! — Дурак, — усмехается Саске. — Сам такой! — отвечает блондин и, выбросив мерзость из ладони, спешит вытереть её о ткань штанов. Никто не знает, как начать. Хотя Наруто знал, что однажды придётся объясниться, а потому пытался написать речь. Месяцами подбирал слова, репетировал у себя в голове, но, как всегда все забыл, стоило этому случится. Он сейчас способен лишь невнятно мычать слова сожаления и горестно вздыхать. Но Учихе до этих слов нет никакого дела, а потому Наруто молчит. Саске не любит повторять, а волнующие его вопросы он озвучил ещё до драки. Поэтому сидят, как два барана, и молчат. В дверь очень тихо стучат, потом несмело входят. По рыжим волосам, собранным в два хвоста, Наруто понимает, кто это. Саске же глядит на вошедшую с толикой любопытства. Он понятия не имеет, кто это. Из-за вечного отсутствия он вообще мало кого узнаёт, чаще — путает. На ум моментально приходит инцидент, когда Наруто сообщил ему о намерении жениться. Озвучив имя второй половины, Учиха с удивлением на него поглядел и, нахмурившись, сказал: «А разве он не умер? Да и вообще, не думал, что ты по парням…». — Что-то случилось, Моэги-чан? — спросил Наруто у девушки. На взволнованном лице тут же появилась улыбка, которую она поспешила сдержать, дабы не выдать, как смешно звучал голос Хокаге с учётом отсутствия пяти зубов. — Да как сказать… — неуверенно ответила она, поглаживая себя по руке. Глубоко вдохнув и набравшись смелости, девочка быстро предупредила мужчин о надвигающейся опасности, а потом исчезла за дверью. — Шикамару-сан видел, как вы дрались, поэтому послал за Тсунаде-самой. Она уже на подходе! — Дело дрянь, — уныло произнес Наруто, пытаясь встать на ноги, — Старушка убьёт нас, потом оживит, и опять убьёт. — Тсунаде? Это кто? Жена твоя? — не понимая, спрашивает Учиха, так же поднимаясь на ноги с тихим кряхтением. Наруто оглядывается на него, бьёт себя по лицу и тихо говорит: «Ты безнадёжен!». Сенджу не стесняется послать в далёкий полёт Хокаге и последнего представителя Учих. Она злобно улыбается, и кулаками бьёт их в животы. Парни «выходят» точно через окна. Потом, прихрамывая, возвращаются обратно, и молча терпят её гневную речь, подзатыльники и мстительно перетянутые бинты. — Только посмотрите на себя! Что бы сказала Сакура, застань она это? — спрашивает она, и неозвученный ответ одновременно появляется у них в головах.«То же самое».
Она бы точно так же ударила их, чтобы выплеснуть чувства. Ругалась бы, чтобы скрыть в грубых словах своё волнение и страх за них. Так же раздавала бы подзатыльники, обливала ранки спиртом, и на «Ой, больно!» мстительно нажимала на ранку пальцем, а потом опять поливала спиртом. Потом, сделав вид, что её ждут неотложные дела — юркнула в темноту коридора и, притаившись в самом тёмном углу, осела на пол. Саске точно знал, что она бы подтянула коленки к груди, одной рукой обхватила ноги, вторую сжала в кулак, и вцепилась зубами в пальцы, чтобы заглушить рыдания. Прозрачные слёзы она бы не стала утирать, позволяя беспорядочно стекать по щекам. Вот как бы сделала Сакура. Притворилась сильной, а потом дала бы волю чувствам. — Почему она умерла? — хриплым голосом спросил Саске, когда Тсунаде бинтовала кулак Наруто. — А почему люди умирают? — философски спросила женщина в ответ, гоняя во рту медицинскую иглу, которой только что штопала рану на руке Хокаге. — Люди редко умирают по собственному желанию, Саске. В головах каждого возник свой образ и тот момент, когда они впервые увидели добровольную смерть. Саске вновь увидел улыбающееся лицо брата, почувствовал прикосновение мокрых пальцев ко лбу. Наруто вспомнил два тела и ту нежность, с которой Забуза посмотрел на Хаку, прежде чем издать последний вздох. Королева слизней попыталась отогнать призрачный образ Дана, и мысленно отгородилась от воспоминаний стеной, но слёзы на секунду тронули её глаза, поддев их лёгкой дымкой. — Сакура хотела жить. Кто-кто, а эта девочка любила жизнь, — женский голос чуть дрогнул, дрожащие пальцы сжались в кулаки, — Но судьба распорядилась иначе. Несправедливо? Да. Но ничего изменить нельзя. Поэтому –смирись. Последнее слово прозвучало до омерзения холодно. Приказ был пропитан холодом, железом и свинцом. Всем тем, чем была пропитана сама Тсунаде, когда говорила или вспоминала бывшую ученицу. Саске с удивлением отметил, что Великая Неудачница была намного сильнее его самого. Если от одной мысли о том, что она мертва, у него внутри все разрывалось на части, что испытывала она? Та, что видела, как из забитой девчонки Харуно расцвела в уверенную в себе женщину. Наставница для Сакуры стала второй матерью, которую она всегда нежно любила. Тсунаде нашла в ней отпечатки давно умерших, но всё ещё любимых мужчин. Тсунаде видела в ней собственную нерождённую дочь. И жизнь безжалостно отобрала ее. Саске любил жену всем сердцем, и его любовь можно было сравнить с глубоким чёрным озером. Любовь Тсунаде к Сакуре была бескрайним океаном. Как ей вообще удалось пережить то цунами, которое принесла смерть Харуно? Как эта женщина вообще умудрилась устоять на ногах?«Ты память счастья, что умчалось прочь».
