***
— Просыпайся, ангел-моляр, — тряся меня за плечо, достаточно громко говорит скот, имя которому Константин. — Почему это ангел-моляр? — сквозь дремоту спрашиваю я и поворачиваю лицо в сторону брата, нехотя приоткрывая глаза. — Что, дядя Вася объявил высадку в лесополосе? — Потому что голубоглазая блондинка, вляпавшаяся в краску и поленившаяся хорошо её вымыть из волос, — отвечает на мой первый вопрос брат и недовольно кривит губы, подцепляя двумя пальцами выбившийся из хвоста локон, покрашенный мной в голубой и фиолетовый цвета. Жеке тоже не понравилось, он заявил, что я похожа на скунса, только пахну гораздо лучше. — А побеспокоил я тебя, потому что мы уже приехали. — Во-первых, это не твоё дело! — сердито выдернув волосы из его рук, огрызаюсь я. — А во-вторых, сгинь, мне нужно размяться, прежде чем я начну покорять твою Москву. — Только недолго: нам нужно успеть на метро, осталось чуть меньше часа, — поторапливает Костя и сам принимается запихивать свою чудесную подушку на место, потом еще и сумки наши берет. Я смотрю на него с легким недопониманием. — Метро работает до часа, сейчас начало первого. Шевелись, Алина, шевелись. Конечно, если в твоих планах нет ночной прогулки по Москве. Презрительно фыркая, прохожу в проход между креслами вслед за братом и, продолжая зевать и потягиваться, иду за ним к дверям автобуса. При отправке заполненный практически полностью, сейчас салон почти пуст. Костя выглядит и, наверняка, чувствует себя куда бодрее, чем я. Спрыгивая со ступеней на тротуар, я чуть не падаю и вслед за этим едва не врезаюсь в дорожный знак. И кто только их ставит перед моим носом?! А-а, господа гастарбайтеры! Как можно забыть про «коренное» население столицы… — Эй! Скороход, меня подожди! — едва поспевая за братом, кричу ему я и опираюсь на еще один столб дорожного знака. — Сама ногами шевели, улитка, — в ответ мне заявляет Костя, но слегка замедляет скорость. Пыхтя и тихонько ругаясь на брата, нагоняю его и перевожу дух, пытаясь идти с Костей в ногу. Когда мне не нужно гнаться за братом, я незаметно осматриваюсь по сторонам и, замечая на себе взгляд Кости, быстро состриваю высокомерное выражение на лице. По сравнению с Правдинским, в Москве очень светло даже в поздний час. И по трассе то и дело проносятся автомобили. Я постепенно забываю про гордое лицо и жадно смотрю на многоэтажки, темнеющие на фоне себе подобных зданий. И все-таки здесь классно! В метро пустынно, словно в этом городе все вымерли. Я сонно изучаю взглядом станцию и с легким страхом поглядываю на тоннель. Костя не отрывается от телефона, на всю станцию строчит что-то. Раздается скрежет и свист, от которого у меня волосы встают дыбом. Повернувшись в сторону противного звука, обнаруживаю нашу «Капсулу Смерти». Ну, наконец-то! Я хочу поскорей свалится в уютную постель и забыться сном. Пока устраиваюсь на сидении, Костя, аки настоящий городской зомби, проходит в вагон и на ощупь плюхается рядом со мной. Я закатываю глаза, наблюдая, как он с идиотской улыбкой строчит сообщение за сообщением. Чтобы не слышать пиканья его телефона, снова затыкаю уши наушниками и тут же недоуменно вынимаю. Ничего не слышно, кроме невнятных меканий и беканий! Поезд так шумит, когда набирает скорость! Я упрямо добавляю звука, но останавливаюсь, когда громкость достигает границы, на которой слух принимает музыку, как ультразвук. Черт с ним, послушаю прекрасные скрежетания рельсов! У меня трещит голова, словно меня треснули по черепу, болит все тело от