***
От размера иглы невольно хотелось спрятаться под койку: длина была сопоставима с головой, и Адриан невольно передёрнул плечами, представив, как её воткнут в тонкую иссохшую конечность. Малообщительная медсестра то и дело хмурила брови и постукивала по ниткообразным венам, причитая себе под нос. Вскоре она закатила глаза и, прекратив дышать, кое-как ввела катетер, отчего юный Агрест вздрогнул вместе со стулом. Сам пациент же остался к тому совершенно бесстрастным. В момент, когда рыжеватая жидкость, которую юноша внимательно проводил взглядом из точки «А» в точку «Б», впервые затекла в вену, в кабинет вошёл высокий худощавый мужчина. — Как ты себя чувствуешь, Лука? — незамедлительно начал он, тяжело опускаясь в кресло у подножия койки и отставляя в сторону резную трость. — В прошлый раз медсёстры совершенно точно сказали тебе, что в процедурном кабинете категорически нельзя присутствовать посторонним. Адриан виновато опустил голову и даже хотел убрать руку с чужой ладони, как вдруг её сжали: — В прошлый раз мне стало плохо в конце процедур. Адриан меня поддерживает. Скептический взгляд был красноречивее любых слов. Длинные пальцы вновь легли на трость. — Лука, мне нужно с тобой поговорить. — Говорите. — Без Адриана. Здесь полно квалифицированных медсестёр, которые смогут оказать помощь в экстренной ситуации. — Хорошо, — кивнул юноша прежде, чем его спутник успел возразить, — я сейчас выйду. Луке очень сильно хотелось протестовать, однако тёплая улыбка попыталась заверить его в ненадобности оного. Он позволил любимому теплу соскользнуть и спешно скрыться за дверью, после чего хмуро окинул лечащего врача взглядом. Теперь, когда счёт его времени шёл на секунды, ему не хотелось провести с ним порознь ни одну из них. — Мы с тобой оба знаем, что происходит. Этот хриплый голос мог быть сопоставим разве что с треклятым Агрестом-старшим. И всё же конкретно ему пришлось довериться. Новый лечащий врач всегда бил не в бровь, а в глаз своими точными изречениями, что отнюдь не доставляло радости и уж тем более желания повторить тет-а-тет. — Твоё состояние — вовсе не следствие операции. — И снова давит на больное, глядя столь пристально. — Сколько раз в день ты питаешься? — Два. В среднем. — Лука. — Строго отрезал человек. — Так больше не может продолжаться. Ты сам довёл себя такого состояния, признайся себе. Бесконечно можно было показательно винить врачей, собственный метаболизм и уповать на неудачу. С упоением можно наблюдать, как Адриан бранит вышеназванное на чём стоит свет. И всё-таки истинную причину Лука и правда знал сам. Будь трижды прокляты экономика, цены на оружие и человеческая потребность в пище. — Если ты продолжишь… ты умрёшь, Лука. Был ли у него вообще другой выход? Каждый день злейшему врагу вводили ударную дозу барбитуратов, что его центральная нервная система должна была истончиться до состояния микроволокна, сводя вероятность пробуждения к нулю. Однако ничего и никогда не может быть равно нулю. Слишком глупое решение — жертвовать собой «на всякий случай», однако седьмое чувство подсказывало: он движется в верном направлении, и как не досадно осознавать, всё и правда оказалось так. Месье пышет здоровьем и опасностью, а его, Луки, молодой цветущий организм всё ближе тянется к земле. — Я вижу, тебя что-то гложет, и если ты и дальше будешь голодать, ну, я уже сказал, что будет. — Месье врач подался вперёд и, сдвинув брови к переносице, сбавил тон: — Конечно, это будет звучать очень странно с моей стороны, но анорексия влечёт за собой много неприятных последствий. В палате повисла тишина. Анорексия вообще «на удивление» не пестрила ничем приятным, так какой из сотни этих последствий шла речь? — Ты уже взрослый молодой человек, и… вероятно, у тебя появились трудности определённого характера. — Слуга Гиппократа очень странно выделил последние два слова, отводя взгляд в пол. — О которых ты не можешь никому сказать. — Подобно бенгальскому огню Лука вспыхнул. — Да, ты меня понял. Уровень твоих гормонов значительно разнится с тем, что был у тебя до последней поездки. Это всё следствие твоего безответственного отношения к собственному организму. Если тебе не жаль себя, пожалей хотя бы Адриана. Этот врач был дальновиднее всех, кто когда-либо встречался на его пути исцеления. И порой Куффен жалел об этом. Особенно грустным являлось и то, что отрицать им сказанное было абсолютно бессмысленно. Вся ситуация со всех сторон, у всех долбаных участников, была в корне безвыходной. Даже треклятый маэстро был, уверен, связан по рукам и ногам, что уж говорить о каком-то Луке Куффене. Найти источник света во тьме так трудно, особенно когда она подступала со всех сторон, не давая единого шанса. Остаться в ней — означало проиграть. Пытаться бежать? Не в его стиле. Чтобы сделать крюк и вернуться, откуда начали? А вдруг подействует? Вдруг что-то изменится за момент отсутствия? Всё больше и больше Лука чувствовал единение со своим врагом: они оба на грани жизни и смерти, им обоим дорог Адриан, и, что уж скрывать, оба бы отдали всё, чтобы изменить свою жизнь к лучшему. Как страшно. Стал бы Лука лучше месье, окажись в его руках великая сила? — Я делал это