Resistance

Это не стало сюрпризом или открытием. Утром Серена Уильямс проснулась в полном одиночестве и лишь откинутое одеяло и колышущиеся от утреннего ветерка занавески напоминали о присутствии в её комнате Монтгомери. Она старалась не расстраиваться и это почти получилось. Но выпавшая из слегка дрожащих рук чашка кофе говорила об обратном. Собирая осколки и попутно отталкивая суетящегося рядом Сима, прибежавшего на громкий звук, она поняла, что ей скорее всего придется делать вид, что ничего не было. Не было его частого дыхания и неловкого сплетения пальцев рук посреди ночи. Не было и ощущения тепла, когда он сонно прижался своей спиной к её. Обо всем этом придется забыть и сделать вид, что все хорошо. Но «хорошо» не было очень давно. Все пошло наперекосяк с того момента в коридоре школы, потом в парке и, наконец, в машине. Потерять контроль оказалось очень просто. Серена всегда умела нравиться мальчикам. Она являла собой классический пример удачного симбиоза пубертата и наследственной худобы. Противоположный пол живо реагировал на чистую кожу, выделяющиеся глаза и стройное телосложение, а одноклассницы изнуряли себя мучительными диетами, чтобы у них также выпирали кости. В свое время мода на «скелетов» сломала не одну жизнь, одаривая слишком увлекшихся всеми симптомами РПП. * В отличии от Шери, которая всегда была хорошенькой — что в десять лет, что в шестнадцать. Мулатка всегда пользовалась популярностью и начала разгребать розочки и любовные записки гораздо раньше Серены. А после успешного вливания в ряды болельщиц и вовсе не знала отбоя от поклонников. Уильямс наивно полагала, что знает, как себя вести. Когда приходило время позволить потенциальному ухажеру чмокнуть её в щечку или дать понять, что он перестал представлять любовный интерес. Последнее случалось всегда и с каждым разом все быстрее. Как только она чувствовала, что общение переходит границу невинного флирта — давала понять, что больше не заинтересована в общении. Но чего она точно не ожидала услышать, так это серьезных разговоров насчет Клэя Дженсена. Шери могла часами трещать какой Джефф замечательный и прекрасный, но, когда речь заходила о серьезных отношениях и симпатиях, Холланд смущалась и терялась. И теперь Серена поняла почему. Она и сама понятия не имела как себя вести. Ей и так пришлось преодолеть себя, начиная все это. По какой-то нелепой причине она чувствовала себя с Монтгомери… уютно. Эти эмоции было не передать словами — они чувствовались на клеточном уровне и не поддавались описанию. «Хорошо, что сегодня мне не придется с ним видеться», — думала Уильямс, сидя перед трюмо, пытаясь открыть баночку с патчами. Спалось ей сегодня замечательно, но одна полноценная ночь не могла восстановить сбитый режим и поэтому периодически приходилось прибегать с некоторым уловкам. Открывание не прошло бесследно и результатом чрезмерного усердия стал сломанный ноготь. — Замечательно! — злобно воскликнула девушка. Она схватила телефон и набрала знакомый номер. — Да? — на другом конце провода послышалась возня. — Меня все достало. Развеяться не хочешь? — Заманчивая идея, — Холланд потянулась и, по всей видимости, села в кровати. — Куда хочешь сходить? — Ну, здесь тебе не Лос-Анджелес, поэтому почему бы не начать с просмотра кино на твоем проекторе? — Договорились. Это что, мне придется убирать бардак в моей комнате? — Еще как, — Серена перестала пилить ногти и встала, подходя к гардеробу. — Я подъеду часам к шести, нормально? — Конечно. До вечера! Часы показывали двадцать минут первого, и девушка понятия не имела, чем заняться — тренировок сегодня не было, а литература, заданная на лето, была почти прочитана. — Мы с тобой поедем в одно место, юная леди, — Мишель была уже одета и поправляла идеально уложенные кудри. — Удиви меня, — воодушевленно произнесла Серена, радуясь, что хоть чем-то сможет себя занять. — Это