усталости и рюкзака, глаза готовы закрыться в любую минуту. Ох, как же я хочу спать! И воды… и прибить лыбящегося брата! Чтобы облегчить свои страдания, прислоняюсь лбом к прохладной стене лифта. Но створки уже раздвигаются на нашем этаже. Костя бодро шагает к своей квартире, а я тащусь за ним и усиленно делаю вид, что у меня все прекрасно. Я же Алина, я должна быть сильной… Чтобы приободриться, напоминаю себе, что уже завтра я начну издеваться над братцем и покажу ему, где раки зимуют. Это действительно бодрит и немного улучшает умственную активность. Пока Костя возится с замком и что-то бормочет, я вспоминаю про запланированные проделки. Надо бы сходить в универмаг и накупить всякой дребедени для моих затей… осмотреть «полигон», установить ловушки… Братец наконец открывает дверь, пропуская меня вперед. Он сам успевает только порог переступить, как на него бросается нечто маленькое и визгливое.Вынужденный переезд
17 августа 2019 г. в 20:32
Костя мгновенно оборачивается к нам, на его губах появляется широченная улыбка. Он подскакивает с места и сгребает меня в охапку, прежде, чем я ни то что вырвусь, а только подумаю об этом. Впрочем, меня быстро отпускают и начинают изучать на расстоянии вытянутой руки.
— А ты заметно подросла, сестричка! И что с твоими волосами? На тебя упала банка с краской? — жадно рассматривая меня, комментирует братец мой внешний вид.
— А на тебя кирпич в детстве, — огрызаюсь я и выворачиваюсь из рук Кости. — Не смей ко мне подходить, гнусный предатель!
— Алина! — возмущенно восклицает мама, пытаясь меня заткнуть.
— И каким же тебя ветром занесло к нам, к таким нижайшим людям! Мы ведь не высшее общество, так, плебеи! А тут ты такой распрекрасный из восьмиста семидесятилетнего города! Извини, красной ковровой дорожки у нас нет! — ядовито произношу я, игнорируя маму.
— Как и у тебя учтивости! Ты забыла, как разговаривают со старшими? — ничуть не огорчаясь моим словам, откликается братец и насильно усаживает меня за стол. — Давай-ка, бери пирог с мясом, ты же обожаешь его.
Костя услужливо придвигает мой стул к столу, прижимая меня к столешнице. Я выдыхаю от боли и прокашливаюсь. Боже, мои ребра! Удерживая мой стул коленом, братец берет с блюда большой кусок пирога и подносит к моему рту. Я напыженно откусываю и жую, пытаясь руками цапнуть брата хоть за что-нибудь, чтобы он отпустил меня.
— Чертов садюга, отпусти меня! — не дожевав очередной кусок, высказываюсь я.
— Ну, ну, сестричка, кушай молча, так можно подавиться, — Заботливо стирая салфеткой крошки с моих щек, говорит парень и проталкивает мне в рот оставшийся кусок. — Вот видите, ее не так сложно кормить! В следующий раз можете воспользоваться моим методом, если эта маленькая нарушительница натворит что-то плохое.
— Обойдетесь! И я никуда не поеду! — едва дожевав, возмущенно отказываюсь я и утираю рот рукой, вновь брыкаюсь.
— Поедешь как миленькая, никуда не денешься. Костя на тебя влияние имеет, поживешь у него, научишься, как правильно себя вести, — уверенно откликается отец и пытается пригвоздить меня к полу строгим взглядом. Мне не пять лет, папочка, такие штучки со мной давно не проходят!
— Ну, конечно! Еще посмотрим, кто под кем ходить будет! — с сомнением высказываюсь я и бросаю на брата скептический взгляд, он остается совершенно спокойным.
— Соперника нужно изучать, а не мерить снисходительными взглядами, сестричка. Вот я, к примеру, уже нашел парочку твоих слабых мест. — Наклоняясь ко мне, замечает Костя тихим голосом.
