Глэйдеры

Над холодным горизонтом поднимались высокие бетонные стены, окружившие Шестую Зону. Хмурые, выжженные солнцем равнины окружали трущобы, ютившиеся под стенами идеального государства. Оранжевое светило сияло в больших бензиновых лужах, каменные строения восточной части города мрачными громадами чернели на фоне догорающего заката. Сухой ветер овевал чахлые деревца, в беспорядке растущие на главной площади. Казалось, что время здесь застыло надолго или вовсе остановилось навсегда, так тихо и спокойно было в этом Богом забытом месте, где единственным развлечением был театр, в котором Крыс подвизался на женских ролях и где каждый день шла очередная трагедия или комедия великого Барда. Серые каменные стены здания театра были расписаны пошлыми надписями, каменная кладка выступала тут и там, змеясь трещинами, черепичная крыша представляла собой печальное зрелище, очень напоминающее окраины этого района, кишащего сворами диких собак и беспризорными кошками. На краю площади одиноко поднималась из земли ржавая колонка, дождевые потоки, образованные излившимся серым, почти ядерным ливнем, заливали узкие улочки, пестрящие вывесками с грубыми, аляповатыми рисунками, долженствующими изображать великодушное приглашение в питейное заведение. Рядом с пивной были выставлены несколько старых сломанных стульев. Несколько пропитых мужчин окружили круглый стол с беспорядочно разбросанными костями, две хромоножки-проституки ютились под навесом из потёртого брезента. Картина разрухи, царящей в этом городе, наводила уныние, однако Крысу было весело созерцать этот пейзаж, столь знакомый ему по детским годам, когда он вовсю бродил этими улицами до поздней ночи, читая, мечтая и упиваясь одиночеством. Тереза сидела в дырявом дождевике рядом с дверью их каморки. Ньют занимался тем, что строгал шахматные фигурки из кусочка красного дерева, выцыганненого им у одного пришлого торгаша: эти люди приходили издалека, из бесплодных, засушливых мест, казалось из иного мира. Они закалили волю в бесконечных странствованиях, и пустыня не была им преградой: они могли пересекать её так же отважно, как дромадёр несёт в своём горбу запасы воды, не боясь, что он может истощиться по дороге. Торгаши были несговорчивы: они почти никогда не делали скидок, и торговаться с ними было пустым занятием. Приходилось производить честный обмен: тот нехитрый бытовой скарб, который производили трущобы, сбывался не без труда, однако это обеспечивало пусть небольшой, но стабильный доход. Ньюту, едва умевшему сводить концы с концами, было немного жаль расставаться с плодами своего труда: миновало то золотое время, когда он создавал что-то просто так, чтобы дарить радость людям, и в этом месте приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы достойно предложить дары мудрости жизнерадостной молодёжи. Тереза была сноровистей: нюх на сделки её не подводил, и копить она умела, поэтому даже в трудные времена жила без проблем. Ньюту копить было труднее, он считал, что, если не думать о чёрном дне, чёрного дня может и не настать. Тереза в этом отношении была куда как дальновиднее. Но сейчас её мысли занимало вовсе не это. Маленький чумазый ребёнок, который сидел у неё на коленях, казалось, был таким же пришельцем из иного мира, какими были бродячие торговцы. Этот малыш был очень странной внешности: зрачки его голубых глаз занимали собой почти всё пространство, отведённое белку, и он почти не плакал, а лишь покачивал головой в такт напеваемой Терезой песенке. Голубые глаза Терезы были так же глубоки, как бесконечное синее небо над её головой, и Ньют не без радости вспомнил минуту их первой встречи, когда, как ему показалось, в этих глазах синело всё то искусство, которое каждый день Крыс дарил своей благодарной публике. - Где ты взяла этого засранца? - спросил Крыс, глядя на то, как Тереза кормит малыша с ложечки. - Я его нашла. - задумчиво отозвалась девушка. - То есть? - Подобрала на свалке. Какая-то бродячая цыганка оставила его там. Его и больше ничего. Вот так. А я давно хотела ребёнка, Крыс. Именно усыновлённого, не своего. Мне жаль брошенных детей. - Он до странности похож на Ньюта. Тереза, ты точно его нашла? - Да, есть что-то схожее, - отозвалась девушка. - Особенно нос... И эти бледные патлы, свисающие на лоб... Нет, Крыс. Я ещё пока в своём уме, чтобы помнить, что со мной было. Миновали те времена, когда я не отдавала себе отчёт в своих действиях и бродила сумасшедшей по окраинам Шестой Зоны, как любимый персонаж