The Only Hope For Me Is You

      Когда я закончила есть и, за неимением салфеток или хоть какой-то тряпки, вытерла руку о платье, то почувствовала, как слёзы начинают собираться в уголках моих глаз. Я плакала от безвыходности и унижения. Мне было просто отвратительно от того, что сейчас происходило. И больно, что некому меня поддержать. Уверена  будь на месте Леви близнецы, то они бы не допустили всего этого. Они всегда так добры ко мне, по-моему это единственные люди, которым я по-настоящему важна, которые плевали на тот факт, что я не из их мира и могу принести хоть какую-то пользу. Они любят меня просто за то, что я есть, они искренне заботятся обо мне. И только они. Блять! Хочу, чтобы они спасли меня отсюда… Вытащили из этого дерьма, выслушали и поддержали, утешили… Но сомневаюсь, что они смогут это сделать. Все равно они не знают, где я и что со мной случилось, но, как только я выберусь отсюда, то обязательно расскажу им всё, выложу то, что творится в моей душе и мне станет легче. Ведь они не осудят меня за слёзы… По-моему, даже Оли, который знает меня всего ничего, относится ко мне гораздо лучше, чем тот же Леви или Эрвин.       Мужчина хмыкнул, глядя на то, как я упиваюсь своим горем. Словно ему доставляло удовольствие наблюдать за мной. И от этого становилось совершенно не по себе. Я размазала слёзы по щекам и нервно выдохнула, пытаясь успокоить истерику, а потом, с мольбой во взгляде, посмотрела на него.       — Прошу, отпустите меня! Я отдам все деньги, что у меня с собой есть! А их много, поверьте! Я планировала закупиться в городе и потому взяла с собой приличную сумму! Уверенна, там столько же, сколько вы запросили у отца! Только выпустите, молю! — я слёзно упрашивала его, понимая, что вот-вот из моих глаз хлынет очередной непрошенный и неудержимый водопад.       — Хах, дорогуша, ты такая наивная, — его губ коснулась неприятная улыбка.       — Пожалуйста, я хочу домой… — прошелестела я, не переставая смотреть на собеседника. Я стояла перед ним на коленях и сложила руки в замок, словно я взаправду молилась, словно стояла перед какой-то иконой. Я надеялась вызвать в нём жалость таким образом. Он тяжко вздохнул. Кажется, сработало. Внутри я заликовала, и, если бы не оковы на руках и ногах, то давно бы вскочила и пустилась в дикий пляс на радостях. Я не смогла сдержать улыбки облегчения и благодарно посмотрела на мужчину.       — Лилина, сколько тебе? — вдруг спросил Карл и серьёзно посмотрел на меня, пробежавшись взглядом по моему телу.       — Пятнадцать… — неуверенно вымолвила я.       — Мда, теперь ясно, почему ты такая наивная, — он задумчиво почесал подбородок, — Ты правда так жаждешь убежать домой? — я часто закивала головой. — Понимаешь, в этом мире все решается не только деньгами, и раз ты так сильно хочешь попасть домой, то, так уж и быть, я отпущу тебя. Взамен мне нужно лишь твоё тело.       На этих словах я нервно вздрогнула. От страха все тело оцепенело и следующие несколько минут я даже слова не могла проронить. Всё словно было во сне, кошмарном, но сне, и я надеялась, что вот-вот я проснусь, не важно: дома, в своём мире или в своей комнате в развед корпусе. Но я не просыпалась, а лишь чувствовала, как грубые мужские руки валят меня на пол, я болезненно сталкиваюсь с шершавым бетонным полом спиной, мои руки начинают болеть от неудобного положения, будучи закинутыми над головой, и я ничего не в силах сделать. Всё происходит как в тумане. Неприятные губы слегка касаются моей шеи и огромное тело нависает надо мной с жаждой и похотью осматривая меня. В следующую секунду верх моего платья становится порван, а сил на борьбу я даже не нахожу, потому что понимаю — любое моё сопротивление будет подавлено. Я слаба по сравнению с этим амбалом. И лишь когда большая рука касается моей груди я вздрагиваю, осознавая, что это не сон, и начинаю громко вопить. Я не согласна, если это моя судьба! Я всегда хотела сберечь себя для своего единственного и любимого человека! Чтобы всё было, как минимум, по согласию и взаимному желанию! Я лучше просижу в подвале и подожду, пока Эрвин меня выкупит, нежели отдамся какому-то уроду за то, чтобы меня выпустили!       — Остановись! — мой крик заставляет мужчину скривиться, и он привстаёт надо мной, грозно смотря на меня.       — Ты сама того пожелала!       — Нет! Я дождусь денег отца лучше! Не смей трогать меня, иначе тебе не поздоровится! — я собираю все силы, что есть в моём ослабевшем теле и начинаю ползти от него подальше, но в следующую секунду он останавливает меня, садясь на мои ноги.       — Перестань сопротивляться, ты уже не спасешься. Тебя никто не защитит тут. Кричи, сколько влезет, но ты себе этим лишь хуже сделаешь, — мои попытки как-то выползти из-под насилька были бесполезны, как и крики о помощи. Мне было больно осознавать, что свою невинность я потеряю вот так, с каким-то отвратным мужчиной. Но всё, что я могла делать — это заливаться слезами, чувствуя, как моё тело исследуют неприятные губы, а чужие руки срывают бюстгалтер, полностью обнажая меня. Я стала просто марионеткой. Перестала кричать или показывать какое-либо сопротивление. И, кажется, мужчине это даже понравилось. Всё внутри сжалось от ненависти и жалости к самой себе. Моё сознание словно отсоенидилось от тела, и мне начало казаться, что всё это происходит вовсе не со мной, а с кем-то другим, и я — всего лишь безучастный наблюдатель. Попытка абстрагироваться была относительно успешной и во всём этом ужасе помогла мне не сойти с ума в один момент. Если представить, что это не я лежу сейчас, то становится лучше, хотя я понимаю, что это глупо и до последнего я должна бороться.       Периодически моё сознание возвращало меня к реальности, и я начинала снова тщетные попытки освободиться. Вяло брыкалась, извивалась под крепким мужским телом, всхлипывала и периодически хрипло кричала от боли. Но, кажется, мои крики и стенания лишь доставляли ему нездоровое удовольствие. Словно лишь это ему и надо было.       Он грубо кусал мою кожу на ключицах, шее, груди, периодически начиная, словно, в знак извинения, осыпать места укусов градом поцелуев. Руки то сжимали, ласкали грудь, то гладили меня по талии. И в такие моменты я, не контролируя себя и своё тело, рвано вздыхала, чувствуя, как внизу живота стягивается в узел мерзкое и сейчас столь ненужное внезапное желание. Насильник даже не спешил, словно наслаждался тем, что пытает меня. Я же просто ждала, когда это всё кончится. Когда он, наконец, сделает то, что хочет и, возможно, отпустит меня. Правда, во мне вовсе не было уверенности, что я вернусь домой. Лишь одного я хотела сейчас, и не думаю, что перестану хотеть после этой ночи — умереть. Я была готова повеситься перед домом этих сволочей на обрывках своего платья, лишь бы не возвращаться с позором домой. Я ощущала себя грязной и мерзкой и хотела перестать существовать, чтобы отделаться от этого чувства.       Мужчина поднялся с меня, дерганными движениями расстёгивая свою рубашку и откидывая её в сторону. Моему взору предстало мускулистое тело, просто груда мышц, глупо было надеяться на то, что я могла бы с ним справиться. Моё дыхание участилось, а сердце окончательно сбилось с ритма от страха, когда мужские руки начали расстегивать свой ремень.       