— Да что ты говоришь! Какой молодец, прям гордость нашего села! Но не факт, что это правда: блефа еще никто не отменял, — усмехнувшись, недоверчиво сообщаю брату и ставлю стул на две ножки.
— Ты не можешь знать, правда мои слова или нет, в следствии чего можешь ошибаться в суждениях. Прежде чем говорить, проверь, верна ли догадка, — ничуть не смутившись, произносит парень и резко опускает мой стул. — И не катайся на стуле: сломаешь и мебель, и шею.
— Думаю, вы уживетесь: будет с кем подискутировать, — с улыбкой замечает мама.
— Я не уживаюсь с людьми, которые мне не нравятся. Я их выживаю, — взглянув на невозмутимого брата, говорю я.
— Посмотрим, сестричка, посмотрим, — с обещанием и одновременным равнодушием откликается Костя и садится на свое место.
Мстительно прищурившись, я мысленно даю себе клятву довести брата до белого каления и заставить его плясать под мою дудку. Не думаю, что его «профессиональное влияние» продержится долго. Буду я жить в Москве припеваючи, не задумываясь об осторожности и ограничениях. А если братик не отступит перед моими выходками, я изведу его так, что он вернет меня в родительский дом. Тоже неплохой исход.
Семья начинает разговаривать об успехах брата. Данная тема мне настолько опостылела за пару лет, что я занимаю себя планами на предстоящие шалости. Заметив мою отстраненность, отец «убедительно» просит меня присоединиться к разговору. Скривившись, начинаю прислушиваться к беседе и с каждой минутой раздражаюсь все больше. Костик то, Костик это!.. Фу! Мама так приторно щебечет об его успехах, что меня начинает мутить. Посидев пару минут, не выдерживаю и с грохотом отодвигаю стул.
— Слушать это больше не могу! Вы ему еще задницу лизать начните! — разозленно замечаю я и бреду на улицу, подальше от щебетаний родителей.
Угрюмо плюхнувшись на порог, вынимаю из кармана джинсов примятую пачку сигарет и достаю последнюю. Порывшись в другом кармане, беру зажигалку и прокручиваю колесико, зажав клапан; в полутьме вспыхивает язычок пламени. Я опираюсь головой на стену и делаю первую затяжку, прокуривая сигарету. На пороге объявляется Кузьма. Протяжно мяукнув, кот взбирается на порог и принимается виться у моих ног. Я не обращаю на него внимания, наблюдая, как у тусклой лампы вьется всякая мошкара. Делая затяжку за затяжкой, умиротворенно прикрываю глаза и наслаждаюсь спокойствием.
— Отдыхаешь? — неожиданно встревает в мою идиллию брат и садится рядом со мной.
— От тебя в первую очередь. Свали, братец, — огрызаюсь я и сбрасываю с конца сигареты пепел.
— Надо же, в мое отсутствие младшая сестричка превращает себя в пострадавшего от ремонта опоссума, заговаривает, как дальнобойщик, и начинает курить, как паровоз, — неодобрительно откликается Костя, пропуская мои слова мимо ушей, и вдруг забрасывает мне руку на плечо. — Отныне ты мне брат, Алиша.
— О’кей, бро! Будем соревноваться, кто дальше плюнет? — понижая голос, с небрежностью произношу я и усмехаюсь, припоминая, как мы с Жекой устроили глобольные розыгрыши по телефону. Пригодилось-таки говорить по-пацаняче.
— Нет, будем выяснять, кто струю лучше пустит, — в тон мне заявляет брат и обнимает меня крепче. — Хватит дурака валять, давай собирайся. Я хочу домой пораньше вернуться.
Костя поднимается на ноги и подает мне руку. Бросив окурок на дорожку, хватаюсь за его широкую ладонь и скалюсь в усмешке. Брат тут же поднимает меня на ноги и тянет в дом. Но в свою комнату я его не пускаю.