Тихо нашёптывал ветер могильные слова. Саске слышал, с какой грустью завывает ветер возле её могилы, принося всё больше и больше цветов. Разноцветные лепестки неспешно опускались на надгробие, прикрывая собой её имя. Природа как будто не хотела видеть его. Не здесь. Не тут. Чёрный шанси* манил своим зеркальным глянцем. Свежие, огненно-рыжие хризантемы еще хранили свой нежный цветочный аромат. Сакура утопает в любимых цветах. Это заставляет мимолётно улыбнуться. Саске опускается на колени. Бережно снимает пояс, кладет рядом с собой катану, и долго-долго молчит. — Здравствуй… Саске не знал, что сказать. Каждый звук, вырывающийся изо рта, приносил боль. Душит, тянет, рвёт… Мимолётно он думает о том, как хорошо выглядит могила. Радуется, что здесь, в тени дубов, никто не тревожит её покой. «Хорошо. Да, хорошо, что она здесь, а не в окружении Учих» — думает он, убирая лепестки цветов. Пальцы легко скользят по выбитым иероглифам. — Я вот вернулся, а ты… А тебя нет. Когда он стал так зависим? Когда совершил ту фатальную ошибку, слепо «подсев на иглу»? Саске с трудом напряг память, уносясь в те далёкие годы, когда ничего, кроме мести, не имело смысла. Он уходил далеко-далеко в темноту, и некому было его возвращать… Мимо пролетали образы минувших дней. Или это он так быстро бежал? В любом случае, некогда было отвлекаться на лирику. Он жаждал найти ответ на свой вопрос, а потому отталкивал образы родителей, брата, лучшего друга. Сакура рябила где-то фоном. Исключительно розовым. Она, точно жидкий шёлк, ускользала через пальцы, ничего не оставляя после себя. Саске, задыхаясь, продолжал бежать. Вокруг было черным-черно, и только розовые волосы впереди служили маяком. Куноичи не то стояла на месте, не то уходила всё дальше. А может, это он не двигался? Или был недостаточно быстр, чтобы её нагнать? Учиха всё бежал и бежал. Кричал, молил, тянулся руками. А в слезящихся глазах вспыхивали воспоминания. Как точно так же бежала она за ним. Не успевала, оступалась и громко кричала, умоляя подождать. Однажды она забрала тонкий хрусталь, пообещав сберечь. Остервенело оберегала искорёженные осколки. Берегла их лучше, чем берегут матери свое дитя. А теперь безжалостно вжимала собственный каблук в пол, растирая хрусталь в пыль. — Саске, пожалуйста… ! — неуверенный, пропитанный страхом и мольбой голос затих. Учихе пришлось оглянуться. По правое плечо стояла она. Короткие волосы торчали в разные стороны, дрожащие пальцы, облачённые в кожаные перчатки, неуверенно тянулись к нему. Турмалиновые глаза слепили своим блеском. Надежда, жившая в них, душила. Саске не знал, где взял столько сил, но смог отвернуться и продолжить движение вперед. Сакура так и осталась позади, стоя на обломках змеиной лаборатории. — Смотри, — тихо привлёк голос по левое плечо. Он решил не поворачивать головы, дабы его не засосало в пучину ненужных воспоминаний. Ответ на вопрос, остро маячивший в голове, ждал его впереди. — Скоро сакура расцветёт, — умиротворённое лицо Джуго возникло прямо перед ним. Саске тихо шикнул, нехотя огляделся, и с ненавистью сжал левую руку в кулак. Давно забытое чувство током ударило в голову. — Мне всё равно, — врёт он, не поднимая взгляда к небу. Там, в рассветном небе, кружат молодые лепесточки, которые Джуго пытается поймать рукой. Обернувшись, шиноби кивает головой вперёд, приказывая двигаться следом. Карин, недовольная ранним подъёмом, бурчит себе под нос. Суйгецу, бегущий рядом с ней, тихо препирается и насмешливо ловит её слабые удары. Саске впервые задумывается о том, что эти люди могли стать его семьёй. Измени свое направление