***
Не люблю бегать. С того самого момента, когда Дадли в первый раз понял, как это весело — бегать за своим кузеном и, догоняя, делать из жертвы боксерскую грушу. А догонял он всегда. Тогда я понял, что толстый не всегда значит медленный. Мне не хватало дыхалки и сил, и отшибленные конечности с синяками явно их не прибавляли. Когда у Дадли появились друзья стало совсем худо. Их стало больше, как увеличилось число синяков, и уменьшилось время до того, как меня ловили, а после сил отбиваться уже не было. Я пытался не убегать. Пытался «встретить их лицом к лицу», пока есть силы, как однажды мне посоветовал какой-то бородатый старичок, но Дадли с друзьями тоже были полны сил и злы, лишившись развлечения. После этого я понял две вещи: первая - лучше убегать, раз у меня всё же пару раз это получалось, и вторая — доверять бородатым старикам — не лучшая идея. Поэтому я бежал. Чувствуя, что задыхаюсь, что ноги уже не переставляются, а сердце заходится так, будто решило сломать рёбра. Бежал, глуша в себе чувства страха и досады от понимания, что в этот раз не смогу убежать. Слыша улюлюканье за спиной и топот множества ног, я понимал, что их не избежать, и тело будто уже заранее начинает болеть и ныть. Я с отчаяньем в последний раз осматриваюсь вокруг, силясь найти выход, и вдруг время как будто замирает, а под рёбрами возникает невероятное чувство невесомости. Понимание, что я падаю, пришло лишь когда земля оказалась почти перед носом, и я успел лишь как-то рефлекторно дёрнутся, пытаясь смягчить падение, прежде чем меня поглотила Тьма.***
И две бегущие души встретились. Души, которые никогда не должны были пересечься, встретились в месте, где никто никого не встречает. Невозможная, совершенно невероятная встреча. Встреча, которая многое изменит. Разговор, который перевернёт мир. Черноволосый мальчик, опустив голову, наблюдал, как толпа мальчишек судорожно разбегается в разные стороны от маленького комочка на земле. Комочек лежал во всё увеличивающейся лужи чего-то тёмного, и, казалось, даже здесь чувствуется удушливый запах железа. — Так говоришь, это ты? Гарри повернул голову в сторону обладателя неестественно высокого, слегка скрипучего голоса. Незнакомец был, мягко говоря, странным. Зелёные волосы, фиолетовый пиджак и кроваво-красная улыбка до ушей — всё это было похоже на клоуна, но ведь от клоунов обычно не бегают мурашки по спине? Мальчик по правде не знал, так как клоунов он видел раза два вдалеке, хотя Дадли говорил, что они смешные. Вспомнив, как недавно этот самый Дадли брезгливо носком ботинка проверял его на признаки жизни, Гарри непроизвольно поморщился и наконец согласно кивнул. — М-да, а Англия-то не так скучна, как мне казалась! — незнакомец резко присел и с каким-то исследовательским любопытством уставился на маленькую скорчившуюся черноволосую фигурку внизу. — Правда этим явно не хватает шарма, не люблю грубую силу, — с презрением закончил он. — Простите, сэр, но то что вы рассказывали о себе… Не похоже, чтобы вы не любили насилие. — Ну что ты, что ты, конечно люблю! — странный собеседник вскочил и замахал руками. - Медленно вырезать узоры на коже или запустить в толпу ядовитый газ — это так будоражит! Ну вот такая грубая сила — фу. Никакого изящества! Зелёноволосый все продолжал возмущаться невежеством некоторых тупых маленьких человечков, а мальчик вновь уткнулся взглядом в комочек на земле. Тёмные узоры, расходящиеся во все стороны, гипнотизировали; ощущение того, что он видит всё это в последний раз, призывало всматриваться во все детали, в каждый завиток тёмной жидкости. — Я не хочу умирать. — Что, прости? — собеседник, замерший с приподнятыми руками, явно был недоволен тем, что его прервали. — Я. Не хочу. Умирать, — Гарри с ужасом осознал, что слова принадлежат ему. Голос, взрослый, неузнаваемый, говорил твёрдо, уверенно, будто его желание должно быть исполнено незамедлительно. — Ааа… — руки опустились, а кроваво-красная улыбка превратилась в оскал; мальчик поёжился. — Умирать не хочет никто. А зря! Они упускают такое веселье. Гарри искренне попытался понять, в чём заключается веселье, но решил, что, видимо, ещё слишком мал для этого. Любопытный от природы, он любил задавать вопросы взрослым, но те лишь повторяли, «вырастишь — поймёшь», и, в лучшем случае, нагружали работой по дому. Поэтому мальчик рано научился не задавать «глупых вопросов» да и вообще помалкивать, но почему-то сейчас, рядом с этим странным человеком, следовать своим правилам совершенно не хотелось. — Веселье, сэр? — Сэр-сэр! — по-детски передразнил незнакомец. — Вот же заладил! Нет, всё же вы, англичане, излишне