ради него. Мне очень нужны были деньги. — Каким образом? Я не желаю знать, что произошло между вами и какие цели ты преследуешь, но ты УМРЁШЬ. И никому ничего не докажешь. И я решительно отказываюсь выписывать тебе какие-то ни было справки и отпускать тебя обратно в Марсель, — Лука распахнул рот и хотел что-то возмущённо возразить, но его осадили: — да, и так будет продолжаться ровно до тех пор, пока ты не возьмёшь себя в руки. Заканчивай с этим. Твоё благородство не приведёт ник чему хорошему. Окажешься либо у разбитого корыта, либо в закрытом гробу. Вот и всё. — Отрезал врач и деловито схватился за трость, чтобы молниеносно достигнуть двери и распахнуть оную. — Адриан, можешь заходить. Твой друг очень упрям. Пожалуйста, повлияй на него. После операции ему всё ещё тяжело. — Хорошо, повлияю. — Юноша вернулся на своё законное место в момент, когда врач уже исчез из поля зрения, даже не удосужившись выслушать ответ. — Ну что, стало лучше после панацеи? — Немного. — В голове слишком много всего. Бежать? — Адриан? — М? — Что ты планируешь делать дальше? — То есть? — После того как закончишь школу. — Я ещё не думал об этом, — столь резкая перемена темы спровоцировала разве что неловкое моргание. — Мне нравятся языки и общение с новыми людьми. Наверное, я хотел бы стать переводчиком. Но… мне кажется, отец этого не одобрит. Кто бы сомневался. Как хорошо было без этого мистера Зло. — Поехали со мной? Недалеко от академии есть прекрасный институт международных отношений. Или… Джерси хочет заняться только вокалом, и нам не будет хватать клавишника. Прошу тебя, Адриан… — Я ещё не могу принимать такие решения… — сколько в голосе музыканта мольбы. Вместо ответа парень уронил голову на родное плечо и прикрыл глаза. — Знаешь, пока искал тебя, мне позвонила Хлоя. Она и Маринетт хотели бы увидеться завтра после учёбы. — Хлоя, значит?.. — Она обещала не приставать. Но если ты не хочешь, — Адриан достал смартфон и уже начал что-то печатать, — мы не пойдём. — Нет, нет, всё нормально. Обязательно увидимся. — Обещаю, — Адриан склонил голову в ответ, перехватывая парня поперёк груди, — я поговорю с отцом. Ему сейчас тоже тяжело, но как только он придёт в себя, я начну делать намёки. Тебе в свою очередь тоже нужно быть к нему немного добрее. Ради меня. Хоть какой-то результат. Хотелось бы верить, что всё так и будет. — Если только ради тебя.***
— Эй, чёрт возьми! — Хлоя буквально вывалилась в открывшееся автомобильное окно. Маринетт взвизгнула от неожиданности, безмолвно поблагодарив Господа, что подруга не поставила колено ей на причинное место. — Мы ехать будем или улыбаться?! И хоть жест был весьма груб, Адриан не смог сдержать смешок, прикрывая лицо ладонью. Лука обернулся назад, застав тот момент, когда на лице юноши возникла лучезарная улыбка. — Ну всё, я так больше не могу. Я вызываю вертолёт! — А где он по-твоему сядет? — прокряхтела Маринетт откуда-то из-под неё. — Не знаю! Но это лучше, чем сидеть здесь! У нас йога, ты не забыла? — девушка с шумным выдохом вернулась обратно, сдвинув брови настолько сильно, что они стали выглядеть единой конструкцией. — Может, пройдёмся до метро? — с усмешкой спросил Адриан. — Ну уж нет!!! — взвизгнула Буржуа под общий смех. — Я на такси еле согласилась, и вот — результат! Общественный транспорт — это самое отвратительная вещь в мире! Скоро папа подарит мне машину, и мы больше никогда не будем стоять в пробках! Никто не стал говорить Хлое, что дорога едина для всех. Все просто откинулись на спинки сидений и попытались найти в создавшейся ситуации умиротворение. Слишком хорошим выдался день, чтобы тратить нервы на такие мелочи. Усатый мужчина за рулём меланхолично покачивал головой в такт льющейся из приёмника мелодии о двух возлюбленных, за окном светило приятное морозное солнце, а по воздуху расплывался запах ванили. — Господи, кто чем-то сладким развонялся? — выкрикнула Хлоя во вновь приоткрытое окно. — Я же сейчас умру от голода! — Это я, Хлоя. — Маринетт выудила из сумки бумажный пакет с изображением сердечка и развязала ленту на нём. — Хотела отдать их перед тем как приедем домой, но раз так получилось, то вот. Напекла в честь дня Святого Валентина. Каждый был одарен маленьким пакетиком, заполучив который Хлоя сразу же открыла и вытащила небольшое печенье, естественно, в форме сердца. — Что за краситель? Вдруг у меня от него прыщи пойдут? — Ты полтора года питаешься моим печеньем, ещё ни разу у тебя ничего не пошло, — Маринетт показательно фыркнула, а мадмуазель Буржуа смущённо сморщила нос. — Оно для здорового питания, из свеклы и с мёдом вместо сахара. Чтобы Лука смог его есть. — Спасибо, Маринетт. — Кажется, Лука впервые за этот вечер искренне улыбнулся, проворачивая сердце в руках. — Какая заботливая булочка. — Хлоя всё ещё скептически смотрела на продукт в своих руках, особенно придирчиво после слов о свекле. Но, пожав плечами, она наконец-то откусила первый кусочек. — Ну, сойдёт. — И запихнула в рот почти полностью. — Держите, месье, — одарен был даже молчаливый таксист, тут же оживившийся в искренней благодарности. Тем временем количество автомобилей постепенно уменьшалось, и вот они почти достигли