***
Каждый урок Осаму задавал этот чёртов вопрос: Ты случайно не Галлий и Иттрий? И в голосе Дазая каждый раз можно было уловить надежду на нужный ответ, но Чуя не мог ответить вообще, ведь совершенно не понимал данного вопроса, списывая на то, что в химии он практически ноль. Осаму же подолгу заглядывался на Чую во время выполнения тем заданий, а Накахару это немного бесило, так как сбивало с мысли, но он старался не подавать виду, ведь объяснения Дазая дали практический результат, и он начал хоть немного понимать химию, того и глядишь вообще полностью поймёт и отличником станет. Хотя до этого учить и учить. Ведь за неделю не превратишься из троечника в отличника, ну конечно, если ты не загадал фее желание. Только фей не существовало, в распоряжении Чуи были учебники и Дазай, а последний точно не фея. Да только, сколько бы успехов в познании предмета Чуя не делал, но никак не мог понять смысл ежедневного вопроса Дазая. Вообще не мог. Этот вопрос звучал для рыжего словно загадка века или волшебное заклинание, которое Осаму произносит на каждом уроке, чтобы начать объяснение. Но в один из весенних дней до Накахары наконец-то доходит… Всё началось с выполнения очередной домашней работы. В уравнениях реакций встречаются эти Галлий и Иттрий, и Чуя написав их обозначения вместе, понимает, что они составляют единое слово — GaY. И осознание смысла данного вопроса Чую вводит в ступор, неужели Осаму — гей? Конечно, Накахара не был гомофобом, но только вот пугал факт, что этот чёртов вопрос Дазай задаёт только ему. Неужели Чуя нравится ему? Если да, то тогда можно объяснить долгое смотрение на него во время выполнения заданий, мягкий тембр и вежливое объяснение, ведь на просьбы о помощи других Осаму никак не реагировал. Значит, Дазаю нравится он. И это осознание немного выбивает Чую из колеи… — Ты случайно не Галлий и Иттрий? — задаёт уже надоевший вопрос Дазай. — Может, хватит задавать этот вопрос и спросить напрямую? — Значит, ты понял… Спустя полгода. А я уже думал, что до тебя не дойдёт, — ухмыляется Осаму. — Я поздно догадался посмотреть на обозначение символов. — Так ты ответишь на мой вопрос? — тянет Дазай. — Нет. — Почему не ответишь? — в недоумении спрашивает Осаму. — Я не гей, — коротко отвечает Чуя, как ему кажется правдиво. Но от сказанного ему становится как-то стыдно перед Дазаем, будто бы он совершил преступление века, а не просто отшил его. Осаму печально хмыкает, устремляя взгляд на доску. Впервые урок химии для Чуи проходит в полной тишине. И от этой тишины как-то тошно и противно.***
После того случая Чуя и Дазай больше не разговаривали, ведь помощь Накахаре уже не нужна была, а разговоры на отвлечённые темы сошли на «нет». Да, и как продолжать общение с человеком, которого ты отшил не самым лучшим образом. Осаму изредка поглядывал в сторону Чуи, печально вздыхая, а взгляд у него был словно у бездомной собаки, такой жалкий, грустный. Если честно, от такого обстоятельства дел на душе Чуи скреблись кошки, а этих, пусть и милых, животных он не любил. Парню было достаточно некомфортно, и чувствовалось ощущение, будто бы он потерял что-то важное и ценное. Но Накахара не мог даже извиниться, да и как бы это выглядело: извини, что сказал, что я не гей. Хотя после нескольких недель терзаний Чуя усомнился в правдивости своего ответа, ведь обычно после потери друзей о них не думают постоянно и не пялятся украдкой во время перемен. Значит, Дазай был для него больше, чем друг. Лучший друг? Смешно.***