Крыса - Офелия. Порою любит дни и ночи Бродить на сумрачных гробах, И всё грустит, и плачут очи, Покуда слёзы есть в очах... Крыс так выразительно передаёт этот самый чистый, самый целомудренный образ Барда... Иногда мне хочется выйти на сцену и увести его оттуда, подальше от дворцовых интриг датского двора, чтобы это бедное сердце не надломилось страстями, которые сильнее его... Надлом и пессимизм чувствуется в Крысе после исполнения столь сложных, требующих колоссального мастерства, сценических опытов, и потом ему приходиться долго отдыхать... Не думаю, что Офелию можно сыграть безошибочно. Этот образ слишком совершенен и подвластен только тем, кто обладает настоящим трагическим, драматическим ли талантом... В чём-то он неотделим от диониссийства, от безумия музыки. Кстати, о сонете "Прерванная музыка"... Он очень красив... Звучит как симфония души на фоне этих развалин, по которым периодически проезжают бронированные машины и танки, и вся эта военная, давящая громада мёртвой жизни... Когда уже наступят дни вечного мира, Крыс? Может быть, тогда лишь, когда жители Шестой Зоны, этого рая не на земле, снизойдут до наших кварталов, в которых все живут обособленной, внутренней жизнью, её бездонностью и отражённым сознанием... Не вздрогнет мать, отчётливое слово Услышав от ребёнка в первый раз, Но радостно, не поднимая глаз, Она сидит и молча ждёт второго. Среди волнений бытия земного Душа моя ждала, и песня к ней Пробилась сквозь немую толщу дней, И музыка, и страсть – всё было ново. Теперь душа так просит волшебства, Губ раковины, что в себе хранит вой Упрямых волн, рождающих слова – Но ей лишь голос чудится вдали твой, И вся её любовь, хоть и жива, Томится недозволенной молитвой. - Элизиум, - Крыс смаковал давно забытое слово. - Рай не на земле. Вспомни из той поэмы, которой ты так любишь успокаивать меня, когда я взволнован... Как мне нравится эта история души, бесконечно далёкая от нашего тусклого мира... Однако и в закатной игре можно увидеть эту удалённую от мира красоту - потерянный рай, и битву в небесах, которая никогда не прекращалась, как и земная битва, и отзвуки её как ничто иное отчётливо проступают в этой поэме... Здесь лотос чуть дрожит при каждом повороте, Здесь лотос блещет меж; камней, И ветер целый день в пленительной дремоте Поет нежней и всё нежней. И впадины пещер, и сонные долины Покрыты пылью золотой. О, долго плыли мы, и волны-исполины Грозили каждый миг бедой, — Мы ведали труды, опасности, измену, Когда средь стонущих громад Чудовища морей выбрасывали пену, Как многошумный водопад. Клянемтесь же, друзья, изгнав из душ тревоги, Пребыть в прозрачной полумгле, Покоясь на холмах, — бесстрастные, как боги, — Без темной думы о земле. Там где-то далеко под ними свищут стрелы, Пред ними — нектар золотой, Вкруг них везде горят лучистые пределы И тучки рдеют чередой. С высот они глядят и видят возмущенье, Толпу в мучительной борьбе, Пожары городов, чуму, землетрясенье И руки, сжатые в мольбе. Но в песне горестной им слышен строй напева — Иной, что горести лишен, Как сказка, полная рыдания и гнева, Но только сказка, только сон. Людьми воспетые, они с высот взирают, Как люди бьются на земле, Как жатву скудную с полей они сбирают И после — тонут в смертной мгле. Иные, говорят, для горечи бессменной Нисходят в грозный черный ад, Иные держат путь в Элизиум — блаженный — И там на златооках спят. О, лучше, лучше спать, чем плыть во тьме безбрежной, И снова плыть для новых бед. Покойтесь же, друзья, в отраде безмятежной — Пред нами странствий больше нет. - Крыс... Подумай не об образе Виолы сегодня, - рассудительно добавила Тереза. - Разбери образ Ромео, на мой взгляд, он гораздо сложнее этой легкомысленной болтушки... Требует глубокого и всестороннего анализа этой пьесы. Учитывая то, что тебя всегда влекли анализ и размышления, думаю, тебе будет интересно обстоятельно вникнуть в эту историю... Окажется ли герой героем, или мы будем доживать свои скучные годы здесь, вдали от райских плантаций Шестой Зоны? - А мне и здесь хорошо, - безмятежно отозвался Крыс и Ньют благодарно кивнул ему в ответ. - Там, где всё доступно и всё можно, люди часто теряют единственно ценное, что у них есть - человеческое лицо... Так что этот рай искусственный, не более того... Маскирующий собой обширные очаги внутреннего загнивания. Скоро он пойдёт прахом, как и все земные дела, Тереза, если они будут жить так же, как живут теперь - без снисхождения и без жалости к париям мира сего...