светофора. И надо же было Хлое снова начать говорить. — Вот если бы Ледибаг не провалилась, и не дала мне камень чудес пчелы, я бы вмиг доставила всех по домам! — девушка со светлыми локонами всплеснула руками. — И её бы точно не победил Бражник! Все присутствующие дружно потупили взгляд вниз. Увы, с каждым днём эта ложь всё больше захватывала умы парижан. Поначалу это исчезнувшую с радаров Ледибаг невероятно возмущало. Потом же эта неправда стала необходимостью. Как и говорила в своём интервью, Бражник вполне мог затаиться и придумать новый план, выжидая, когда главная героиня объявится средь бела дня, уязвимая к слежке. Оттого то была мера вынужденная. — Думаете, Бражник и правда победил? — совершенно неожиданно в разговор включился водитель: приятного вида мужчина средних лет, на что мадмуазель Буржуа тут же отреагировала: — Ну конечно! Она и Кот Нуар были такими любезными друг с другом в последние встречи, что я даже не удивлюсь, что Кот спутался с Бражником и предал её. Теперь трое молодых людей вздрогнули. Грудь юноши сжалась от стыда, девушки — от скорби, а парень на переднем сидении почувствовал прилив злости: — Я так не думаю. — Внезапно отозвался он. — Да? А по-моему всё сходится. Не просто так он отдал камень Бродяге, а потом утащил того в неизвестном направлении и больше не появлялся. Как чертовски искусно складывался пазл. — А вдруг он просто не мог иначе и Бражник вынудил его исчезнуть, чтобы обезопасить Леди и всех, кто ему дорог? Тем самым сделав цели Бражника бессмысленными? — Ну, тебе лучше знать. Как-то так сложились звёзды, что не обременённая аналитическим мышлением Хлоя отчего-то догадывалась, что Лука исполнял роль Бродяги. Хоть все присутствующие от этого упорно открещивались. Поняв, что сказала лишнего, она вновь отправила в рот печенье и перекинула ногу на ноги: — В любом случае, мне плевать. — Мадмуазель Буржуа махнула рукой. — Гораздо важнее то, что мы сидим в пробке уже сорок минут! На том конфликт был исчерпан, и Маринетт и Адриан вздохнули с облегчением. Серый «пежо» остановился у поместья, и четверо подростков покинули её, чтобы распрощаться. — Давайте сфотографируемся напоследок, будто мы парочки! — Буржуа всучила айфон в руки бедного месье Франкура, как всё-таки звали водителя, и подхватила Луку под руку. Парень досадно вздохнул, но всё же принял игру и уставился в камеру. Адриан протянул руку Маринетт, и та стыдливо всё же приняла её. — Ну вот, отлично! — когда мужчина скрылся в автомобиле, девушка последний раз сжала грудь парня руками и тут же отлипла: — Всё, возвращаю тебе твоего ненаглядного, Адриан. Надеюсь, мы увидимся на выступлении симфонического оркестра в Гранд Париже? Там будет играть мой парень, Луи. Увидимся же? Когда автомобиль исчез из поля зрения, Куффен смог вздохнуть с облегчением.***
Электронный писк заставил вздрогнуть. Мужчина как мог оглядел комнату на предмет источника звука и, найдя тот в планшете, нервно смахнул очередное прошение об интервью. Никаких интервью. Пора возвращаться к неприступному величию. Очки оказались на переносице, и старший Агрест посмотрел на часы: о, Боже, уже почти девять часов, а Адриан так и не зашёл к нему! Или зашёл? Каких-либо признаков возвращения не наблюдалось, хоть обычно сын оставлял их и, нацепив на себя образ страдальческой доброты, он взял в руки старую трость и побрёл вниз. Куртка на своём законном месте. Ну и мудацкое пальто, конечно же. Этот щенок что, бездомный? Закатив глаза, мужчина всё же почувствовал успокоение: всё-таки при всём его сумасшествии, родительские обязанности и беспокойство от него никуда не девались. Пожелать им спокойной ночи? А вдруг напорется на нечто мерзкое? Для безобразия ещё слишком ранний час, и оттого хозяин поместья таки продолжил свой путь. Достигнув двери, он занёс кулак, чтобы постучать, как вдруг отскочил назад от громкого грохота, точно дверь попытались выломать. — Итак, врач сказал, что тебе нужны положительные эмоции. — Тонкие запястья прижали к двери над головой, а носы оказались так близко друг с другом. — Так ты быстрее вылечишься. К тому же, сегодня праздник. — Кажется, за сегодняшний день я испытал их достаточно. — Это только на сегодня. — Теперь пальцы сцепились в замок на пояснице, подталкивая тазобедренный сустав вперёд. — А тебе нужно работать на опережение. — А отец? — Он спит. Я заходил к нему. — А вдруг… — Лука, ты что, не хочешь меня? Произнесено с беззлобной усмешкой, но выражение лица молодого музыканта заставило замереть в ожидании. Он скривился и закрыл лицо руками. Ну вот, приплыли. Старался, скрывал, и всё коту под… впустую. — Я не могу. — Вдруг выпалил он. Месье за преградой удивлённо приподнял брови. — Хочу, но не могу. Из-за болезни… в последний месяц, как ты отправлял фотографии… у меня перестало получаться. Поэтому не стоит тратить на это время. Я просто доставлю тебе удовольствие, и всё. Хозяин комнаты потерялся в чувствах: услышать нечто подобное он ожидал в самую последнюю очередь. — Ну… ну уж нет! Либо наслаждаются оба, либо никто. — Может, нет, уверен, если попробую я, другой человек, то всё получится. Или Джерси тебе и тут попробовал помочь? — Он предлагал, но я