вектор судьбы, он бы принял их как родных. Беззаботно смеялся над нелепыми недоотношениями Карин и Суйгецу. Постигал дзен вместе с Джуго. Эта мысль едва не тормозит его, но вдалеке мелькает знакомый силуэт, и Саске, играя свою роль, нарочно уводит команду на север. Потом, без слов, бросает и идёт на юг. Находит её ближе к ночи, когда потухший костёр больше не греет замёрзших рук. Учиха приходит незадолго до того, как пламя исчезает. Она сидит на тоненькой подстилке, привалившись спиной к дереву. В тусклом свете костра её волосы кажутся пыльно-розовыми, а густые ресницы отбрасывают тень. Она спит и, наверное, видит десятый сон. Там, где-то очень далеко, под семью замками и печатями, она предаётся сладким мечтам. Улыбка, застывшая на её губах, пахнет морской волной и мёдом. Или ему только хочется так думать? — Идиотка, — устало произносит он, не в силах нормально разозлиться. Он хочет как следует пнуть её по ноге, напасть, напугать, а потом накричать. Чтобы она заливалась слезами, испуганно икала и мычала это противное «Пр-прости, Са-аске-кун!». Учиха, прикрыв глаза, представляет, как будет отчитывать её за совершенные ошибки. «Почему не скрываешь чакру в пути?! Почему позволяешь себе так открыто двигаться?! Ты что забыла все уроки? Как можно было разжечь костер посреди ночи, не проверив территорию перед этим? Как ты могла уснуть, зная, что ты здесь одна! Ты дебилка! Дебилка!». Здесь он бы как следует встряхнул её за плечи, пристально посмотрел в заплаканные глаза, давая понять, что он разочарован. Она бы начала просить прощения, и так сильно разнервничалась, что напрочь забыла бы свою старую песню «Давай вернёмся домой…». — Даже ловушки не расставила, — горько усмехнулся парень, приблизившись к бледному лицу. Порыв холодного ветра привел в движение её короткие волосы, распространяя легкий запах молодых пионов. Лицо, потревоженное немилостивым ветром, скривилось. Послышался неприятный стук зубов, а маленький подбородок задрожал. Саске с интересом наблюдал за каждым изменением, неизвестно что пытаясь в них найти, — А если бы пришёл не я, а… Фраза осталась неоконченной. Он в ужасе додумал: «Кто-то другой, кто причинил бы тебе боль», и немедля погнал это чувство прочь из своей груди. Разве должно его волновать, что будет с ней? Конечно, не должно! Тогда зачем же он пришёл? Страх парализовал, оставив взамен удушливое желание накрыть её своим плащом и до утра сторожить. В тот момент, когда он был меньше всего готов, она приоткрыла глаза. Отблеск огня заплясал у неё в зрачках. Слабые языки пламени, извиваясь, кружились в страстном танце, не позволяя себе выйти за границы чёрного зрачка. В лесной темноте зелёный ободок, опоясывающий зрачок, почудился ему цветом молодых еловых иголок. Вновь повеяло пионами, морской волной, мёдом и хвоей. У него закружилась голова, не зная, как избавиться от наваждения, он с жадностью втянул чужой аромат и прикрыл глаза. Открыв их вновь, увидел вновь умиротворённое лицо и мрачные тени от ресниц. Ругнувшись, глянул ей за спину и облегчённо вздохнул, когда заметил первые скромные солнечные лучи. Солнце, словно нехотя, поднималось из-за горизонта. Саске несколько секунд смотрел на то, как светлеет небо. И, собираясь уходить, вдруг решил проверить одну догадку. Обернулся, взглянул на её скромную улыбку, и поцеловал. — Смотри, Саске, — Джуго, встретивший его у входа в убежище, указал огромной рукой куда-то вдаль. Учиха проследил взглядом за его пальцем. — Сакура расцвела, — тихо сказал он, слизывая с губ медовый вкус. Учиху выбросило обратно в тёмный коридор, и он немедля двинулся