***
Во время поездки к Люциану, Фабрицио вновь погрузился в воспоминания прошлого, отстраненно уставившись в окно автомобиля. Почти пять лет прошло с того момента, когда он застал свою жену верхом на собственном друге. Это было вполне ожидаемо, с его-то вечным отсутствием дома, но все равно, боль была отнюдь не эфемерная. Он не знает, как тогда сдержался и смог еще что-то слушать в их оправдание, разум это не сохранил в памяти. Ему хотелось переломать тонкую шейку Миланы собственными пальцами, а Люциана закопать где-нибудь в лесу, но не стал тратить на них нервы и предпочел просто отпустить и позволить жить в собственное удовольствие. А сам он ушел в семейное дело и в музыку, часами запираясь у себя в студии и выпуская свою боль криком в песнях. Постепенно он смог принять выбор Миланы и даже спокойно дал согласие на развод, только вот после этого он оборвал с ней и с Люцианом любые связи. Друзья были в курсе его ситуации и старались не напоминать о них в разговоре с Фабрицио, но вот новость о том, что Люциан стал отцом, вызвала горькую радость за бывшего друга. Он, правда, был рад, что в свое время не натворил бед и не испортил ему жизнь, только вот от едкого привкуса застаревшей боли это не избавляло. Зачем он едет к нему домой? Чтобы лишний раз мотнуть себе нервы и полюбоваться на чужое счастье? Чтобы напомнить им, благодаря кому они все еще дышат? Слишком много чести. Фабрицио резко выпрямился, когда глаза уловили фасад знакомой кофейни и его буквально что-то дернуло в ее сторону, и пришел к выводу, что бороздить раны прошлого не лучшая идея. Лучше заняться настоящим, и как можно скорей, пока он окончательно не ушел в себя. — Останови рядом с кофейней, — голос непривычно холодный и металлический, а взгляд острый и слишком серьезный, чтобы перечить. Михаэль покорно замер рядом с знакомым зданием и выжидающе посмотрел на него. Фабрицио же написал пару слов на карточке и вложил ее в букет бордовых роз, окончательно приняв решение больше не касаться жизни людей, ставших для него лишь очередными призраками прошлого. — Поздравь от меня Люциана и Милану и пожелай здоровья маленькому Давиду, — проговорил он, укладывая букет на заднее сидение и открывая дверцу машины со своей стороны, — заедешь за мной через часа два-три. До этого времени не беспокоить. Михаэль молча кивнул и без возражений отправился по указанному адресу, не планируя вдаваться в трудности мыслительного процесса и пытаться понять, что происходило в голове его друга. А Фабрицио постарался придать лицу более спокойное выражение и расслабленной походкой направился в кофейню. Стоило ему увидеть знакомые смоляные кудри и осторожные движения, как губы сами растянулись в улыбке, а глаза вспыхнули. Фабрицио присел за барную стойку и принялся наблюдать за тем, как парень обслуживает других клиентов. Ему нравилось смотреть, как эмоции меняются на его лице, с серьезности на дружелюбие, с насмешливости на легкое раздражение. Такой разный, но в то же время, такой цельный и до невозможности честный, что невольно удивляешься, как он мог жить в этом грязном мире. Когда очередь делать заказ дошла до него, Фабрицио слегка прикусил губу, чтобы сдержать легкий смех, подмечая, что парень не поднимает глаза и все время смотрит в свой блокнот. — Добрый день, я вас слуша… — Эрмаль невольно осекся, когда увидел перед собой того самого синьора, который выбил его из колеи несколько дней назад. Но потом он справился с собой и улыбнулся, замечая смешинки в глазах мужчины. — Я вас слушаю, синьор Фабрицио. Фабрицио довольно улыбнулся: ему нравилось то, как парень произносил его имя, не паникуя из-за его присутствия. — Можно просто Фаб или Бицио. Не люблю эту светскую мишуру, — будто по секрету, произнес он и приподнял бровь, — а тебя как можно называть или будем обходиться очаровательным Кудряшом? — Сначала заказ, Фабрицио, — специально используя полную форму, усмехнулся Эрмаль, мысленно рассмеявшись из-за сверкнувших азартом глаз мужчины, и добавил: — потом имя. — Айриш с виски, — отчего-то сниженным тоном и дикой ухмылкой проговорил Фабрицио, — и разговор с тобой во время перерыва. Эрмаль усмехнулся и покачал головой, понимая, что наплюет на слова Марио и будет общаться с этим синьором, потому что цепляет до невозможности. — Какие у тебя запросы шикарные, — пробормотал он и принялся за работу, продолжая слабо улыбаться, — Меня зовут Эрмаль, приятно познакомится. Ответная улыбка Фабрицио была как концентрат солнечной энергии, единым зарядом вышибающая любые мысли и предупреждения из головы.Глава 2