отказался. — Поняв, что прозвучал неубедительно, парень опустил глаза в пол. — Не хотел позориться. Юноша громко цокнул языком: — Я скоро и правда начну ревновать! — Не беспокойся, великий и ужасный Чхвэ Джин Су совершенно точно гетеро. — Мы оба тоже считали себя гетеро, пока, ну… ты сам знаешь. Подожди, это его настоящее имя? — Да, это его имя, и нет, тут совсем другой случай. — Ладно. Я, конечно, не твой мастер на все руки, но всё же кое-что смыслю в помощи. — Обтягивающий худющее тело ремень поддался без особых усилий. — И ты не позоришься. Лука пытался протестовать, но судя по всему, Адриан купировал это в зачатке, так как членораздельная речь прекратилась, заменяясь на редкий шелест. Габриэль прислонился ладонями к двери. Теперь Адриан дарил этому чёртовому Луке свои сладкие стоны, иногда даже получая их ответ. Не опытные мальчишки. Мужчины стонут в редких исключениях. Мужчина со злостью представил, как руки этого неприятного парня, с чёрными, чёрт бы его побрал, ногтями, скользят по идеальной коже его сына, надавливает и оставляет красные следы. А ещё он явно касается его члена и видит разомлевшее лицо. Как же бесит! На его месте должен быть он! Внезапно мужчина одёрнул себя: нет, так нельзя. Он поклялся, что позволит себе овладеть им только в последний перед триумфом миг. До сего момента, — а вдруг что-то пойдёт не так? — любовь Адриана для него — непозволительная роскошь, и он обязан мириться с тем, что оную он дарит другому. И всё заради запасного плана. В любой момент фортуна может оказать милость и позволить ему открыться. Однако какая же тупая условность! — Ничего не получится, Адриан… Звук мокрого поцелуя на груди заставил содрогнуться. Куффен шумно вдохнул через нос, пальцами начав массировать позвонки на любимой шее. Их обладатель вовсе не собирался останавливаться на достигнутом и, довольно усмехнувшись, одарил любовника ещё несколькими громкими касаниями, наконец перебираясь к голове. Он прикусил верхнюю часть левого уха, ладонью же спускаясь ниже уровня расслабленного ремня. — Кажется, он потихоньку твердеет. — Довольно усмехнулся юноша. — Это прогресс, не так ли? — Во-от же… — готов поклясться, под пальцами месье остались частицы дверного покрытия. Он прикоснулся к холодной поверхности лбом, давая себе отчёт, что ему нужно было отсюда бежать. Однако отчего-то он медлил. Дверь точно пригвоздила его к себе как мышеловка, и даже разливающаяся ярость не смогла спасти его. Будто и сам ждал финала. Что это? Неужели, зависть? Никогда Габриэль не завидовал ни единой живой душе! Но его вожделенный ангел стонал не в его губы, не по его естеству перебирал влажными от слюны пальцами. И не ему в итоге достанется главный приз. Уму непостижимо!!! — Ну вот, я же говорил… — Ничего. По мере твоего выздоровления будем тренироваться. Звук стал отдаляться, значит, они окончательно пошли спать. Спугнуть их своим появлением, чтоб неповадно было? Поначалу месье даже начал поворачивать ручку, преисполненный желанием отбить охоту придаваться разврату в его доме, как ни с того ни с сего остановился. Потеряв одно место, они с лёгкостью найдут другое, и не приведи, Господь, это будет заведение с сомнительным статусом, как-то произошло с Пату Дигуа. Нет. Пусть уж лучше всё происходит под его чутким контролем, а там уже сориентируется. Пальцы соскользнули, и мужчина пошёл прочь, рассыпаясь в безмолвных проклятиях. О прямоходящем состоянии также было решено не говорить. Ледибаг, Ледибаг… куда же она исчезла?***
Панацея виновато покрутила головой. Показывая, что её непрерывная слежка за следами Ледибаг вновь не дала плодов. Может, она и правда растворилась? Препараты сменились другими, таблетки из заботливых рук взяты и вкинуты в рот. Как в дне сурка. Сколько уже это продолжается? Шла неделя за неделей. Дни тянулись. Ползли. Истрёпанные и натянутые ожиданием нервы скрипели самостоятельно без всякой игры на них, пусть крашеный ублюдок и пытался превратить их в инструмент. Инструмент управления Адрианом и его отдаления от собственного отца, настолько виртуозно нажимая на самые высокие аккорды, и к своему раздражению получая целое «нихуя». За время ожидания месье научился сдерживаться. Сама суть существования камня Мотылька предполагала молниеносную реакцию на секундный истеричный порыв, чему месье в моменты злодеяний вполне соответствовал. Но сейчас бросаться в полымя было нельзя: слишком зоркий над ним навис коршун. Пришлось менять тактику и переквалифицироваться в существо более терпеливое. И маэстро вовсе не испытывал от этого расстройства. Отказавшись от собственного существа он, кажется, мог достигнуть гораздо большего, беря недруга на измор и наблюдая, как тот чахнет и сохнет. Мальчишка без преувеличения разваливался прямо на глазах, что Габриэль начал опасаться, как бы паршивец не болел ничем заразным. Они лобызались. Почти каждую ночь, что Трубадур отсвечивал в поместье. В половине случаев это оканчивалось примерно ничем, а во второй половине не могло привести к тому, чего Адриан страстно хотел. Однако прогресс имел место быть, раздражая до скрипа зубов. И каждый земной день месье хотелось ему помочь. Но каждый ебаный раз он говорил себе строгое и