Одно мгновение, в которое я улавливаю лишь горящие, при свете настенных факелов, лихорадочным безумием серые глаза. Все происходит слишком быстро, чтобы я хоть что-то поняла, и мой насильник лежит на полу без дыхания и намеков на жизнь, а из разбитого огромным камнем виска сочится кровь, заливая безжизненные, замершие навсегда, глаза. Я перевожу полный ужаса взгляд выше и вижу Леви, который тяжёло дышит, с ненавистью смотря на амбала. Казалось, что он мечтает его испепелить своим взглядом, но, к сожалению, не может этого сделать и в следующую секунду, как умалишённый, начинает избивать бездыханное тело ногами. Я никогда прежде не видела его таким жестоким и обезумевшим. Казалось, что он откинул всю человечность, что есть в нём, в этот момент. И лишь когда он наклонился и убедился, что человек точно стал трупом, он успокоился и перевёл взгляд на меня. Я хотела расплакаться, разрыдаться, что есть мочи, кричать во всё горло, но не могла. Я и слова не проронила. Лишь опасливо осматривала своего спасителя. Но мои страхи насчёт того, что он с такой же ненавистью накинется на меня — не оправдались. Леви повернулся к телу, и я в этот момент стыдливо постаралась закрыть руками обнажённую грудь.       — Ты не знаешь, где могут быть ключи, чтобы я снял с тебя эту железную хуйню? — грубо выплюнул он последнее слово. Солдат использовал нецензурную лексику лишь когда был на взводе, как сейчас.       — У него в заднем кармане какая-то связка ключей. Может быть там, — хрипло ответила я, дивясь собственному голосу. Кажется, я его сорвала, что не удивительно. Леви кивнул и с невозмутимым лицом перевернул труп, порылся в карманах и, звякнув ключами, приблизился ко мне, наклонившись, он спокойно открыл замок, снимая кандалы с моих ноющих ног.       — Вытяни руки, — спокойно произнес он.       — Ч-чего?! Нет! — я посильнее прижала руки к себе, с каждой секундой всё больше краснея.       — Я не буду смотреть на тебя, всего лишь сниму наручники, — я, задрожав, вытянула руки перед собой, но Леви, как и обещал, лишь растегнул наручники и сразу встал и отвернулся. Я начала облегченно гладить онемевшие запястья, постепенно приходя в себя от пережитого кошмара. Хотелось накинуться на Леви с объятиями, но я держала себя в руках,  хотя, вернее будет сказать, у меня сил на это попросту не было. — Извини, — коротко бросил он, отчего у меня сердце забилось в два раза быстрее. Он впервые извиняется передо мной. — Я не смог за тобой успеть, кое-как нашёл тебя. И всё равно опоздал.       — Не вини себя, это глупо. Я сама виновата, грубила тебе, не слушала тебя, ускакала хрен пойми куда, зачем… Я сама виновата… Только я… — я вновь хотела плакать, но глаза были слишком сухими. Да и сил не было в принципе, так что я просто уже шептала. Горло саднило от боли, не было желания разговаривать.       — Более такого не повторится, — я посмотрела на Леви и заметила что он, кажется, снимает с себя рубашку. Всё вновь сжалось от страха и я, поджав ноги под себя и обняв свои плечи, уткнулась лицом в колени, закричав, чтобы он не трогал меня. Секундная тишина и после я чувствую, как на меня плавно опускается лёгкая ткань. Раскрыв глаза, я понимаю, что Леви кинул свою рубашку мне, — Надень, нам надо ехать домой, — сердце пропускает удар, а после я понимаю, какая же я дура, раз могла подумать плохо о человеке, который всегда меня спасает, вытаскивает из любого дерьма, каким бы вонючим и глубоким оно не было.       Я быстро, непослушными, трясущимися пальцами, надела его рубашку, а подол платья постаралась закрепить на себе при помощи обрывков верха, создавая подобие юбки. Было уже не страшно, я понимала, что теперь я в безопасности. Рядом с Леви бояться нечего, разве что, можно бояться его самого, но, кажется, сейчас можно было расслабиться. Я послушно поплелась за солдатом, внутри все еще переживая события этого вечера. Неприятный осадок и боль атаковали мою душу, но я старалась отогнать все ненужные мысли, думая лишь о том, что сейчас я спасена, и со мной всё хорошо. Что рядом с Леви я могу не бояться.       