8 июня 2018 г. в 14:14
Расслабленно полулежа на диване, Фабрицио перебирал тугие струны своей гитары, слегка прикрыв глаза и откинув голову назад. Его губы практически неслышно произносили слова собственных песен, а мысли находились далеко. Они стремились в центр города, в небольшую кофейню, где работало очаровательное кудрявое создание. Мужчина слегка усмехнулся, когда подумал о том, что смущать парня ему понравилось до неприличия. То, как он реагировал, было забавным и милым одновременно. Фабрицио довольно улыбнулся, вслушиваясь в звуки собственного инструмента, и провел кончиком языка по своей нижней губе, ощущая привкус коррето. Забавы разума, но фантом ощущений был правдив и реален, словно, он только вышел из кофейни и чуть горьковато-терпкий вкус еще не успел исчезнуть. Мужчина вздохнул и приказал себе успокоиться. Тот факт, что сам он перепробовал все, что можно и что нельзя, не означал, что кудряш окажется таким же «экспериментатором». Плюс еще неизвестно, что он о нем подумал после слов Марио. Фабрицио мог только догадываться, что старик мог ему сказать, что порядком бесило его. Прозвучал резкий звук — и он с удивлением обнаружил лопнувшую струну. Вот же…
— Что такое, Фабри, нервишки шалят от волнения? — в своей излюбленной насмешливой манере проговорил его друг Михаэль, стоило ему только войти в студию и увидеть неприятность мужчины.
Фабрицио смерил его надменным и убийственным взглядом, и произнес, попутно заменяя струну на гитаре:
— У меня нервишки гораздо больше шалят от того, что ты снова опоздал на репетицию, — он едко улыбнулся и вздернул бровь, — что такое, Михэль, объятья родной постели слишком крепки, что ты не смог отказать себе в удовольствии понежиться в ней на два часа дольше?
Михаэль поджал губы и собирался уже ответить очередной колкостью, как его несильно хлопнул по плечу Даниэль — их клавишник, а глаза Фабрицио наоборот сузились и предостерегающе сверкнули.
— Меньше слов, Михэль, больше дела, я вас и так уже жду, черт знает, сколько, — жестко произнес он, закрепляя струну на грифе.
— Фаб, ну не начинай, у нас была уважительная причина, — шаловливо улыбнулся Даниэль, подталкивая в спину Михаэля и тем самым убирая его с обзора их лидера, — мы не могли пропустить это событие.
— Падение метеорита в горах или извержение небесного вулкана? — с сарказмом проговорил Фабрицио, все еще испытывая раздражение на друзей из-за их опоздания.
Даниэль закатил глаза и улыбнулся, занимая свое место за клавишами.
— Лучше. У Люциана сын родился.
Фабрицио моментально поменялся в лице и уже по-другому посмотрел на парней, которые спешили занять свои места. Мужчина непривычно мягко улыбнулся и хмыкнул, про себя отметив, что старый друг мог бы его и предупредить о скором пополнении в своей семье. Сколько лет прошло с последней встречи с этим паршивцем, а он все равно помнит наглую мальчишескую ухмылку и слишком зрелый для молодого парня взгляд. Теперь это уже не парень, а отец семейства. Эта мысль отозвалась легким уколом в груди, но почти сразу это чувство прошло, а на смену ему пришла гордость за друга. Странное дело, но оно пересилило чувство зависти и злости на Люциана из-за его предательства несколько лет назад. Фабрицио покачал головой и усмехнулся, выставляя стойку для микрофона в центр комнаты.
— Как назвали? — задумчиво спросил он, пробегаясь пальцами по струнам гитары и проверяя ее настроенность, а затем чуть слышно добавил: — Нужно его навестить, что ли…
— Ммм… Фаб, ты думаешь это хорошая идея? — осторожно проговорил Даниэль, словно опасаясь напоминать другу о том, из-за чего он перестал общаться с Люцианом. — Мальчика назвали Давид.