чёткое «нет». Испытывая боль настолько жгучую, что не помогал холодный душ. Призвать бы сентимонстра, да здоровья в обрез, — так бы месье и мучался, снедаемый желанием и болью, если бы не случай. — Что ж, двадцать восьмое февраля, семнадцать сорок вчера, и… у вас хорошие показатели. Можете попытаться встать. — Женщина лучезарно протянула руки, ожидая, как жадный до движения пациент тут же за них ухватится. Какое февраля? Неужели? Ровно два года назад он впервые опробовал столь желанное тело, забрав его непорочность себе и открыв перед ним мир плотских удовольствий. Как сентиментальная сучка, он помнил эту дату ещё не испытывая угрызений совести к безымянному партнёру, связанному с ним лишь геройством. Пропустив мимо ушей слова медсестры, он на всякий случай переспросил нужную ему дату и поднялся на ноги без помощи. Сколько они уже не были вместе? Неожиданное раскрытие случилось в середине марта, и с того момента столь прекрасное тело стало до боли недоступным. Как же он изголодался по этим ощущениям… стоило ли дать себе один шанс? Только один, в честь праздника? — Сегодня после последних процедур вы можете отправиться домой. У меня есть неотложные дела. — Дела? Но месье! Мне всегда нужно наблюдать за вашим состоянием! — Это лишнее. Я справлюсь. Расходовать веяние Морока ещё и на неё было для него слишком опасным. — Вы хотите акуматизировать кого-то? Такие вечные вопросы стали порядком надоедать. Какое ей вообще дело? Скорее бы от неё избавиться. — Я хочу провести время с тем, кого люблю. Ваша помощь здесь не нужна. Женщина сложила ладони на груди и сжалась. Конечно, она подумала об Эмили, и естественно слова вполне её убедили. Как, оказывается, легко можно помыкать человеком, давя на чувство вины.***
Яркий алый свет озарил угрюмый портрет в холле, когда на лестнице расцвёл призрачный цветок мака. В несколько беззвучных шагов мужчина достиг печального изображения, сразу же касаясь пальцами рамки. Как он вообще позволил повесить сюда этот творческий выкидыш? Как Адриан вообще мог спокойно проходить мимо него и не вздёрнуться от печали? В чёрных облачениях, они оба, каждый по-своему, переживали смерть самого дорого человека с соответствующими выражениями на лицах. Сам того не осознавая, старший Агрест создавал себя атмосферу скорби и отчаяния, заражая ими всё, к чему был причастен. Как Адриан вообще умудрился остаться при этом лучом тёплого солнца? Даже не удивительно, что он решил в конечном итоге сбежать отсюда в школу. И почему месье раньше не замечал этого? Пальцы стиснулись сильнее в порыве сжечь душераздирающее изваяние к хуям. Однако подумав, он всё же огладил золочёное дерево и выдохнул на него сгусток чёрного дыма. Тьма масляных красок разверзлась, осколками опадая на мрамор и являя тающуюся под собой светлую утопию: он и его сын, в том же положении и на том же расстоянии, однако отчего-то казалось, будто были ближе друг к другу как физически, так и ментально. На губах двухмерного маэстро в сиреневом жилете и круглых очках застыло спокойствие и умиротворённость, в то время как лик светловолосого юноши играл ни с чем не сопоставимым искренним счастьем. Взглянув на своё новое творение, мужчина удовлетворённо кивнул и продолжил свой путь, стремительно поднимаясь вверх. Отворив дверь, Морок сразу же запустил внутрь столп дыма, и только потом позволил себе войти. Как тут сразу же обмер. Недоносок смотрел на него круглыми от ужаса глазами, стоя посреди комнаты в трико и футболке. — Я был прав… — хрипло пролепетал он. — Это всё вы! Дым подбирался к нему со всех сторон, и парень в первобытном страхе ступил назад, глядя, как чёрные щупальца оплетают каждый миллиметр просторной комнаты. — Адриан!!! — закричал Лука, когда краска на потолке жалобно затрещала, открывая вид ультрамаринового неба. — Не дыши, Адриан! — Адриан не слышит тебя. Он всего лишь мирно спит. — На всякий случай Габриэль выпустил ещё один столп, отчего Лука быстро зажал себе рот и нос руками. — Как долго человек может обходиться без кислорода? А, Лука? — брезгливо выплюнул месье его имя, блаженно вдыхая морок и убирая трубку в нагрудный карман. Молодой музыкант почувствовал, как трясётся всё нутро. Переломный момент настиг его так неожиданно и глупо. Враг размеренно прошёл в комнату, отпуская ручку вмиг слившейся со стеной двери и подошёл к кровати. Он опустился на её край и сразу же провёл пальцами по юному лицу, большим из них проводя по сомкнутым губам. — Ну же, сделай что-нибудь. Или тебе по вкусу стоять и смотреть? В груди стоящего напротив полыхнула ярость, и всё же парень понимал, что враг пытается играть на его чувствах. Он был не в силах смотреть, как это чудовище касается самого дорогого для него человека, но броситься в полымя он всё же не мог. Мысли не находились: перед глазами мельтешила лишь идея об ударе и глоке-семнадцать, притаившемся так далеко от него. Вдруг мужчина встал на ноги и двинулся в его сторону. — Что ж, — пропел он аккурат в момент, когда трансформация достигла пика, и острые седые волосы, слившиеся с красивой серебряной маской, скрылись под обтягивающей тёмно-серой, окончательно превращая безымянного злодея в родного и привычного Бражника. — А