— Может, ты мне поможешь? — просит Чуя на одной из лабораторных работ. На самом деле ему совсем не нужна помощь, а просто необходимо наконец-то поговорить с Дазаем хоть о чём-то. Просто услышать его приятный голос. — Ты и так всё знаешь, я научил тебя всему что нужно, — отстранённо отвечает Осаму, при этом совершенно не отвлекаясь от колб. — Мы с тобой не говорим больше месяца, — печально произносит Накахара. — А о чём говорить? — с насмешкой спрашивает Осаму. — Типа извини, что я к тебе клеился на протяжении полугода, а ты оказался грёбанным натуралом. Ты так представляешь себе наш разговор? От сказанных слов Чуе становится как-то больно и обидно, а так же холодно, не телу, а душе. И этот холод пробирается в самые сокровенные участки, напрочь их замораживая. — Нет, — поёжившись, отвечает Накахара. — Мне осталось отучиться неделю, и ты меня больше не увидишь. — Почему?! — ошарашенно спрашивает Чуя. — Какая к чёрту разница… — Но, Дазай… — Накахара не знает, что сказать. Совершенно не знает, а Осаму молчит, тупо пялясь в эти чёртовы пробирки с веществами.***
Дазай не наврал. Через неделю он не появился в школе. Вместе со второй половиной парты на химии опустела и душа Накахары. Было больно. Тоскливо. Одиноко. Больше не было тупых шуточек про рост, шляпы и учителей. Пусть даже порой они выводили Чую из себя, но без них его жизнь стала какой-то скучной и однообразной. Теперь Накахара всё полностью понимал и стал лучше всех успевать в классе по химии, стал этаким авторитетом и первым к кому бежали одноклассники, чтобы попросить помощи или списать. Но Дазая не было. Никто больше не задавал этот глупый вопрос: А ты случайно не Галлий и Иттрий? Теперь Чуя был абсолютно уверен, что является Галлием и Иттрием, иначе внутри так не болело бы, иначе не хотелось бы увидеть этого Дазая и услышать его голос.***
Когда заканчивается второй месяц разлуки с Осаму, Чуя напивается. Вообще, он никогда до этого не пил, был, так сказать, за здоровый образ жизни, но душераздирающая боль, которую нужно было хоть как-то заглушить, заставила. Вот только напившись, Накахару так и не покинуло грёбанное желание увидеть Дазая, обнять его покрепче и не отпускать, сказать, что любит его и скучает. Эта идея под влиянием алкоголя стала настолько навязчива, что Чуя решается навестить Осаму, ведь адрес он его знал. Трезвым бы Накахара на такой бы поступок никогда не пошёл, ибо он чувствовал вину, которую фиг знает, как загладить, но зато пьяный Накахара мог сделать всё что угодно. Чуя с напором звонит в дверной звонок, наконец слышится звук поворота ключей, и дверь распахивается. На пороге квартиры стоит сонный Дазай в одних домашних штанах. И неудивительно, ведь сейчас было около двух ночи. — Что ты тут делаешь? — удивлённо спрашивает Осаму. — Я приш-шёл к тебе, — язык Чуи заплетается, а ноги еле держат. — Ты пьян… — Да ладно? А я и не знал, вот, блять, глаза на мир открыл, — говорит Накахара, совсем не следя за словами, когда он протрезвеет ему будет наверняка стыдно, ну, а сейчас абсолютно похуй на всё. Главное — выговориться. — И сколько ты выпил? — Какая разница? — тело Чуи поддаётся вперёд, но Дазай успевает его поймать. Лицо Накахары сейчас слишком близко к лицу Осаму, и рыжий целует его из последних сил вкладывая в поцелуй всю испытываемую боль за последние два месяца. — Я люблю тебя, чёртов Осаму Дазай. Шатен ухмыляется, а затем сам целует Чую требовательно и жадно, врываясь в рот рыжего, выбивая из того тихий стон. Поцелуй получается со вкусом вина и крови, выступившей из потрескавшихся губ.***
