Без тормозов

      Я пытаюсь не терять разума из-за паники, но страх перед предстоящим наказанием заставляет меня сжаться в комочек и крепко стиснуть в кулаках простыню. Так, нужно взять себя в руки! Я не стану за друзьями прятаться, приму наказание с гордо поднятой головой!       — Алиночка, солнышко мое! — расталкивая моих друзей, обеспокоенно восклицает мама и крепко обнимает меня, потом отстраняет на расстоянии вытянутой руки, категорично рассматривает и принимается расцеловывать, после чего опять заключает в объятьях. — Если бы только знала, как я за тебя испереживалась! Яна позвонила, сказала, ты в аварию попала… Я уже думала…       — Мам, ну ты чего… все хорошо… — виновато лепечу я, чувствуя себя жутко виноватой перед мамой.       — Как ты, ничего не болит? Палец ушибла, да? Тебе уже… — суетливым голосом продолжает мама, теперь внимательно смотря на меня добрыми темно-зелеными глазами.       — Со мной все хорошо, ма, палец даже не болит. Не переживай, я себя хорошо чувствую, — твердо говорю я и прямо смотрю на маму.       Если она сейчас разрыдается из-за меня, то я не выдержу. Ненавижу испытывать стыд. Лучше бессовестным быть, чтобы не испытывать этого. Хотя, предки считают, что у меня нет совести. Потеряла ее, видимо. Как ее вообще можно потерять? Можно только родиться бессовестным.       — Ладно, хорош придуриваться. Все с тобой в порядке. Можешь и не надеяться, что из-за твоей ноги ты не получишь наказания, — строго замечает отец, притаившийся у противоположной стены.       — Класс, па! В следующий раз, когда я сверну шею, сыграем с тобой в футбол! — ехидно отзываюсь я.       — Такими трудами это будет очень скоро. Уже жду не дождусь, когда же этот момент настанет. Тогда ты точно больше не будешь выкидывать всякие идиотства, — вроде бы шутит папа. И чего это его на черный юмор потянуло?       — Бенедикт! — возмущается мама, уничтожающим взглядом посмотрев на равнодушного отца. — Что ты вообще такое говоришь! Даже не смей думать про такое!       — С тем, как наша дочь сама находит для себя проблемы, об этом невозможно не подумать, — замечает папа и сердито смотрит на меня.       В ответ я закатываю глаза и скептически хмыкаю. Рядом неуверенно мнутся друзья, не зная, что им делать. Но я уже заметно расслабляюсь, перестаю дергаться из-за наказания. Еще бы, кого не отвлечет перепалка с собственным отцом.       — Все, хватит говорить о бесполезном. Поехали домой, будем разбираться, что с тобой делать, –неожиданно решает папа и, не дожидаясь, пока я соображу, что делать, берет меня под локоть, с силой поднимая с кушетки.       Я не сопротивляюсь ему: пока вникаю в происходящее, оказываюсь почти у выхода. Да что там, я даже друзьям не успеваю «пока» сказать, хотя Яна поддерживающе сжимает кулачки, а Жека просто поднимает сжатую ладонь. Ох, и когда же я теперь смогу увидеться с друзьями? И увижусь ли вообще.       До дома мы доезжаем на автобусе. Батя конвоирует меня в конец салона, усаживает с одной стороны маму, с другой садиться сам и все время не сводит с меня взгляда. Мне так и хочется что-нибудь высказать, как-то возмутиться такому слежению. Домой меня тоже ведут строго под руку. Хотя, что жаловаться, папа ведь у меня мент, мог и браслетики накинуть. И вконец я оказываюсь сидящей за столом, напротив меня — отец. Вот реально, допрос как будто!       — Итак, Аверина Алина Бенедиктовна, вы обвиняетесь в угоне автомобиля, множественных нарушениях правил дорожного движения и являетесь непосредственным участником ДТП, — суровым голосом произносит отец и в упор смотрит на меня.       — Па, я на допросе что ли? Хорош комедию ломать! — не выдерживая этого идиотизма, возмущаюсь я и откланяюсь на стуле назад, ставя его на две ножки, как делала всегда.       — Алина, поставь стул ровно, ты упадешь, — замечая мое положение, просит мама не менее строгим голосом.       Не сдерживаясь от всего этого маразма, я вновь закатываю глаза. Вот же идиотство, влипнуть так! Да уж, предки явно желают меня добить таким поведением.       — Давайте к делу, а? Я жуть, как хочу спать. Некогда здесь выслушивать весь этот маразм! — тороплю родителей и тяжело перевожу дух. Как же все достало!       — Спать она хочет! Ты хоть понимаешь, что угон автомобиля это статья?! А как ты себя на дороге вела… — возмущенно начинает батя, подскакивая с места и теперь нависая надо мной, как коршун. Я даже невольно подаюсь назад.       А папочка продолжает сыпать на меня дурацкими обвинениями. От его крика у меня начинает болеть голова. Долго я не выношу этого унижения и сама поднимаюсь на ноги. В ответ на все обвинения и упреки, я начинаю сама орать что-то неясное в свою защиту. Потом подключается и мама со своим беспокойством. В итоге разнимать нас некому.       — Все, моя дорогая, это предел! Предел моему терпению! Покатишься ты отсюда к чертовой матери! Никаких тебе друзей не будет, никаких гонок, никакой вольности! Ты отправляешься к Косте в Москву. Брат из тебя быстро всю эту дурь вытрясет! Шелковой станешь! — после моего очередного заявления, взрывается отец.       — Ещё чего, я не собираюсь куда-либо ехать! — не поняв, серьезно это он или нет, все-таки выступаю я с протестом.       — А тебя никто и не спрашивает. Поедешь, как миленькая. Там-то тебе и будут все гулянки, да пьянки, — теперь уже утверждает батя.       — Вот именно. Не думаю, что братик помешает мне веселиться. В Москве-то я смогу оторваться по-полной! Никто не будет над душей стоять! — наигранно соглашаюсь я, чтобы предки поскорее забыли об этой идее.       — Даже не надейся, Костя с тебя глаз не спустит, — замечает мама, неожиданно соглашаясь с моим переездом.       — Вот-вот, будешь ты под суровым присмотром. Если мы не можем дурь из тебя выбить, уж у твоего брата это точно получиться. Так что можешь собирать вещи, завтра же отправляешься в Москву на целый год, — объявляет отец с довольным видом.       — Блядь, да какого черта! Я никуда не поеду! — возмущаюсь я, уже реально закипая от гнева.       — Алина, следи за словами! Чтобы я больше такого от тебя не слышала! — строго выговаривает мне мать, хотя мне сейчас ну никак не до этого.       — Да идите вы к чертям собачьим! Оба! Я никуда не поеду, ясно?! — не замечая никакого отклика на мои предыдущие слова, еще хлеще высказываюсь я и стремительно срываюсь с места, быстро скрываясь в своей комнате. Только дверь напоследок громко хлопает.       Я с разгону усаживаюсь на кровать, которая натужно скрипит пружинами и достаточно сильно прогибается подо мной. Вот действительно, что за маразм?! Отправить они меня к брату собрались! Да я этого брата года три не видела и столько же не знала бы. Да и что он во мне перевоспитывать будет? Пачку сигарет или зажигалку отберет? Урежет карманные расходы? В комнате запрет? В какое-нибудь закрытое училище засадит? Смешно звучит!       Но я не могу не нервничать. Если меня упекут в объятья братика, кранты всем встречам с Жекой и Янкой, всем нашим тусовкам, чудесам в школе… Да всему конец! А я так не хочу, меня такое совершенно не устраивает. Что я буду делать в этой конченной Москве?! Здесь у меня все, а там… Нудный братец, школа с высокомерными придурками и четыре стены, куда ни пойди! Обойдутся! Бунт устрою, и пусть только предки попробуют заставить меня с места сдвинуться.       Я приступаю к раздумываниям над планом. Но из-за произошедших событий ум настолько перегружен, что сосредоточиться никак не получается. Такое чувство, будто мозги распухли и всеми силами давят на череп. Еще и руки нещадно трясутся от нервов. М-да, дела… совсем уже невротичкой стала с родителями, одноклассничками, придурками Филей и Киром.       Недовольно взъерошивая волосы и убирая их с лица, выдыхаю и поднимаюсь с кровати, принимаюсь расхаживать по комнате. Не выдерживаю давления, вынимаю из кармана слегка помятую пачку сигарет и зажигалку. Чтобы предки не спалили за таким занятием, просовываю руку между прутьями решётки и открываю окно. Устраиваюсь на подоконнике, и, скидывая кеды на пол, подтягиваю на деревяшку ноги. С каждой затяжкой становится легче, в голове проясняется. Я вновь принимаюсь за раздумья, планирую, как же буду бастовать.       Раз мама тоже настаивает на моем переезде к брату, буду в первую очередь воздействовать на нее. Таким образом можно, к примеру, устроить голодовку. Буду их шантажировать тем, что ни крошки в рот не возьму, пока они не отменят своего решения, еще и в комнате закроюсь, чтобы понадежнее аргумент был. А сама свяжусь с друзьями, буду за их счет шиковать. Да, решено! Хорошо придумано, лучше не сделать! Но пока лучше устроить тайную деятельность.       Я берусь за телефон, быстро чиркая смс другу-товарищу с требованиями явиться к моему окну. Не проходит и пяти минут, как окно дома через дорогу открывается. Мне ещё издалека видно, что Жека сонный и с категорически недовольной рожей. Я со значением машу другу ручкой из-за решётки, давая совет пригнуться и идти скрытно, чтобы никто не засек. Мы ещё давным-давно придумали с Женей шпионские знаки для друг друга, чтобы в нужный момент шифроваться от других.       — Да чего эсэмэской, могла и крикнуть, я ведь все равно не сплю в такое время! — недовольно замечает друг и взъерошивает и без того лохматые волосы. — Чего надо?       — Знал бы, что со мной приключилось, не ворчал бы так! — вполне веселым голосом замечаю я под скептическое хмыканье парня, но высказаться ему не даю. — Меня предки решили отправить в Москву к брату, исправляться. А я в ответ устраиваю забастовку. Теперь голодовать буду!       — Неа, извини, но я на нуле. Денег вообще нет, а предки не вариант. Они даже пяти копеек не дадут, —сразу поняв, что от него нужно, отказывается Евгений и сочувственно смотрит на меня. — Слушай, да ведь мы с Янкой можем еду из дома таскать, на край я в магазе булочку стащу. В беде не оставим! Тем более если тебя от нас хотят оторвать!       — Спасибо, Жень! — радостно благодарю я и в первые жалею, что на моем окне стоит эта чертова решетка. Так хочется обнять друга!       Отлично, значит сегодняшний завтрак станет официальным объявлением о бунте!