вот я пришёл сюда не смотреть, а для того чтобы сделать Адриана чуть счастливее. Бедный музыкант столкнулся спиной с окном, судорожно зашарив по тому свободной рукой. — У нас сегодня годовщина, хотелось бы отметить её по всем правилам. И, конечно же, с закономерным окончанием. От отсутствия кислорода начала ныть диафрагма, и в голову закралось осознание: победителем ему точно не выйти. Парень ещё раз обвёл комнату в поисках хоть чего-то, что могло спасти его положение и, не найдя оного, позволил себе повернуться к врагу спиной и судорожно выдохнул весь сохранённый воздух на поражающее своей прозрачностью стекло. Габриэль высокомерно усмехнулся. Как вдруг щенок развернулся и, кинув взгляд куда-то за его плечо, яростно завопил: — Скорее, Адриан, хватай его!!! Старший Агрест вздрогнул и молниеносно обернулся назад. К его удивлению, сын всё ещё спал мирным сном. В то время как несчастный у окна быстро черкнул на стремительно исчезающем запотевшем участке подобие кривого треугольника. Не успел Бражник злобно обернуться, мимолётно зацепившись взглядом на пропадающую белизну на стекле, музыкант ринулся в сторону левой от себя стены. Чтобы затем столкнуться с отсутствием двери как данности. Нос и рот снова оказались зажаты. — Умно, юноша. — Громогласно произнесли прямо над его головой, хватая поперёк горла. — Но недостаточно. Сильнее сжимая шею, Габриэль потащил лёгкую жертву в сторону кровати, как бы сильно та не сопротивлялась. Другой рукой он перехватил парня за рёбра, сдавливая их со всей титанической силы и затем с замахом бросая на пол. Рефлекторно выпустив воздух изо рта от удара, парень снова заблокировал доступ к дыхательным путям, что Габриэль тут же попытался исправить, коленом надавливая на живот и пытаясь оторвать сухие конечности от страшного лица. Но парень не сдавался, барахтаясь и ударяя по противнику со всей оставшейся силы всем, чем мог ударить. Скоро начали закатываться глаза, и Лука позволил себе быстро сделать неглубокий вдох, после чего Габриэль обезумел от ярости, выворачивая локтевой сустав в противоположную сторону до жуткого хруста. Парень всем телом содрогнулся от боли, но всё равно не распахнул рта, и тогда месье пришлось впечатать ему кулак в лицо и выдохнуть дым за миллиметры от судорожно шмыгнувшего кровоточащего носа. Челюсть отозвалась дикой болью. На этом пытка закончилась. Отбросив в сторону ударившую его конечность, мужчина наконец встал с худосочного тела и сдержался, чтобы не пнуть его. Он устало опрокинулся на край кровати, рядом с которой швырнул своего соперника, забрался на неё и навис над своей главной целью. Чтобы вскоре примкнуть к желанным губам и страстно смять их своими. Адриан ожидаемо ответил и протянул руку, чтобы, как он думал, коснуться острых скул, как вдруг столкнулся с холодным спандексом. Он распахнул глаза и, увидев над собой чужака, с силой ударил тому в многострадальную челюсть. — Двадцать седьмого февраля, — мужчина ностальгически вздохнул сквозь сомкнутые от боли зубы, — ровно два года назад была точно такая же погода. Хоть что-то в этом мире остаётся стабильным. Юноша дёрнулся всем телом, судорожно пытаясь восстановить расслабленное ото сна зрение и пытаясь сфокусировать его на фигуре, переместившейся на журнальный столик. — Лука?.. — в страхе позвал он. — Как видишь, его тут нет. Зачем нам посторонние? Нечто фиолетовое возвышалось над мебелью и изучало его горящими глазами. От ужаса затылок мгновенно повстречался с изголовьем. — Ты изменился. Стал таким высоким и привлекательным, что я не смог удержаться и пришёл. И были ли в его словах хоть толика лжи? Месье был и казался как никогда искренним, отчего Адриан схватился за покрытое маской лицо и принялся корябать его, вдруг больно оцарапав себя когтями на чёрных перчатках. Над головой разлилось тёмное небо, и юноша понял, что это всё — снова его дурацкий сон. Этот Лука!.. Он настолько впечатлился его ужастиками, что снова опустился до созерцания чудовища в своих снах. — Зато ты остался такой же бледной пародией на Фантомаса. — Едко пожал плечами он. — Стабильность — признак мастерства. — Чего тебе надо? — Как я и говорил в нашу последнюю встречу, — злодей потёр собственную шею, — когда ты меня очень не радушно поприветствовал… — Я старался. — В общем, самую малость: ты мне кое-что обещал. И… — дурная ухмылка, — я пришёл за этим. Адриан брезгливо поморщился: — Не дождёшься. У меня есть партнёр, и это точно не ты. Изменять я ему не планирую… ближайшие тысячу лет. Вот пройдут, приходи. Если, конечно, доживёшь, старик. — Фу, как грубо. Что ж, в общем-то, я предполагал такой ответ. И что, тебе совсем не хочется отметить нашу прекрасную годовщину? — Пожалуй, нет. — Без толики раздумий юноша пожал плечами и встал на пол, указывая в сторону двери пальцем. — На выход. Я хочу увидеть жизнерадостный яркий сон, чтобы проснуться с ясной головой, а не смотреть на… на… вот это. — А что, смотреть на сухую мумию, стоящую одной ногой в могиле, приятнее, чем на статного мужчину, полного сил? — Ха, — мальчишка прыснул. — Уж точно не на мужчину в дурацкой водолазной маске. — Раньше она тебя не смущала. Впрочем… хорошо. Бражник поддел спандекс