Фабрицио посмотрел на него долгим взглядом, а затем вздохнул и закатил глаза, отворачиваясь к стойке с медиаторами.
— Боги, Даниэль, за кого ты меня принимаешь? — резковатым тоном, но тихим голосом спросил он и мрачно усмехнулся, убирая с глаз несколько прядок волос. — Можно подумать, я собираюсь разделывать его на части за то, что он очень хорошо позаботился о моей жене. Я просто хочу его поздравить с рождением сына, это великий день и он заслуживает войти в историю.
Даниэль поежился от его слов, отчетливо услышав в них другой подтекст, но говорить что-либо не стал. Лишь про себя подумал: «Я принимаю тебя за того, кто ты есть на самом деле, потому что знаю, как ты способен отвечать на измену», но благоразумно промолчал. Фабрицио тоже не пожелал продолжать разговор, с головой погружаясь в музыку и на несколько мгновений совершенно отстраняясь от внешнего мира.
Музыка наполняла его жизненными силами и давала возможность выбросить все напряжение наружу. С каждым звуком, с каждым словом он буквально рассыпался на мелкие частицы и собирался воедино, очистившись изнутри. Каждая нота, каждая фраза были пропитаны его эмоциями и чувствами. Музыка лечила душу и помогала забыть обо всем, что ему приходилось делать и переживать каждый день. Часто он срывался в песне на крик, потому что напряжение достигало своего пика и вырывалось из горла если не воплем, то просто сильным кличем. В его песнях была скрытая злость и боль, которые разъедали его нутро медленно и мучительно, еще там было отчаяние и море вопросов, ответы на которые он не мог найти. Его голос менялся в зависимости от тональности и тут же он мог сорваться на сиплый шепот, когда мелодия делала резкий спуск или наоборот — устремлялась ввысь.
Фабрицио чувствовал, как его тело стягивалось от возбужденного напряжения и посылало электроды по венам. С каждой новой композицией он все больше распалялся и все сильнее уносился вдаль, следуя за шлейфом музыки. Его мысли уже не вертелись вокруг бывшего друга и того факта, что у него теперь есть ребенок, тогда как сам Фабрицио волей случая и женской неверности остался один. Сейчас для прошлого просто не было места в его голове, поэтому он без сожаления позволил размышлениям перетечь в другое русло. Стоило ему только прикрыть глаза и расслабиться, как под веками сразу же затанцевало видение черных кудрей, сияющих каким-то загадочным блеском темных глаз и абсолютно обескураживающей солнечной улыбки. Фабрицио не заметил, как сам растянул губы в довольной улыбке и даже слегка начал пританцовывать.
Друзья смотрели на него немного изумленно, поскольку он давно не сверкал своей энергией так мощно, словно разом избавился от груза прошлых лет и проблем настоящего. Не скажешь же им, что у него в прямом смысле слова открылось второе дыхание после встречи с тем кудряшом-бариста. Они могут его неправильно понять и сделать лишние выводы. Когда репетиция подходила к концу, горло Фабрицио уже прилично пересохло, а тело заметно распалилось и, казалось, от него исходили волны электричества, такой концентрат напряжения его окутывал. Правда, когда он рухнул обратно на диван и блаженно растянулся на нем, прежние мысли стали возвращаться к нему в голову и тем самым портить настроение своей мрачностью.
— Михэль, — он пристально и серьезно посмотрел на свою извечную занозу в известном месте и вздернул бровь, — составишь мне компанию в поездке к Люциану? А то я боюсь, как бы с радостными объятьями не переборщить бы.
Михаэль мрачно усмехнулся и кивнул, складывая свою гитару в специальный футляр.
— Я — то составлю компанию, только вот ты, главное, помни, что обнимать его нужно за плечи, а не за шею.
Фабрицио в притворном изумлении распахнул глаза и выдохнул:
— Да что ты говоришь? А я уж подумал предложить ему свою помощь в пересчете его шейных позвонков.
Михаэль на это лишь рассмеялся, только вот проблема в том, что Фабрицио отнюдь не шутил, когда говорил о своих возможных действиях при встрече с бывшим другом.