Теперь все будет иначе

      В этот раз все было серьезно, без фальшивого нетерпения и готовности подмахнуть любой вариант договора, даже самый невыгодный. Словно трехголовый дракон, Поттер, Малфой-младший и Грейнджер прописывали каждый пункт. Риддлу пару раз захотелось спросить, точно ли какие-то там представители темной стороны должны здесь присутствовать, устроившись за другим краем стола, но он не стал. Гарри все равно примирял или обламывал всех спорщиков лучше него.       Потом был прием — на самом деле, блаженный отдых, когда можно было расслабить закипавшие мозги и напиться, если желаешь сбросить напряжение экстремально. Люциус ничего не говорил о своем сыне, стоящем на другой половине зала, а Том и не спрашивал. Тут и так все ясно — хоть Драко и носил метку, являясь частью организации, драться ему не хотелось. Поэтому он на той стороне, где Поттер опять взял все трудности на себя. Показывает отцу, что у него достойный преемник с бульдожьей хваткой.       Мужчина не знал, как туда подойти ему самому. На него все смотрели краем глаз, наблюдали с пристальным интересом. Наверное, было от чего, хотя бы из-за его имени, но белая рубашка и темный жилет, брюки и мантия с небольшим числом украшений — это чуть ли не повседневный его наряд, так что причин многочисленных взглядов, бросаемых на протяжении последних нескольких часов, он не понимал. Шейный платок он снял чуть раньше, спасаясь от жары. Охлаждающие чары были досадно недоступны — доставать сейчас палочку вообще было плохой идеей. Пришлось расстегивать верх рубашки и пытаться не выглядеть идиотом.       Поттер же все время стоял в окружении друзей. Рыжие были в черном от первого до седьмой. Старшие из них специально приехали позаботиться о младших. Уизли не так давно осиротели, и за Гарри все они сейчас цеплялись с разными целями — от поговорить до отвлечься и успокоиться. Неподалеку крутился вернувшийся из Греции Лонгботтом, рядом с ним пристроилась Лавгуд. Дальше рассыпались горохом еще какие-то молодые волшебники, чьи имена он знал хуже или просто не помнил.       Хотелось подойти и разбить неожиданно возникшую стену между ним и Гарри. Уткнуться в темную макушку, прошипеть на парселтанге что-нибудь раздраженное, требуя успокоения, внимания, ответного тепла. Но компрометировать мальчишку — молодого мужчину — было нельзя. Уж точно не после прошлого раза. Не после мерзостей, выдуманных чокнутыми фениксовцами.       Как подобраться к человеку, без которого ты ощущаешь себя совершенно разбитым — тот еще вопрос. Особенно как к нему подобраться, если он обещал «не стеснять своим присутствием» и съехать. Обещал при посторонних. Обещал вовсе не потому, что ему задали каверзный вопрос.       Просто потому что захотел.       Бокал в руке оказался очень хрупким, а томовского сцеженного сквозь зубы Репаро хватило бы на починку десяти бокалов, стертых в хрустальную пыль.       Том вспомнил их разговор незадолго до окончания рождественских каникул, когда Поттер только начищал палочку и готовился встретиться с друзьями и товарищами после весьма длительного перерыва. — Зачем, зачем ты пишешь им всем, Гарри! — Том почти стонал, глядя на пухлую пачку писем, каждое из которых Поттер готовился прикрепить к лапе одной из живущих в старой совятне сов. — Это бессмысленно, совершенно бессмысленно, — Том в досаде запустил пальцы в густые темные волосы, сегодня лежащие в художественном беспорядке. Пока они оба были дома, Риддл предпочитал не сильно корпеть над укладкой. Они у него и сами неплохо ложились. — Это бред, Гарри! Одумайся! Я сделаю все, что надо, просто дай мне немного времени. Позволь мне самому решить этот вопрос, малыш. Орден — не непреодолимая преграда. Это просто шайка шакалов! Тебе нет нужды самому ввязываться в это снова, Гарри… — Я больше не могу прятаться за твоей спиной, — мягко перебил его уверенную убедительную речь Гарри. Юноша, кажется, был одним из немногих, кто мог по настоящему противиться его ораторскому таланту. — Это было нормально полгода назад, когда мне было пятнадцать. Я только что потерял единственного человека, который был мне родным не только по духу, но и по крови. Который был звеном между мной и памятью о моих родителях, какими бы они ни были — хорошая, добрая мама, безмозглый, по словам Снейпа, но верный отец, — голос юноши стал тише. — Мне было пятнадцать и я только что убил убийцу моего приемного отца. Я принял помощь своего врага. Мне нужно было, чтобы снова нашлась спина, за которой я, еще не совсем взрослый, смогу спрятаться, как дитя. И мне было не важно в тот момент, чья же это все-таки будет спина, если меня предали — целый год предавали, снова и снова — свои же. За то, что я хотел всех спасти, я получил ножи в спину. Много ножей. И я захотел прекратить всех спасать. И прекратил, — Гарри взял его руку в свою, когда Том, невольно расстроенный и отвыкший держать перед парнем маску, ощущая на языке кислинку своего огорчения и страха. — Я просижу еще три года за твоей спиной, если ничего не изменится. Я уже не меньше полугода пытаюсь разобраться в себе. В это время я причинял боль и тебе, и друзьям, и себе. — Никто не заслужил, никто не должен был платить за мою слабость. Никто не должен был страдать. Я должен был бороться сам, но ты лелеял меня, как и обещал. Дал мне семью, кров, заботу, уют. Ты сделал все, чтобы я был счастлив. Но на самом деле, быть счастливым себе мешаю только я сам. А теперь мне не хватает сил и самоуважения и дальше сидеть за твоей спиной, под прикрытием твоей мантии, — и Гарри, спешно отбросив письма, крепко обнял Тома, уткнулся ему в плечо. Мужчина обнял подростка в ответ, совершенно растерянный. Как относиться к такому Гарри? Очаровательный юноша снова изменился, растерял еще часть своих детских повадок. Стал более взрослым. Закономерно, конечно, но как же Риддлу хотелось подольше любоваться свойственной Поттеру непосредственностью, вынесенной из детства. Забавно, что он думает об этом сейчас. Однако… Темный Лорд, сиречь Том Риддл, совсем не заметил, когда Гарри начал называть его по имени, вместо изначального «мистер Риддл».