Аукцион

      Драко был похож на раннюю весну. От него всегда ожидали больше, чем он мог дать. Поэтому, в Драко часто разочаровывались. Он был весной, пусть ранней, но весной. Он бы расцвёл, вот только… Что-то пошло не так.       Однажды дом перестал быть домом, отец — отцом, а идеалы — идеальными. Его преследовал один день, в котором он застрял. Это было слишком тяжело, давило на черепную коробку с такой силой, что кажется вот — вот послышится хруст челюсти и из ушей польётся кровь.       Драко открывает глаза и… как на колдографии:       Люциус тонет в лести;       Нарцисса фальшивит улыбками;       Беллатрикс смеётся слишком искренне;       Родольфус опять выпивает лишнего;       Рабастан давится своей желчью; Лестрейнджи, вроде-бы верные, вроде-бы выигравшие, кажется потеряли сами себя: их желания — желания Лорда; их закон — закон Лорда; их цели — цели Лорда.       Хуже всех была Беллатрикс. Безумная, помешанная Беллатрикс. Порою даже не верится, что она его тётя. Не верилось, что она вообще человек. Она не видела ничего, она была слепа и глуха настолько, что в конце ей осмелились лгать. Драко сам ей лгал. Он, мать-его-Драко, лгал самой Беллатрикс-упаси-Мерлин-Лестрейндж. Куда катится их мир?       Ещё был Рудольфус. Он был почти безобиден, потому что был пьян. Единственное — от него несло, как от чёртовой псины. Драко презирал его. На самом деле, Рудольфус был единственным, кого Драко презирал так открыто. Вечно пьяный и вечно разбитый — Рудольфус постоянно жалел — себя, Рабастана, кошек, Драко… Всех. Кроме грязнокровок. В ненависти к ним Рудольфусу нельзя было отказать. Он ненавидел их так, словно они лично вырезали всю его семью, насиловали дочерей и жён, словно не пожалели никого. Эта безумная ненависть так и осталась загадкой для Драко.       Последний из Лестрейнджей — Рабастан. После Азкабана у Рабастана было не всё в порядке с желудком, поэтому он каждый день блевал на дорогие ковры Малфоев желчью. О, её в Рабастане было много. Ту, что он не выблевал, он тратил на Драко. И это было почти невыносимо. Рабастан не пил, как брат. Его желудок бы этого не вынес. Рабастан всегда был трезв, поэтому вынести свою злость на нём Драко не мог. Драко срывался на матери.       Это продолжалось долго, пока однажды Драко не пропал. Его не было несколько дней, а потом он вернулся накуренным. Он не помнит, когда это случилось. Когда кончилось «просто расслабиться» и началась зависимость. Драко, пожалуй, слишком часто менял эту тяжёлую реальность на глянцевую, блестящую мечту. Там так спокойно, знаешь? Он ведь даже не хотел. Просто так совпало. Ему предложили, а он не отказался. И оказалось, что так легче. Он был счастлив там, там в идеальном мире. Так неужели, он всего этого заслуживает? Заслуживает криков отца (Люциус никогда не кричал на него прежде) и слёз матери (Драко не знал, что Нарцисса умеет плакать)?       И Драко почти признает своё поражение. Почти признаёт, когда Рабастан наклоняется к нему и шепчет:       — От тебя несёт, Драко, как от дохлой псины. Почти признаёт, когда безумная-помешанная-слепая тётушка Беллатрикс говорит:       — Что это с тобой, племянничек? Когда стоит на могиле Рудольфуса Лестрейнджа под проливным дождём и почти жалеет, что презирал его.

Почти.