сюрприз, — Мишель взяла ключи от машины и открыла дверь, выходя на крыльцо. *** Монтгомери Де Ла Круз в этот день не собирался никуда выходить до вечера. Он планировал провести целый день в своей комнате и подумать о сложившейся ситуации. Спустя какое-то время входная дверь внизу хлопнула и послышались приближающиеся шаги по лестнице. — Черт, — прошипел Монтгомери, захлопывая крышку ноутбука и пряча его под матрас. — Сынок? — в комнату зашел мистер Де Ла Круз. — Почему ты так рано? — Ни тебе «привет, пап, как проходит твой день»? — мужчина стал осматривать комнату придирчивым взглядом. — Ты редко приходишь в середине дня, — взгляд парня начал метаться по помещению, боясь обнаружить что-то, что могло бы вывести его отца из себя. — Пообедай со мной, — он улыбнулся, но Монти уже стал подозревать неладное. — Хорошо, сэр. Если говорить о родительском контроле, то у Монтгомери не было проблем с походом на вечеринки или зависания у Брайса по нескольку дней. Но паранойя его отца заключалась в другом: он был огромным любителем наказывать сына за провинности и расплачиваться приходилось не только собственной техникой, но и лицом. Он уяснил, что дома нужно появляться максимально редко и не попадаться под горячую руку. — Мог бы и приготовить что-нибудь, — в голосе отца послышались нотки агрессии. — Извини, я вернулся утром и заказал пиццу, — ответил Круз, разогревая кусочки в микроволновке. — Я вижу, — они сели за стол по разные стороны, друг напротив друга. — Как дела в команде? — Очень хорошо, думаю мы выиграем осенью, я стал неплохо работать в защите. Тренер говорит, что у меня большие шансы попасть в университетскую команду. — Отлично. А как дела внутри? — Что? — Внутри команды. Нет никаких конфликтов или проблем с другими участниками? Скажем, помладше? — Нет, — он напрягся, — никаких, сэр. Минута прошла в звенящей тишине, напряжение будто летало в воздухе. — Я дал тебе шанс сказать правду, — наконец, мистер Де Ла Круз вытер губы салфеткой и положил обе руки на стол. — Ты знаешь, кто такой мистер Портер? — Да, — внутри Монтгомери все похолодело. — Догадываешься, почему он звонил мне пару дней назад? — Пап, я… — Я еще не закончил! — он не отрывал глаз от сына. — Он позвонил мне и вызвал нас к себе, поговорить о твоей агрессии. Ты понимаешь, что это значит? — Я не хотел, прости. Это вышло само… — Ничего, — мужчина поднял руки в примирительном жесте и улыбнулся, — я понимаю. Мне в твоем возрасте тоже сложно было совладать с собственной энергией. Давай продолжим нашу трапезу. Шестое чувство вопило об опасности. Ему стоило больших усилий остаться на месте и не выпрыгнуть в окно. Тишина вокруг звенела от напряжения. Ему хорошо было знакомо это чувство. Тут раздался звон битого стекла и Круз вздрогнул, с облегчением заметив родителя сидящим на прежнем месте. — Ой! — притворно воскликнул мистер Де Ла Круз, посмотрев на осколки своей тарелки. — Это вышло само. — Отец… — Монтгомери уже понял, чем закончится сегодняшний разговор. — Подними, — он улыбался, но сказал это твердым голосом. — Пап, пожалуйста… — Подними. Тарелку. Поняв, что у него не осталось выбора, он встал и медленно подошел к сидящему мужчине. Затем аккуратно нагнулся, чтобы подобрать осколки и тут же в ушах зазвенело от сильного удара. — Я тебя предупреждал! — мужчина со всей силы ударил сына под дых и схватил за грудки, как только тот согнулся от боли. — Я говорил, чтобы ты не втягивал меня в разборки со своими учителями и администрацией! — он замахнулся и ударил его кулаком по лицу, — я предупреждал тебя? Отвечай! — Да, сэр, — прохрипел Монтгомери, когда смог вдохнуть хоть частичку воздуха — легкие тут же загорели огнем. За этим последовало еще несколько ударов по лицу и по спине. Мужчина не заботился о том, что у сына потом обязательно появятся синяки. Он знал, что он никому об этом не расскажет. Никому, кто мог бы что-то с