Огненный цвет упорства (рабочее)

Уже неделю как наступил сентябрь. Осень в этом году выдалась на удивление яркой: желтые, алые и рыжие, как лисий хвост листья не торопились опадать и ярко горели на фоне все еще зеленой травы. Первые дни после отъезда братьев, маленькая Джинни проводила в холмах неподалеку от дома. Ей было всего 9 лет, но она не боялась неприятностей в этом безлюдном и тихом месте. Младшая Уизли любила тишину и красоту, но насладиться ими получалось только изредка. Летом мама стремилась контролировать каждый шаг всех своих детей, опасаясь, что близнецы опять вытворят что-нибудь этакое или окажутся в опасности, как уже не раз бывало. Зимой в доме почти никого не было, кроме разве что на Рождество, да иногда заходили Лавгуды. Однако, работ в саду не было, да и топить щелястую Нору надо было постоянно. Поэтому мама днём дежурила у печки, а ночью оставляла Рона или Джинни приглядывать. Благодаря этим дежурствам, девочка научилась подолгу сидеть на одном месте и придумывать в голове самые разнообразные ситуации и вещи. Рон обычно играл в шахматы или читал книгу. Впрочем, как и все, кто не ходил на работу или не учился в Хогвартсе. Только у них была теплая одежда, в которой можно было дольше пары минут находиться на улице. Да ещё у Молли была старая теплая мантия, которую та берегла. Поэтому, зимние, да и вообще все холодные дни, семья была в сборе дома, обычно на кухне или все сидели под одеялами в комнатах. Это было безумно скучно. Однако, в этом году, когда в школу пошли близнецы, сидеть дома стало решительно невозможно. Рон сидел у себя и играл в шахматы, а мама торопилась закончить приготовления к зиме. С отъездом близнецов была связана ещё одна важная деталь. Их было двое, а значит и учебников, и одежды и всего прочего надо было в два раза больше. Хогвартс вообще дорогое удовольствие, Джинни это давно уже уяснила. Вот только отказаться от него — значило стать никем. Разумеется, Хог не был единственной школой магии на Островах. Но он был единственной ОБЩЕЙ школой. Другие принимали и готовили только детей с ярким и конкретным даром — прирожденных колдомедиков, мастеров порталов, даже некроманты были. И этим школам было чихать даже на Министерство. Они обучали студентов с самого первого выброса магии, обучали за свои деньги. И не отчитывались, если не считали нужным. Хогвартс раньше был похожей школой, только для дипломатов и будущих министров со свитой. Но времена менялись, директора заигрывались в политику, и школа скатилась под крыло к Министерству. Но даже тому было недосуг заниматься вопросами подрастающего поколения и все осталось «как было» — на пути вниз. Тех же, кто не имел никакого сертификата о магическом обучении, лишали магии и высылали в маггловский мир. Это было хуже, чем стать сквибом. Хуже, чем умереть. Хуже всего на свете. Вот Молли с Артуром и старались изо всех сил, чтобы отправить детей на учёбу. Но последним, кого смогли ещё как-то нормально собрать, был Перси. И он ещё учился. Вещи Билла и Чарли перешли ему, но одежда была уже никуда не годной, большинство учебников изменилось, да и в дырявых котлах выше тролля не получишь. На близнецов были потрачены все припасенные деньги. Рон знал, что на него и четверти такой суммы не наберется и заранее пребывал в скандальном настроении. Джинни тоже волновали все эти вещи. Ведь это здесь, возле Норы, мало магглов, а уж из магов — они да Лавгуды. А там будет множество людей. На вокзале, в поезде, на каждом завтрака и обеде… К тому же, не прельщало её и то, что там будут бесталантливые детки богатых родителей. Те, кому нужно найти мишень, врага, кого угодно, чтобы стать «выше». Это пугало. Но в это сентябрьское утро Джиневра Уизли думала немного о другом. Тёплые дни бабьего лета сдувались пробирающим до костей ветром. Ещё не было дождей, но предчувствие долгих и тягучих дней промокшего насквозь её маленького мира уже мешало радоваться жизни. В летней куртке на единственный тёплый свитер становилось холодно. Впереди, замаячило бездеятельно пропущенное время. Осень, зима, весна. И неизвестно, когда пройдут холода и грозы, когда подсохнет и прогреется земля. Неизвестно, когда можно будет снова выйти на прогулку, дойти к холмам, посмотреть, как ветер играет в небе. Джинни действительно умела видеть ветер или предугадывать простые действия живых существ. Но через окно смотреть так грустно… В общем, замаячила скука. Окончательно замерзнув, Джинни вернулась домой. Просить у матери