чопорны. И, да, веселье! Скоро ты сам всё узнаешь, — пугающая кровавая улыбка медленно расползлась по белоснежному лицу. — Я не хочу. — Это мы уже поняли. — Это не честно. — Жизнь — вещь несправедливая! — Дадли будет жить дальше! — Та жирная свинья? — Почему я, а не он?! — горечь солёной влагой скопилась в уголках зелёных глаз. — Ему всегда доставалось лучшие игрушки, сладости, а он вечно издевался… это не честно! Он злой, толстый, а теперь я из-за него! … Это он должен был лежать там, внизу! Не я! Зелёноволосый каким-то одним, слитым движение резко приблизился к мальчишке, и трепетно, самыми кончиками пальцев приподнял дрогнувший подбородок. Его не интересовал кривой росчерк шрама, испуганно раскрывшиеся по-детски пухлые губы, и упрямо вдёрнутый кончик носа. Нет, он смотрел только на затягивающую зелень глаз за толстыми стёклами очков. Смотрел, как резко вспыхнувшая обида исчезает под натиском удивления и привычного страха. Смотрел, как что-то неправильное, несвойственное детям этого возраста медленно уползает на самое дно зрачков. Уползает, чтобы затаится. Не исчезнуть, а лишь дождаться нужного момента и целиком затопить радужку изумрудных глаз. — А вот это уже интересно, — в хищном прищуре такого же зелёного взгляда зажегся предвкушающий огонёк. Слова лились рекой. Накопившиеся обиды звенели в воздухе прозрачными каплями. Обещания, планы разносились в месте, которое раньше слышало лишь отчаянье, обиду и горечь. Тёмное пятно под маленьким тёмным комочком, будто почувствовав, что на него перестали обращать внимание, почти прекратило расти. Из этого места всегда уходили в одиночку, но невозможная встреча изменила что-то в самой основе мирозданья. Да и что такое краеугольные постулаты против двух пар возбуждённо горящих зелёных глаз? Рукопожатие, обет, нерушимое обещание — и вот сама ткань мироздания обречённо трещит по бережно сшитым швам. — А как ваше имя, с…? — Джокер. Зови меня Джокер, и без всяких там сэров! А мое имя… Оно давно перестало иметь хоть какое-то значение.***
Тихо пошатываясь, периодически оставляя на вертикальных поверхностях кровавые следы, по спящим улочкам Литл-Уинга шёл маленький мальчик. С каждым шагом он ступал всё твёрже, всё реже хватался за светлые заборы, скорее всего интуитивно выбирая в кромешной тьме дорогу домой. Сказать, что абсолютно нормальные люди, Мистер и Миссис Дурсль, были рады видеть своего потерявшегося племянника на пороге дома в два часа ночи — немного приврать. Сказать, что они были шокированы видом крови с грязью на всём несносном мальчишке — не сказать ничего. Сказать, что они были по обыкновению злы — нагло соврать, ибо они были напуганы. Напуганы до вставших волосков, до бешенного стука сердца, до потемнения в глазах. Гарри был немедленно заброшен в ванну, лужайка перед домом осмотрена на отсутствие кровавых следов, дверь захлопнута и на максимум приглушён свет во всём доме. Мистер и Миссис Дурсл не могли позволить соседям узнать хоть что-то из всего этого. Чуть не уснувший под душем мальчик был отправлен в кровать со стаканом гранатового сока, когда Миссис Дурсл с удивление отметила отсутствие каких-либо шрамов на племяннике. Она ещё долго оттирала ванную от желтеющих пятен, гадая, была ли это кровь мальчишки, и, если да, то неужели рана зажила так быстро?***
Солнце, будто ещё не до конца проснувшееся, медленно выползало из-за ряда одинаковых крыш самого обычного тихого английского городка. Привычно пробежавшись по идеальной черепице, его лучи блеснули в капельках росы на выстриженных совершенных газонах и пакостно залезли в окна, забывшим их зашторить жителям Литл-Уинга. Не найдя, впрочем, нечего интересного кроме недовольно сморившихся лиц, небесное светило пробежалось лучами по идентичным улочкам небольшого городка, и, наконец, осветило кое-что, мягко говоря, непривычное для этих мест. Это что-то будет вскоре обнаружено владельцем небольшого шпица, решившего прогуляться немного пораньше, а спустя ещё каких-то полчаса поставит на уши весь прежде тихий родной город девятилетнего Дадли Дурсля; хотя эта история, положившая начало циклу страшных легенд Литл-Уинга, и пролетит мимо его пухлых ушей по весьма основательным причинам. Рассказы о таинственной луже крови и уменьшающихся кровавых следах будут шепотом передаваться, множиться и разрастаться целый месяц, пока наружу не вылезет измена Миссис Флай, и разговоры с испуганно-таинственных передут на возмущённо-завистливые, а длиннобородый старец лишь отмахнётся, задумавшись о чём-то грандиозном. Но это всё потом, а пока солнце аккуратно, будто играясь, ставит блики на тёмных пятнах крови маленького спасителя Магической Британии.