этим сделать. — Как ты посмел связаться с Уильямсами, этими чертовыми зажравшимися свиньями? Ты знаешь, что они виноваты в уходе твоей матери? Это вина этого ублюдка Фрэнка и его суки жены. Поганые буржуи и их связи разрушили нашу семью, а ты водишься с их погаными отпрысками? Каждое его слово, каждый выкрик, сопровождались ударами. Он молотил собственного ребёнка с такой ненавистью, будто тот одним своим существованием портил ему жизнь или причинял нестерпимую боль. Но любому запалу, даже рожденному из ярости, рано или поздно приходит конец. — Надеюсь, ты усвоил урок, — мужчина оправил рубашку и застегнул запонки. — Прибери бардак, только посмотри, что ты тут устроил. С этими словами он снял пиджак со спинки стула и вышел из дома, аккуратно закрыв за собой дверь. Де Ла Круз сполз вниз по дверце кухонного шкафа и уткнулся в собственные колени. А через секунду — заплакал. Его плечи сотрясались от рыданий. Ему было больно, а главное — обидно. Обидно, что жизнь обходится с ним так несправедливо. Обидно, что мама ушла и бросила его наедине с этим монстром, умеющим только выпивать и “учить” своего единственного сына кулаками, отыгрываясь за уход жены. По началу Круз винил себя в том, что она ушла. Думал, что недостаточно хорошо себя вел, недостаточно сильно старался в школе, часто огрызался и не заступался за неё, когда на кухне гремела посуда и раздавались крики. Он часто заставал её одну, нервно курящей на балконе, с алеющими синяками на лице; находил её без сознания, когда из её пробитой головы потоком вытекала кровь, а рядом лежала окровавленная скалка, брошенная на пол в порыве осознания происходящего. Потом стало проще: с возрастом пришло осознание того, что винить нужно вовсе не себя. Во всех бедах их семьи был виноват его отец, который стал домашним тираном. Никто не знал причины, по которой этот красивый мужчина стал столь жесток к любимым. Их брак казался идеальным. Монтгомери понимал, почему она ушла, не понимал лишь почему так поздно. В детстве он не обращал внимания на все время жалующихся соседей, часто приходящих полицейских. Но потом пришлось заметить, потому что мама все чаще стала пропадать, и как выяснилось позже — все это время, что её не было, она лежала в больнице. И с каждым разом, диагнозы становились только страшнее. Синяки были лишь верхушкой айсберга. Даже сломанная рука, ключица и выбитая коленная чашечка не стали последней каплей. Ею стала пробитая голова, сотрясение мозга последней степени, частичный паралич и прием пищи через трубочку в течение трехмесячной реабилитации. Никого не было дома, когда она вернулась домой, собрала вещи, и бесследно исчезла. Лишь спустя полгода одиннадцатилетний Монтгомери откопал в документах отца записку, адресованную ему. Там не было обратного адреса или способов связаться с ней, но его не покидало ощущение, что в глубине своего разума он должен знать, как её найти. Он ни разу с тех пор не произносил её имя. Наверное, боялся, что отец снова озвереет, как было в тот раз, когда он спросил у него, куда ушла мама. В настоящем, Монтгомери уже давно вытер слезы и нашел в себе силы подняться. Ребра и спина ныли от боли и нагрузки, а к лицу было попросту страшно прикасаться. Он с трудом поднимал ноги, поднимаясь по лестнице, намереваясь просто упасть на кровать в своей комнате. Боль не хотела отпускать и когда он наконец сел на убранную постель, то выдохнул с облегчением. Де Ла Круз достал телефон и собирался набрать знакомый номер, услышать голос друга, но понял, что не посмеет посвятить Серену в подробности его ужасной жизни дома. Она словно была слишком чиста для этой грязи, и большую роль играло немалое чувство стыда за это. Он снял рубашку и обратил внимание на оставленную нараспашку дверь. — Твою мать, — прошипел он, медленно подходя к ней, чтобы закрыть на замок. Его взгляд выхватил белую полоску света в конце коридора. Кабинет