Чуя тонет в объятиях Дазая, изгибаясь при каждом его движении, прижимаясь плотнее к разгорячённому телу. В глазах всё плывёт, но Осаму, на удивление чёткий, до такой степени, что Накахара может разглядеть при тусклом освещении каждую ямочку на лице шатена, словно бы он не влил в себя недавно бутылку вина. И эти ямочки бесспорно прекрасны. Чуе невъебенно хорошо. И это впервые за несколько месяцев, а если быть точнее, то так хорошо ему никогда не было. Когда пальцы Дазая заменяются на член, Чуя вздрагивает, сжимаясь внутри. — Расслабься, — шепчет Осаму, делая первый толчок, тем самым выбивая из рыжего болезненный стон, который Дазай тут же ловит в поцелуе. Накахара сильнее сжимает бёдра парня, впивается ногтями в забинтованную спину, а Осаму покрывает его шею нежными поцелуями. — Ты такой красивый, — шёпотом произносит Дазай, делая очередной толчок, на этот раз с губ Накахары слетает имя, и для Осаму это самое лучшее, что он слышал когда-либо в своей жизни.***
Когда Чуя просыпается, то голова у него адски болит, а сам он каким-то образом совершенно голый лежит в чей-то кровати, а рядом с ним…о боже, Дазай. — Твою мать, — вслух произносит Чуя, хватаясь за голову. Картины вчерашней ночи стремительно всплывают в его голове, больно ударяя по мозгам. Неужели, он пьяный пришёл к Дазаю, да ещё вдобавок переспал с ним? «Как же стыдно», — думает Чуя, пытаясь подняться, но его руку хватает рука Дазая. — Ты куда? — спрашивает Осаму. — Я-я должен идти, — запинаясь говорит Накахара. Ему и вправду лучше уйти как можно быстрее, чтобы не испытывать адское чувство стыда. Хорошо, что Осаму больше не ходит в школу, поэтому можно не сильно переживать, что Чуя в ближайшее время вообще его увидит. Но… Чуя хотел всего этого в глубине души. И алкоголь подтолкнул его к этому. — Ага, конечно, сначала звонишь мне в дверь во втором часу ночи, затем вешаешься на меня, а потом: я должен идти. Очень логично, Чуя. Накахара заливается краской. И вправду, не только с химией у него проблемы, но и логикой. — Я-я, — мямлит Чуя. — Ещё скажи, что решил прийти ко мне посреди ночи, чтобы спросить, как решается задача по химии. Да? — причитает Дазай. Чуя чувствует себя очень некомфортно. Точнее, весьма погано. Кто ж знал, что выпитая бутылка вина обойдётся такой катастрофой? А ночью всё было по-другому… Мягкие касания и ласковые слова… — Нет, — коротко отвечает Чуя. В комнате нависает тишина, которая для Накахары оборачивается ещё большим испытанием, чем стыд. Нужно было что-то делать, а точнее рассказать правду, а не скрывать её, словно маленькая девчонка, ведь Чуя вполне себе взрослый парень. — Извини, я тебя сильно обидел, ответив отказом на твой вопрос… — Накахара не успевает договорить. — О боже, Чуя, ты до сих пор помнишь этот дебильный вопрос? — спрашивает Дазай, хотя сам понимает, что было бы странно, если Накахара забыл его. Ведь Осаму твердил его каждый урок химии, тут кому угодно в память въестся. — Понимаешь, когда ты перестал со мной общаться, то я начал страдать и понял, что наврал тебе, а я не люблю врать, — голос Чуи был надорван, будто бы он сейчас разрыдается. — Ну, только не плачь, — Дазай обнимает Накахару, но потом до него окончательно доходит смысл сказанных слов и он удивлённо спрашивает: — Ты что Галлий и Иттрий? — Блять, можно без этого глупого вопроса. — Да, можно. Так ты этого? — Да, Дазай, я люблю тебя, — говорит Чуя. И со сказанным он ощущает, что тяжёлый груз терзаний и страданий мгновенно падает с его плеч и наконец-то даёт и расправить и вдохнуть полной грудью воздух. — Я тоже тебя люблю, — Осаму нежно целует Чую в щёку.