тёплые вещи бессмысленно, да и не хочется снова слушать объяснения о вечной бедности. Запершись в комнате, Джин закуталась в одеяло и стала разглядывать тёмные полосы на полу. Когда-то, пару лет назад, близнецы хотели помочь сестренке согреться и разбили экспериментальный отвар. Оказалось, что он воспламеняет лак. Благо, его на полу в детской комнате оставалось мало. Теперь чёрные «проталины» на светлом, выбеленном дереве напоминали весну. Весну, которую Джин знала только по картинкам и из окна. А очень хотелось вживую. Джин стала размышлять. Ближе к вечеру, когда все вокруг погрузилось в темноту, Ронни уснул, а мама закончив с шумными делами села у печки вязать, младшая из рыжего семейства спустилась вниз. Как и ожидалось, Молли вязала очередной свитер одному из сыновей. — Что не спится, доченька? — Маам, а можно я тоже вязать буду? Я большая уже, могу и тебе помогать. — Что ты! Ты ещё маленькая, рано тебе работать. Вот вырастешь красивая, выйдешь замуж. Такая красавица будешь — сам Гарри Поттер полюбит. А там и работать не надо. Зачем тебе? Внутри Джин всё закипело. Работать рано, а мерзнуть не рано? Не рано сидеть сутками под одеялом, не рано выть от беспросветной скуки. О, это не рано! — Мама, мне скууучно… -Джинни удалось даже пустить слезу. Она понимала, что это не очень-то хорошо, так матерью манипулировать. Но ведь правда же, скучно. И одежда будет. Действительно, долго терпеть дочкины слёзы Молли не могла. Да и та не часто плакала, даже в младенчестве. В конечном счёте каждый получил желаемое. Молли — успокоившуюся Джинни, а Джинни — пару спиц, мотки шерстяных остатков и уроки от Молли на первых порах. Естественно, простые, а не «заставь спицы вязать сами». Через пару дней на кровати лежал шерстяной прямоугольник с пропуском по середине. Неплохая накидка вышла, тёплая, домашняя. Но это было не совсем то, что нужно. Точнее, не то, что хотелось, но оставить пришлось, иначе не получилось бы вязать дальше. С каждым днём ночи становились все холоднее, зашелестели серые дожди. Оставшиеся от свитеров для братьев нитки Джинни пустила на тёплые носочки. Теперь, нацепив накидку поверх мантии, под которую, в свою очередь было поддето почти всё тёплое, можно и выйти на улицу. Пока не наступили настоящие холода. Пока так, сырость… В маггловском поселении за холмами, куда Молли никогда не захаживала, так как прямой дороги не было, Джинни смогла обменять у одной старушки носки на нитки. Той все равно было сложно вязать самой — сказывался возраст. Эта же старушка сказала, чтобы деточка заглядывала к ней как-нибудь весной. Зимой то она в Лондон уедет, к сыну. А весной обратно вернётся. Чтобы вещи связала сначала себе, а уж потом на продажу, из того, что останется. Заболеешь, мол, вся работа псу под хвост. Добрая попалась старушка. Добрая и, что важно, не докучливая. Сидит дитё у дороги, значит так надо. Носки продаёт? Ну и хорошо, не ворует же. А если и сама вещь неплохая, почему бы и не посмотреть, не поторговаться? Старой закалки была бабушка. А Джинни вернулась домой с большой сумкой ниток самых разных расцветок. В пару мотков были воткнуты спицы. Шерсти должно было хватить надолго, а на самом дне тканевой сумки лежала тоненькая книжка с пометками от руки. Очень старая книга. С узорами для вязания. Большинство из них не подходило для шерсти вообще, тем более такой толстой, но чем разнообразить работу было. И Джинни заперлась в комнате. Спустя неделю работы младшая Уизли поняла, что ей несказанно повезло, что Молли до сих пор то ли занята, то ли считает дочь неумелой и непроходимой дурой. Так как близился октябрь, местами уже лежал снег (как рано!), а вопросов про остатки ниток ещё не было. Да и новые прошли мимо внимания, видимо. Зато Джинни смогла опробовать новые варианты вязания, и, хоть новых вещей у неё пока не появилось, она была довольна. Ронни охотно поменялся с ней дежурствами, и теперь он заступал вечером и сидел около часа, пока Молли убиралась на кухне или писала письма. Стоило ей уснуть, как Рон звал Джинни и ложился спать, а Джинни заступала на ночную вахту у печки, в тепле и на свету, где и вязала до утра, пока не приходила пора будить Рона, чтобы не встретиться случайно с мамой и не подвергнуться ненужным расспросам. Обычно Рон даже не успевал толком проснуться, как вниз спускалась Молли и начинала готовить, считая что сын освободил дочурку от тяжёлой обязанности. Рону доставались куски покрупнее, а Джинни — ночное время тепла и свободы.