отца был открыт. Такого прежде не случалось, так как тот всегда закрывал помещение на замок. Любопытство взяло верх, и Монти, превозмогая боль и дикое желание отключиться, направился туда. Дверь со скрипом отворилась, и он аккуратно, будто с опаской, зашёл туда, осматриваясь. Все было также, как и шесть лет назад, когда несмышлёный пацан забрел сюда по ошибке. Тогда ему влетело, но сегодня он уже отдулся. На столе были разбросаны бумаги и все они, в основном, касались его автомастерской и прочих проблем с налоговой. Но внимание его привлек последний ящик, запертый на ключ. Чуть порыскав вокруг, стараясь ничего не задеть и не сдвинуть, Монти обнаружил несчастный ключик в горшке с растением, стоящим на подоконнике. — Больной ублюдок всегда любил тебя больше, чем меня, — с обидой произнес парень, отпирая ящик. Внутри оказались фотографии, свидетельство о браке и рождении ребенка, кольцо, карты, телефонные записи, толстый блокнот и письма. Сердце у Круза замерло на несколько секунд, начав отбивать бешеный ритм после осознания. «Он её ищет» На самом же дне хранился пистолет. Все внутри похолодело и Монтгомери начал вскрывать письмо за письмом, не заботясь о том, что этого делать не стоит. Перед глазами замелькали обрывки фраз и предложения: «Я тебя не оставлю в покое» «Я все ближе» «Смотри по сторонам» «Я всегда рядом» — Гребаный сукин сын! — выкрикнул он, пиная ящик и тут же шипя от боли. Все это время он искал её, выслеживал, отправлял письма, которые приходили обратно. Он живет не просто с домашним тираном, а с одержимым, способным на убийство психопатом. Руки предательски дрожали, но он аккуратно сложил все обратно и забрал с собой только блокнот, молясь, что отец не сразу обнаружит пропажу, а когда обнаружит — самого Круза уже и след простынет. Он удостоверился, что все лежит на своих местах и его присутствия здесь ничто не выдаст, аккуратно прикрыл за собой дверь и заперся в комнате, открыв блокнот на самой первой странице. К его ногам тут же упал вдвое сложенный листок и Крузу стоило огромных усилий нагнуться за ним и не выблевать собственные легкие. Он подошел к окну и развернул записку, в которой оказалось всего две строчки, написанные торопливой рукой его матери: «Дорогой Монти, ах, малыш, малыш, как я люблю, когда ты смеешься…» Прошла всего секунда и холодный пот уже в третий раз за сегодня прошиб его. Эта книга… Мама всегда читала ему «Маленького принца». Каждую ночь. Она и звала его так, потому что он в свое время настоял на этом и долгое время отзывался только на него. Место на полке так и пустовало с тех пор, как она ушла. Монтгомери выглянул в окно и посмотрел на заросшие розовые кусты, растущие на заднем дворе. Отец много раз пытался избавиться от них, но корни крепко сидели в земле и всегда впивались шипами в его руки, до крови раня его. В итоге, он отказался от этой затеи, бросив растения на произвол судьбы. Как по волшебству, кусты цвели каждый год, распуская все более пухлые алые бутоны цветов. Монтгомери ринулся вниз, превозмогая адскую боль. Желание спать ушло, остался только азарт и какое-то предчувствие. Он выбежал через заднюю дверь и опустился на колени, принявшись шарить у основания самого большого кустарника. Он не стал надевать перчатки и шипы разодрали все его руки, окропляя кровью почву. Но он упорно копал и рыскал в земле, пока онемевшие пальцы не почувствовали что-то твердое. Он судорожно схватился за предмет и потянул. Присев на колени, спиной к дому, он извлек из завернутого в несколько полиэтиленовых мешков и кусок ткани свою детскую книжку. — Ты за столько лет не потрепалась, — удивился он, с замиранием сердца открывая первую страницу. Как он и думал, еще одна надпись, и от прочитанного захотелось упасть на землю и рыдать: «109, rue Banaudon, app 403 69007 Lyon, France» * РПП - расстройство пищевого поведения (анорексия, булимия и т.д.)