у стыка между маской и рубашкой, и потянул вверх. Адриан тут же изменился в лице, напрочь сражённый непониманием происходящего. Ткань надорвалась в местах, где в нормальном состоянии была выдавлена бабочка, оставшаяся вдруг на месте, и вскоре мужчина отбросил её в сторону, представ перед мальчишкой в маске-мотыльке и тряхнув растрёпанными тёмными волосами с проседью. До кучи он расстегнул воротник, обнажая шею и ключицы до тех пор, пока позволял пиджак. Юный Агрест неприкрыто уставился на человека, точно увидел его впервые. В реальности так сделать было попросту невозможно. И уж тем более Бражник никогда не представлялся ему не седым. — Так лучше? — Бражник развёл руками. — Раньше тебе нравилось со мной спать даже с маской. Невероятно красив. Красив, дерзок, силён и привлекателен, чёрт его дери! И на кой бес сдался ему этот фантомасоподобный образ? — В… всё познаётся в сравнении. — Юноша как мог противоречил собственным чувствам. — Да ладно? Твой новый любовник настолько хорош? Теперь им препятствовала только кровать. Неожиданно у затылка раздался щелчок. — Как видите, я здесь. — Лука подтолкнул дуло пистолета ближе к чужому затылку. — Детрансформируйтесь. Сейчас же! И не пытайтесь увиливать, костюм не спасёт вас от выстрела в упор. «Вот же мелкий засранец», — подумал Габриэль, оставаясь неподвижным. — Адриан, — парень выглянул из-за плеча. — Акуматизация не может скрыть личность человека, и я видел твоего отца в роли акуматизированного. Я знаю, как тебе больно это слышать, но если мы сдадим его властям, ты станешь ребёнком преступника, и тебя отправят в интернет до совершеннолетия. С тобой там могут сделать ужасные вещи, пока мама или мадам Филидор оформляют опеку, и я не могу этого допустить. Единственный выход… — теперь не только сломанная рука, но и всё тело тряслось в агонии, — это убить его прямо здесь и сейчас. Ишь ты, какой! А присесть он до конца жизни, если всё станет явным, значит, не боится. Месье насмешливо покачал головой, к чему Адриан отнёсся с подозрением. — Чего ты лыбишься? — Да так… — низкий голос приобрёл певучесть, а его обладатель обошёл ложе вокруг, приближаясь к юноше всё ближе, под угрожающим прицелом. — Просто рад, что мы совершенно одни, — и вот он приблизился совсем близко. — Адриан! — И нам никто не может помешать. С этими словами Бражник по-свойски коснулся чужой талии и дёрнул на себя, в то же мгновение впиваясь в губы. И Адриан вовсе не попытался его оттолкнуть. Лука ахнул от ужаса. В неверии он попятился назад, как вдруг совладал с собой и швырнул оружие в своего врага, проклиная себя на чём свет стоит за трусость и то, что не вставил даже одного патрона. Занеся сжатый до белизны кулак над головой, он кинулся к ненавистному уроду, как вдруг… прошёл сквозь них и рухнул на пол. От шока он даже не был способен осознать произошедшее, оттого кинулся ещё раз, но вместо этого снова просочился сквозь два горячих тела, опрокидываясь на постель. Клокочущее сердце начало пропускать удары. — Адриан! Адриан!!! — истошно закричал он, снова пытаясь наступить, но в этот раз сталкиваясь с невидимой стеной. Тело налилось свинцом и потеряло способность к движению. — И всё же ты не ответил, — месье громко отпрянул, — неужели твой новый любовник лучше меня? — Ну… не то чтобы. Ты более опытный и властный. — Облизнув губы, юноша устроил руки на чужой груди, но тут же отпихнул мужчину от себя: — Но всё равно — пошёл-ка ты на хер! — Значит, я лучше? Что-о-ж, это мне очень даже льстит. Итак, два года назад… — Ты растлил меня. — Снова съязвил мальчишка, и не успел месье открыть рта, как он продолжил: — В тот день, когда ты бросил меня, ты должен был принимать, помнишь? — Помню. — Иии следовало отказаться? К такому повороту событий месье не был готов как морально, так и физически, но всё же попытался совладать с собой. — Я испугался. — Серьёзно?! А ты не мог мне об этом сказать?! Мог бы поделиться переживаниями, я бы конечно обсмеял тебя, но в целом вошёл бы в твоё… Кхм, положение. Мы бы поделали друг другу приятно и разошлись. И ничего бы этого не случилось! Ты чёртов асоциальный мудак! Мужчина снова смял эти прекрасные губы. — Да. Но так бы ты никогда не понял своих истинных чувств к тем, кого ты любишь. В очередной раз я бы просто обманул тебя и стащил кольцо. И ты остался бы не только с разбитым сердцем, но ещё с чувством предательства перед своей напарницей. Так что я благодарен своему страху и неумению разговаривать. — Как ты… я только что хотел это сказать! — болезненный хлопок по груди. — Это же сновидение. — На самом деле… я правда благодарен тебе. — Мужчина удивился, а Лука прислушался. — В прошлый раз всё было настолько плохо, что я мог только ненавидеть тебя. Но с течением времени я понял, что… если бы ты не соблазнил и не бросил меня, я бы… не приобрёл всего того, что имею сейчас. Не понял бы, кто на самом деле является моим другом. Не встретил бы любимого человека, а так бы и продолжил боготворить Ледибаг. Я бы никогда не был так близок с отцом. Этого мне не доставало больше всего… я приобрёл намного больше, чем потерял. Так что… можешь считать это благодарностью. Ты заслужил немного приятного. Садись. Мужчина