Глэйдеры

Ньют с трудом открыл глаза и попытался привстать с постели. Голова кружилась, сильно болел правый бок, тошнило и очень хотелось пить. Парень вздрогнул, обнаружив, что лежит на втором этаже Берлоги рядом с кроватью, на которой корчится, уже почти обессилев, один из восьми бегунов, которого недавно ужалил гривер. Первое, что пришло в голову глэйдеру, было то, что его, возможно, ужалили тоже. Хотя, конечно, последствия этого столь ужасны, что парень сейчас вряд ли чувствовал себя относительно бодро в сравнении с печальной жертвой последнего забега. Ньют попытался встать, но ничего не получилось. Тело сковала страшная усталость, сильно хотелось пить, но сил не было даже на то, чтобы дотянутся до банки с водой. Ньют обессиленно сконцентрировал внимание на этой мутной посудине, как если бы она сейчас была для него центром вселенной. Думать ни о чём не хотелось. Единственное, что хотел знать парень, так это о том, как сейчас обстоят дела у Томаса и Терезы. Как будто в ответ на его пожелания скрипнула старая дверь, и вошли Галли и Томас. Томас держал в руках миску чего-то дымящегося и ароматного. - Привет, Томми, - прохрипел Ньют. Парень выдавил из себя эти слова с большим усилием, и всё-таки они прозвучали необыкновенно тихо. - Томми, - хохотнул Галли, развалившись на стуле. - Один ты только так его и называешь. - Заткнись, Галли, - Томас ногой пододвинул стул и осторожно поставил миску на деревянную тумбочку. - Ньют... Ты вообще отдавал себе отчёт в том, что делаешь? - А что случилось? - спросил хромой глэйдер. - Ты что, СОВСЕМ ничего не помнишь? - вытаращился Галли. - Э-э... Ну как сказать... После того, как мы всем скопом столпились у входа, поджидая Минхо и Шона, ничего... - Ну ни хрена себе, - Галли озадаченно почесал затылок. - Значит, тебя того... Хорошенько тряхнуло... - Что ты имеешь в виду? - спросил Ньют. - Ну, то, что ты, когда помогал Минхо дотащить Шона сквозь закрывающиеся врата, сам стал жертвой своего собственного безрассудного героизма... Тебя едва не раздавило, а ведь мы могли лишиться... - ответивший за Галли Томас замолчал. Ты такой дурак, Ньют, - зевнул Галли. - Никто из нас не стал бы жертвовать собой ради Шона, который умер спустя несколько часов после того, как по нему прополз гривер. - Он не такой, как ты, - многозначительно заметил Томас. - Томми... А что с Терезой? - Ох, бля, самая хреновая хренотень это погоняло... Томми, - никак не мог угомониться Галли. - Она просидела рядом с тобой три ночи, не отходя ни на шаг... Я отправил её спать. Она очень волновалась за тебя. Больно было смотреть на неё. На вас обоих. - Тереза? - удивился Ньют. - Да, можешь себе представить, шенк? - Галли ковырнул ножом по деревянной поверхности подлокотника. - Она, по ходу, в тебя втюрилась после того, что ты сделал... Герой грёбаный. - Она не за это его любит... - тихо сказал Томас. - С ней всё в порядке? - с большим трудом произнёс Ньют. Его голос сорвался на сиплый хрип. - Да, если не считать, что глаза у неё красные, как после попойки с медаками... - Она так забавно щупала твой пульс, Ньют... Слушала, бьётся ли твоё сердце... На моих глазах творится что-то такое, чего Глэйд ещё не видывал... - Галли зло смотрел на глэйдера. - А тебе-то что? - скучающим голосом произнёс Томас. - Завидуешь? Галли промолчал. - Томми, скажи ей, что... Хотя ничего не говори, ладно... Пусть только знает, что я ей благодарен... Остальное скажу сам. - Отдыхай, шенк, - поправил одеяло Томас. - У нас есть ещё дела. - Самоотречение - чадо деятельной любви, - съехидничал Галли. - Где ты только таких слов нахватался? - иронично спросил Томас. - Сам-то понял, что сказал? - Да где... Вот в этих книгах, - Галли кивнул на полки с потёртыми фолиантами. - Ничего стоящего в них нет, только исписаны всякой лабудой. - Тереза много чего стоящего в них нашла, - сказал Томас, выталкивая Галли из комнаты. Ньют ещё с полминуты слушал, как скрипит старая лестница под их шагами. "Самоотречение - чадо деятельной любви", - повторил парень про себя. - Надо будет запомнить эти слова и подумать над ними хорошенько...