— Здесь я сама справлюсь: девичьи секреты, знаешь ли, — важно заявляю я брату и толкаю его в плечо посильнее.
— Долго не копайся со своими секретами, — наказывает Костя и сам меня пихает, причем сильно.
По его воле я кубарем вваливаюсь в спальню. Скинув со лба мешающие пряди, сердито бросаю взгляд на дверь и ей же скручиваю дулю. Ничего, братец, ты у меня клей жрать будешь и мух из чая выбирать! Впрочем, мухи и клей это для Фили. Нужно придумать что-то покруче… Этим-то я и занимаюсь, собирая свои шмотки с просторов комнаты. Уборкой я себя не утруждала, тем более в дни заключения, так что чулочно-носочные изделия можно найти рядом с ненужными тетрадями. Маму всегда раздражает этот кавардак, а мне наоборот нравится. Это удобно, все нужное под рукой… или ногой.
Схватив с кровати расческу, кидаю ее в спортивную сумку и выхожу из комнаты. Семейка ждет меня, сгруппировавшись у прохода на кухню. Мама всхлипывает и первой обнимает меня, так крепко стискивает в объятьях, что кости реально чуть не трещат; отец суров и сдержан, только треплет меня по плечу. Я ворчу и ежусь, терпя нежности предков. Какое счастье, что братец не кидается обнимать меня. Мы с ним еще наобнимаемся… или набадаемся. Лично я настроена забодать его по полной. Но сейчас мне нужно немного потерпеть слезливое прощание. Впрочем, мне становится печально уезжать из родительского дома. Все-таки здесь прошло мое детство, здесь мои друзья, вся моя жизнь! А они устроили… каникулы у брата.
Мама обнимает меня в последний раз, и я уже едва сдерживаю слезы. Стараюсь не раскисать, но ком в горле так и давит. Мой боевой характер дает трещину. Как и терпение Кости. Он чуть ли не выдирает меня из объятий матери и все время ворчит. И вместо того, чтобы зарыдать, я начинаю смеяться над дерганным братом. На мгновение мне даже кажется, что он специально ведет себя так, чтобы предотвратить мои слезы и сопли. Что ж, за это можно слегка сжалится над беднягой и вместо клея подлить ему кетчуп из перчика чили.
— Братец Иванушка, на чем мы поедем хоть? — выходя за калитку, спрашиваю у брата и, наверное, в сотый раз машу родителям рукой.
— На автобусе, сестрица Аленушка. — молвит этот козленок и опять хватает меня за руку, таща вперед. — Шевелись, малая, а то опоздаем и пойдем пешком.
— На автобусе? Я думала у тебя есть машина. Крутой мент на крутой тачке! — весело фыркаю я и мысленно хороню идею разбить автомобиль брата. Эх, а ведь такие возможности были!
— У крутого мента на крутой тачке нет удостоверения, потому что на нарах оно ему уже не нужно, — с пафосом отвечает Костя.
Я презрительно фыркаю и возвожу глаза к небу. Ух ты, самолет летит! Интересно, куда? Никогда особо не умела ориентироваться на местности… В прочем, мне лучше придумать, как запятнать мундир братца… ну, или в чем он там на службу ходит. Тут размах большой, так что, если Костик будет плохо себя вести, я что-то такое вытворю, от чего он ни в жизнь не отмоется. Посмотрим, каким крутым ментом он тогда будет!
