У господа на коленях

«Ты знаешь, однажды я тоже вот так смотрел», — ты легко улыбаешься, смотришь, куда и я. На груди твоей тлеют точки закатных стрел, а в глазах вьются всполохи мёда и янтаря, — я лишь хмыкаю, тайком жадно вбирая вид: так боюсь не запомнить такого тебя сейчас, с этой улыбкой, — и внутри у меня болит, до закушенных губ, до прищуренных цепких глаз. Закатное солнце роняет своё тепло, обмирает, несчастное, прячется за холмы, — я молюсь всем богам, аж скулы уже свело, чтобы ты улыбался и дальше вот так из тьмы! Но ты тоже падаешь солнцем за горизонт. Обмираешь на выдохе, гаснет в глазах янтарь. Всего лишь видение. Если бы мне везло, был бы мёртв, а ты — жив и творил для меня алтарь, приходил и смотрел с нагретых его камней на закатное солнце, а я бы тебе шептал и тихим виденьем спускался к тебе с ветвей лимонного дерева, а, может быть, и со скал, и, смеясь, касался волос твоих или рук, губами снимая тяжесть прошлого с твоих плеч, — всего лишь видение. Горло сдавил испуг: как теперь, полюбив тебя, Август мой, уберечь?