Когда мы вышли на улицу, то я сделала глубокий вдох, чувствуя, как лёгкие заполняет свежий холодный воздух. С каждой секундой становилось легче от ощущения свободы. Лес, окруженный кромешной темнотой, уже не казался таким страшным, ведь из него можно было выйти, а из подвала — нет. Я на ватных ногах подошла к своей лошади, которая до сих пор была примотана к забору, и слегка погладила её по гриве. Страх медленно, но верно, отступал, а сердце постепенно возвращалось к размеренному ритму.       — Ты как? — интересуется Леви, и я поворачиваюсь к нему, немного смущенно отводя взгляд в сторону, потому что он стоит передо мной с оголённым торсом.       — Более-менее, пойдёт.       — А теперь послушай меня, — он подходит ко мне ближе и рукой крепко берет моё лицо, сжимает пальцы на челюстях так, что скулы начинают болеть. Я хочу вырваться, но подавляю в себе это желание и смотрю прямо в серые глаза, — Я не понимаю, что ты там себе навыдумывала и почему, но запомни одну простую вещь: я никогда и ни за что не стану тебя насиловать, я не насильник. Меня не заводит сопротивление девушки. Это низко — брать женщину силой. Возможно, я жесток с тобой всегда, но повторюсь, я никогда, слышишь? Никогда не опущусь до такого. Я не стану с тобой трахаться без твоего согласия на это. Поняла?       — Да, пусти пожалуйста, мне больно, — тихо ответила я. Леви разжал руку и выдохнул       — Выдержишь дорогу, если мы всю ночь будем ехать или поедем в гостиницу и ты спокойно поспишь? — уже спокойно спросил он.       — Выдержу. Я хочу домой, — да, домой. Уже не про свой родной мир, а про этот. Тут я обрела дом. И, может, порой Леви перегибает палку, но всё же я не права, раз посчитала, что ему я безразлична. Иначе он не пришёл бы мне на помощь. Не искал бы меня, а спокойно вернулся в штаб и ждал, пока я сама там объявлюсь. Было бы ему все равно, он бы не стал избивать и без того мёртвое тело, пылая к нему ненавистью и злобой. Он — один из немногих, кого я правда волную. Возможно, лишь из-за того, что я напоминаю Изабель, а может, он привязался ко мне, немного.       Я залезла на лошадь и мы спокойно тронулись, с каждой секундой отдаляясь от того ужасного места. Я гадала, как Леви нашёл меня и узнала, что сделал он это благодаря тому, что я оставила свою лошадь у забора, и он понял, что я нахожусь в том доме. Он, не раздумывая, ворвался туда и услышал мои вопли, понимая, что я где-то внутри. К удивлению, других трёх мужчин в доме он не обнаружил, только мой насильник в подвале. Я не стала спрашивать, почему он обезумел, когда увидел его, это, в целом и без слов было понятно. Возможно, на его месте я была бы такой же разъяренной, но менее жестокой. На руку сыграло то, что я периодически кричала, чем заглушила шум действий Леви, и Карл ничего не услышал, иначе исход мог быть совершенно другим.       Я попросила Леви, когда мы приедем, начать учить меня самообороне, чтобы я могла хоть немного сопротивляться, если, не приведи Господь, попаду в подобную ситуацию еще раз. Солдат без раздумий согласился, что было для меня очень приятно.       Буквально спустя пару часов я начала понимать, что засыпаю. Видимо эмоциональные потрясения изматывают не меньше долгих физических нагрузок, а потому, я начала отключаться прямо на лошади. Но стеснение было сильнее желания остановиться в гостинице, потому я упорно молчала до тех пор, пока чуть ли не упала с лошади. Солдат настойчиво предлагал снять номер, но я упорно отказывалась до последнего, не желая показываться перед кем-нибудь в таком отвратном виде. Так что Леви, осознав, что спорить бесполезно, предложил мне поехать с ним на одной лошади. Поборов стеснение, и поняв, что лучше так, чем я упаду со своей лошади, я неловко устроилась на его лошади и практически сразу забылась сном, стоило спине почувствовать надежную опору в виде сильной груди мужчины, что всегда придёт ко мне на помощь.