В нашем поселке, затерявшемся на бескрайних просторах России, есть один захудалый автовокзал. Кроме рядка киосков и ларьков, стайки цыганок и компании гопников и вечно ломающихся автобусов там сложно найти что-либо примечательное. Однако, в самые скучные вечера мы с Жекой и Янкой там ошиваемся, скупая пережаренные семечки и явно доисторический шоколад. Но сейчас у меня нет желания погружаться в сельскую романтику, особенно в компании занудного братца. Он, устав от того, что я едва плетусь, уже за руку меня тянет, за что я успеваю на него наорать. А ведь до автовокзала от нашего дома надо пройти полпоселка, что ужасно скучно с Костей. Когда он был простым смертным и не стремился так яро становиться, как отец, мне некогда было скучать с ним. Я таскалась за ним хвостиком на свидания под луной, на вечеринки с друзьями, даже на тренировки бегала к нему. А потом пришла повестка в армию, и брата словно подменили.
На вокзале полно наших: взрослые ребята, проведывающие родителей, и родители, собирающиеся навещать детей в городе, те, кому просто что-то нужно в городе, и баба Зина, чуть ли не каждый день катающаяся в Москву за провиантом. Суета у автобуса неимоверная, что не удивительно: этот вид транспорта постоянно ломается. Вот и сейчас местный водитель дядя Вася ковыряется в автобусе и ежеминутно заверяет взволнованных тетенек, что мы вот-вот отправимся в путь. Я начинаю молить бога о том, чтобы посудина так и не починилась. Кто знает, может, за ночь я успею придумать, как избежать переезда. Но братец снова поторапливает меня и насильно затаскивает в автобус.
— Что тебя толкать все время надо, как осла, — бурчит Костя и подпихивает меня к креслам, как ребенка, начавшего капризничать.
— Так не толкай, если не нравится, — огрызаюсь я и сердито плюхаюсь на сидение.
— Так не тормози, если не хочешь, чтобы я тебя подпихивал, — вдруг развеселившись, хмыкает брат и дружески подталкивает меня локтем.
— А ты на педаль газа не дави, чтобы мне все время притормаживать не приходилось, — усмехнувшись, присоединяюсь я к игре.
— Кажется, проблемы с педалью газа не у меня были, — замечает Костя и с улыбкой смотрит на меня. Впрочем, его лицо достаточно быстро принимает серьезное выражение. — Ты же знаешь, как долго родители собирали на новую машину, как отец пекся о ней, а ты одним махом ее разбила. Ради чего, скажи мне пожалуйста?
Его спокойный и осуждающий тон сбивает с толку. Мне впервые становится стыдно за свой поступок. Костя смотрит на меня серьезными проницательными зелеными глазами. Мама так же смотрела на меня в детстве, когда я что-то натворила. Не ругалась, не орала, а спокойно давала понять, что я не права. Отец в отличии от нее порой кажется слетевшим с катушек. Вспомнив про родителей, впадаю в непривычное мне состояние грусти и сожаления. Как я буду без них? И дня, наверное, не проживу без привычной домашней обстановки, без теплых материнских объятий и небрежных отцовский потряхиваний за плечо. Даже слезы на глаза наворачиваются: так не хочется уезжать. Может, побежать обратно, домой, и искренне извиниться за мою ужасно глупую выходку? Возможно, не нужно будет уезжать. Еще раз виновато взглянув на брата, собираюсь подскочить с места, пока не поздно, но понимаю, что кто-то решил надавить на мою жалость. А жалко, как известно, оно у пчелки.
— Жека меня на гонки позвал, сказал, что там Филя с Киром будут. А я не могу себе позволить упустить момент, когда можно надрать этим двоим задницу. — устраиваясь поудобнее, отвечаю я с абсолютной беспечностью и с вызовом смотрю на братца. Хах, так тебе и надо, манипулятор! — Не стыдно тебе, железяку какую-то жалеешь вместо родной сестрички! Я, между прочим, палец ушибла! Мизинец на ноге!
— Надо же, какая беда! Не сильно болит? Может, тебе в лучшую клинику нужно, вдруг, осложнения будут! Такая беда, мизинец ушибленный! Лишь бы ампутировать не пришлось! — притворно обеспокоенным голосом говорит Костя и состраивает на лице сочувственную мину. Чтоб у него фейс лопнул, так кривляться!
