Твоё милосердие хуже разящей плети, а нежность твоя мне острее ребра кинжала. Болтают, что я изворотливей всех на свете, но как меня глупо погубит твоя же жалость
© Вересковая*
Да на что я надеялся, боже правый, приходя к тебе ночью как пёс под окна? Только что-то толкало меня кровавой прямо в спину ладонью, скулю и мокну. Я тебе не юродивый, не желанный, так чего ты целуешь меня спокойно?! Приходил к тебе трезвый, больной и пьяный, прямо с боя к тебе же тянуло больно. Прихожу к тебе снова, лицо в ладони, и рычу, я рычу в них, так стиснув зубы, что их скрежет, мне кажется, всех прогонит от крыльца и от ног твоих! Как ублюдок, неприкаянный, брошенный, гляну волком: «Не целуй! Не унять потом будет голод!», — твои губы нежнее отрезов шёлка, только жалость во взгляде вскрывает горло. Говорила мне бабка, мешая травы, что погубит жестокого чья-то жалость. Да на что я надеялся, боже правый?! Не целуй. Чтоб хоть что-то с меня осталось.