Любовь с первого взгляда

      Люси тревожно смотрела в окно, слегка отодвинув плотную штору. На небе собирались тучи, и она неподдельно радовалась тому, что смогла вернуться с репетиции пораньше. Где-то вдали небо рассекла молния, и грянул гром. Люси снова скрылась в глубине комнаты и включила настольную лампу — ей не нравилась темнота, особенно в такое время. Она легла в кровать и устало выдохнула: завтра предстоял трудный день, намечался праздничный концерт, пускай и не самый крупный, но сердце трепетало от волнения. Ей так хотелось увидеть среди сидящих в зале одного человека, всего одного, светловолосого, уже пожилого, но по-прежнему высокого и статного мужчину. Ей так хотелось после концерта подойти к нему, крепко обнять и услышать наконец похвалу. Ей так хотелось… но желания далеко не всегда становятся реальностью. — Папа, — Люси набралась смелости, взяла в руки телефон и улыбнулась, дождавшись хриплого «алло». — Это я, Люси. Мне ждать тебя завтра на концерте? — Нет, у меня слишком много работы, — голос Джуда прозвучал совсем сухо, и она с трудом сдержалась, чтобы тут же не бросить трубку от досады. — Уверен, ты выступишь нормально. — Да… — говорить стало тяжело. Люси вдруг ощутила, как в горле образовался солёный неприятный ком, а на глаза навернулись слёзы. Нормально? Не хорошо? Впрочем, чего ещё можно ожидать от человека, которому, похоже, абсолютно плевать. — Спасибо, доброй ночи.       Послышались громкие гудки, и Люси тяжело вздохнула, свернувшись калачиком на кровати. В последнее время стало подозрительно спокойно, синяки наконец-то сошли, и тело больше не болело, но про душу такого сказать нельзя. Ей так хотелось, чтобы отец улыбнулся, чтобы подбодрил и без всякого сомнения сказал: «Всё получится отлично, я ни капли не сомневаюсь в тебе!» Ей так хотелось, чтобы Джуд, со стороны кажущийся хладнокровным и бесчувственным, в кои-то веки снял маску хотя бы перед собственной дочерью. «Не снимет, — с уверенностью подумала она, вновь нащупывая телефон. Люси знала, кому нужно звонить, чтобы поднять настроение, и уже даже не задумывалась о возможном беспокойстве. Он отвечал всегда, что бы ни случилось. — Отец слишком занят для этого. Лучше ему и не знать о том, что происходило. Хорошо, что я ничего не рассказала».       Сердце Люси забилось быстрее, стоило услышать бодрый голос Нацу, и она вновь улыбнулась, только теперь по-настоящему, ничуть не вымученно. Она уже перестала понимать, как давно открыла этому мужчине с причудами дорогу к своему сердцу, прежде доступную лишь одному парню, который оказался не таким уж достойным; перестала замечать то, насколько часто смеялась вместе с ним, улыбалась так тепло и искренне, как никогда прежде; перестала считать его просто забавным незнакомцем, так много понимающим в жизни, но упорно это отрицающим. Люси уже давно перестала видеть в Нацу Драгниле обыкновенного журналиста, который так вовремя оказался на месте событий. — Нацу, ты замечательный друг, — рассмеялась она в ответ на очередную забавную историю, приключившуюся с незадачливым Нацу на втором курсе университета. — Спасибо, что развеселил. — Может, расскажешь, что так расстроило тебя? — тон стал куда серьёзнее, и Люси даже показалось, будто в мужском голосе мелькнули печальные нотки. — Я… — она снова не знала, что говорить: скрывать правду бессмысленно, а лгать до безумия надоело. Люси так сильно погрязла во лжи, что порой даже забывала о существовании правды, но только до тех пор, пока случайно не задавала очередной синяк, спрятанный под длинным рукавом блузки. — Я разговаривала с отцом. Он опять слишком занят, чтобы приехать на выступление. — Насколько мне известно, твой отец банкир, — сказал Нацу тоном заправского следователя, и от этого стало несколько не по себе. — Он много работает и, должно быть, просто устал. Уверен, он любит тебя, просто слишком занят, чтобы показать это. — Когда я была маленькой, мама умерла, — Люси произнесла это удивительно спокойно, так, словно давно смирилась. И ведь действительно, она смирилась. Уже окончательно. — С тех пор отец совсем отстранился, перестал улыбаться, начал работать больше и больше. Иногда мне кажется, что всё это неспроста, что за этим кроется какая-то великая тайна, которую он не хочет открывать. — А что, если так и есть? — голос Нацу снова стал веселее, так, словно он нашёл ответ на вопрос, который уже очень давно задавал сам себе. — Что, если он не просто так отстраняется от тебя, и на то действительно есть какие-то тайные причины? — Брось, — Люси рассмеялась, хотя, на деле, уже давно думала о подобном исходе событий. Она сомневалась в том, что эти люди донимали просто так. — Я думаю, он просто занят, и ничего тайного в этом нет. Но предположение, конечно, интересное. — Ты уже чувствуешь себя лучше? — судя по голосу, Нацу улыбнулся, и от этого на душе стало немного теплее. Она удивлялась тому, насколько легко этот человек мог поднять настроение всего одним, казалось бы, самым обыкновенным вопросом. — Больше никакие антифанаты к тебе не приставали? — Нет, не приставали, — ответила она и совсем не солгала. Правда, о своём беспокойстве говорить не стала, только посмотрела на время и невольно зевнула, прикрыв рот рукой. — И мне уже гораздо лучше. Жду тебя на завтрашнем концерте! — Я уверен, что ты будешь там самой яркой звездой, — Нацу рассмеялся, а Люси почувствовала жар смущения на щеках.       Разговор закончился, но сердце продолжало отбивать бешеный ритм, а улыбка всё никак не желала пропадать. Люси осторожно коснулась кулона, подаренного Нацу, и вновь поднялась с кровати, чтобы выглянуть в окно. Гроза закончилась, и капал мелкий дождик, или же это… снег? Она мотнула головой, чтобы отогнать ненужные мысли. Нападения прекратились, но всё равно стоило бы вести себя осторожнее, ведь никто не знает, что ещё могло прийти этим «бандитам» в головы, а «антифанаты»… вряд ли им хватит смелости так открыто выражать недовольство. «Нужно спать, — сделала вывод Люси, выключая свет и поудобнее устраиваясь под одеялом. — Завтра сложный день, и я не должна ударить в грязь лицом!»