вперед. Бежал и бежал. Шли дни, недели, ноги ужасно гудели. А он всё бежал и бежал, потеряв всякий ориентир. Больше некому было освещать его путь. Он остался совершенно один, как давно хотел. Никто не тревожил его, не мешал болтовнёй. Саске быстро начало тошнить от самого себя. Собственные мысли стали ему ненавистны. Молчание давило на уши. Приближающегося света он не заметил. Как-то упустил из виду, а потом вдруг оказался посреди водной глади. Сакура, сдерживая слёзы, просила вернуться. Сакура обещала свою любовь, силу, поддержку. Сакура обещала всю себя без остатка. А его, его из прошлого, это тешило и смешило. Он не собирался брать её. Отвергал так, словно она была чем-то маленьким, недостойным такого как он. Слёзы, катившиеся по бледным щекам, его не волновали. Он устал от этой болтовни. Устал от её однообразных просьб. Двинулся резко, намереваясь с этим покончить… Навсегда? За секунду до того, как Наруто спас её, у него дрогнула рука. Внешне Учиха никак не подал виду. Внутри же… Так сильно растерялся, что позабыл про контроль чакры, и камнем ушёл на дно. И опять в носу застрял этот странный запах пионов, морской воды и хвои. — Ты чуть не убил её! — взревел Узумаки, гневно прожигая его взглядом. «Вот именно - чуть не убил» — подумалось ему, а во рту стало неожиданно сладко. Язык, словно облитый майским мёдом, лип к нёбу. В тоже мгновение Саске вскинул голову и с изумлением посмотрел на хрупкую девичью спину. Он как будто впервые увидел её. Ершистые волосы, касающиеся плеч. Чёрная униформа, сидящая на ней мешком. И та разрушительная сила, с которой она дралась. У него мурашки побежали по спине, достигли корней волос, и вдруг проникли в самое нутро. Саске почувствовал, как дёрнулось его сердце. Не понимая, что делает, двинулся вслед за ней, помогая. Так вот, значит, когда он её признал? — Я буду отвлекать, за мной! — Она побежала вперёд, хотя ещё секунду назад отступала назад. Он с удивлением поглядел на печать Бьякуго, которая разошлась по её лицу синими полосами. Он увидел в этом странный символизм. Когда-то точно так же разошлась печать саннина, и Харуно в слезах молила остановиться и не использовать эту силу. Метка, оставшаяся на шее, пугала её до дрожи в коленях. Теперь она сама использовала тот же приём. Саске побежал за ней, не зная, как предупредить. Он предвидел провал её идеи, ничтожность атаки, и мысленно вторил: «Ну что за проблемная девчонка?». Рука, обхватившая её поперёк живота, окрасилась кровью. Синхронно дёрнув назад, они сняли её, отпрыгивая назад. Всюду пахло пылью, гарью, кровью. Смердело так, что глаза начинали слезиться. И вдруг знакомый, надоевший запах пионов, моря и хвои. Саске не повернул к ней головы, чтобы проверить, жива ли. Знал. Так пахла жизнь. Вот когда он перешел черту. До этого были все шансы сбежать. Выкинуть, распрощаться с ней и забыть, как о ненужном воспоминании. Но эти волосы, зелёные глаза… Саске вдруг понял, что полюбил. Полюбил так, как обычно засыпал: сперва медленно, а потом вдруг раз - и всё. Теперь некуда было бежать. Дверь закрылась на тысячи замков. Сверху укрепили печатями. Для верности - подпёрли валуном. Саске заперли в той жизни, где Сакура Харуно стала смыслом. Просто смыслом. Смыслом продолжать драку. Смыслом победить, дожить до утра. Она стала смыслом вернуться. Стала смыслом, чтобы проснуться… Сакура вдруг стала самым ярким светом в его жизни. И так незаметно потухла, оставляя в непроглядной тьме. — Здравствуй… — вновь надломанным голосом поздоровался он.«Привет»
Ответил ему ветер, заботливо укрывая, принимая в свои объятья его горячие слезы.