— Изверг, издеваешься над бедной сестричкой… — плаксиво откликаюсь я и также притворно, как и он, шмыгаю носом.
— Бессердечный, исчадье Ада… — начинает наговаривать на себя брат с праведным гневом. Боже, как его только в полицию взяли, он же кривляется все время!
Я про это братцу и говорю: мне действительно интересно, как могли взять такого жестокого человека в такую профессию, где наоборот надо сочувствовать и помогать людям. Брат отшучивается, и я понимаю, что бездействие правоохранительных органов исходит из того, что там работают вот такие вот клоуны. По этой причине я имею полное право постебаться над братишкой, что и делаю все прекрасные пять минут. Когда дядя Вася объявляет, что мы отъезжаем, показательно затыкаю уши наушниками и врубаю любимый трек на полную громкость. Явно фыркнув на мое поведение, Костя разваливается на кресле, просунув длинные ноги под соседний ряд, и закрывает глаза. Игнорируя всех и вся, я двигаюсь в безумном ритме грохочущей музыки и на корявом английском подпеваю, не щадя нервов невольных слушателей.
— Выруби, мне слышно даже, как они надрываются, — недовольно поморщившись, возмущается Костя, вытянув один наушник.
— Слушай, братик, слушай, это очень полезно для тебя! — поучительным тоном советую я и выдергиваю наушник из пальцев брата, быстренько запихивая ему в ухо орущий агрегат.
От музыки у братца, кажется, волосы дыбом становятся. Он морщится и вытаскивает наушник. Хохоча от увиденной сцены, не замечаю, как Костя тянет свои культяпки к телефону и убавляет звук до нуля долгим нажатием. Я возмущенно стукаю брата по руке и пихаю ногой, еще и подзатыльник умудряюсь влепить. О, какая молодец! Братец сразу возвращает мне подзатыльник. Завязывается дружеская потасовка, во время которой Костя громогласно заявляет, что повыдирает мне все «крашенные патлы». Нашу драку прекращает Алевтина Георгиевна, престарелая учительница русского языка. Отчитав нас за беспорядок и нецензурную лексику (боже, женщина, вы мне это каждый урок говорите!), она замахивается на Костю своим потрепанным ридикюльчиком, поминая его ужасное сочинение дветысячи восьмого года. Я читала этот кошкин вой с желанием содрать у братца все подчистую, но, не то что сама написала, даже потянулась на классическую литературу, дня на три.
Костя снова укладывается спать, вытащив из спортивной сумки небольшую подушку. Пробормотав в его сторону парочку нелестных комплиментов, запихиваю телефон в карман, под конец вспомнив про слегка борохлящие наушники. Ох, они уже третьи за год — надо быть аккуратнее с ними. По старенькому телевизору в полголоса идет какая-то советская комедия, которую я не видела из-за родителей, смотревших ее уже раз сто. Я смотрю до тех пор, пока у меня не начинают слипаться глаза. В автобусе сонная тишина, еще и брат под ухо сопит. Переведя взгляд на него, засматриваюсь на подушку. Ух ты, какая классная! Весело усмехнувшись, осторожно вытаскиваю подушку из-под головы Кости и подмащиваю ее себе под затылок. Какая тепленькая и мягкая, м-м…
— Дорогая клептоманка, будьте добры вернуть похищенное законному обладателю, — невнятно бормочет брат и приоткрывает глаза.
Я мгновенно зажмуриваюсь и начинаю показательно похрапывать. Отвали, братец, я сплю! И надеюсь, что мне не прилетит по макушке ридикюльчиком через чур воспитанной учительницы. В прочем, возраст берет свое, она, должно быть, задремала, как делает в особо теплые майские деньки на последних уроках. Признаться, я тогда тоже сплю на локте Жеки или Янки. К моему удивлению, Костя меня не тревожит. Дождавшись безопасного момента, приоткрываю глаза и обнаруживаю брата спящим.