послушно осел на край кровати, на всякий случай удерживая юношу в поле зрения. Незаметно отпихнув в сторону чужие мешающие ноги, а вскоре и всё остальное. — Я помню, что пообещал тебе: «когда-нибудь я смогу отсосать тебе так, что ты забудешь, кто ты». Старик. — «Потеряешь сознание». Уж постарайся. Юноша хотел ответить на колкость, но смолчал, приблизившись и взобравшись на чужие колени. Почувствовав сводящие с ума бёдра, мужчина незамедлительно огладил их, уже представляя сквозь поцелуй, как они будут сжимать его талию. Хочется впиться в них до синяков и дать понять, что они принадлежат только ему! Но вдруг он забудет об одном несчастном касании, и оставит их, подтверждая реальность происходящего? Тогда уёбок на полу имеет полное право обвинить месье во всех смертных грехах. Ловкие пальцы хозяйничали внизу, а близость плоти завели в пол-оборота, чего никогда не происходило раньше, когда Кот Нуар был всего лишь Котом Нуаром. Юноша приподнялся, подставляя под жадные поцелуи грудь. — Да ты уже завёлся… — просипел он, зарываясь в волосы. — Как я понимаю, за два года ты себе так никого и не нашёл? Окрутил бы такого же болвана, как я. — Таких как ты… — мужчина заново усадил мальчишку вниз. — Больше нет. — Ха, это был комплимент или оскорбление? — А что тебе больше нравится? — Знаешь, я немного скучал по этим… препираниям. Скучал, значит. Прекрасный идеал сполз на пол, оставляя укусы и царапины сквозь колдовскую фиолетовую ткань от колена до промежности, резко перепрыгивая на живот и с силой сжимая челюсти. У медсестры явно появятся вопросы. Веки на закрытых глазах дрогнули, стоило произвести губами первое касание. Тут же они исчезли, заменяясь скользкими пальцами, присутствующими там, где то было необходимо. Когти всегда осторожно были отведены в сторону, а затем снова вернулись губы и язык. За прошедшие два года Адриан не то чтобы научился чему-то особенному. Его умения застыли ровно на том моменте, когда Бражник соблазнительно шептал ему подсказки и поглаживал по волосам. Ровно как и тогда мужчина положил руку на затылок, как бы побуждая к активным действиям, пробуждая в мыслях воспоминания о страстных ночах, проведённых с ним. Юноша накрыл его ладонь своей, мягко проникая между пальцев и погружаясь до половины. Мужчина не сдержался от блаженного выдоха. Снова и снова он оказывался в плену, изредка получая свободу, которую ничуть не жаждал. Ладно, пора признать: разница с днями минувшими представлялась колоссальная: здесь не было места смущению и зажатости, Адриан поступал так, как считал нужным, задействуя все подвластные ему орудия пыток от извивающегося горячего языка до щёк. Почти все. — Как видишь, я всё ещё в сознании, — прохрипел злодей, — если ты хочешь «удивить» меня, то должен взять глубже. — Если ты помнишь, меня никогда не хватало даже на несколько секунд. Нет. Моему парню хватает и этого. За что я ему очень благодарен. — Кажется, мы уже условились, что я не твой парень. — Пальцы оплели влажный подбородок. — Глотай и дыши носом. Я буду контролировать ситуацию. Или ты отказываешься от своих слов? — Манипулятор херов. Нет! — Тогда я буду приходить до того момента, пока ты не выполнишь своё обещание, вот и всё. — Ага. конечно. «Буду ждать». — Только если я приду ещё раз, ты точно это сделаешь. — После того как дашь мне. По рукам? Да что ж всех припекло заключать с ним эти договоры по рукам. — «Вырастил такого же манипулятора». — Еле слышно пробормотал месье себе под нос. — Что? — Что? — Невозмутимо переспросил Бражник с замершим от страха за свой поганый язык сердцем. — Идёт. Не отвлекайся. — Точно? Не струсишь? — Нет. Мальчишка фыркнул и вернулся к начатому, заметно елозя на месте. Тогда мужчина остановил его и свалил на постель, накрывая своим телом и сразу приступая к ласкам. Снова это завораживающее зрелище: тонкие ноги раскинуты в стороны, спустя годы всё ещё милое лицо, разомлевшее от жара и страсти, и часто вздымающаяся белая грудь. И не в мечтательных грёзах, а самой, что ни на есть, реальности. Реальность всегда притупляла ожидания сладкого воображения, но только не в этот раз. Габриэль был готов поклясться, что реальный слегка возмужавший Адриан был самой заводящей вещью, которая могла существовать в этой Вселенной. Желания двух людей расползались по комнате, не оставляя места для него, человека, абсолютно здесь лишнего и тлеющего изнутри. Руки прилипли друг к другу, точно стянутые колючей верёвкой, а пространство внутри черепа оглушали стоны. Мелодия души Луки замолкла, став траурной тишиной. Он находился столь близко с кроватью, что спокойно мог разглядеть шрамы на мужском левом плече. И слушал музыку других людей. Адриан судорожно вздыхал и извивался в чужих руках, будто совершенно себя не контролируя. Его нарочито жалобные стоны-всхлипы без каких-либо усилий пробуждали в ослабленном иссохшем теле чувство вожделения, которого они оба так долго пытались добиться какие-то часы назад. Чувствительные уши улавливали каждую вибрацию и троекратно усиливали их, казалось, в сотни раз быстрее скорости звука. Как красиво. На свою беду Лука поднял голову. Чёрные как нефть перчатки проседали в кожу и волосы, пороча их своей чернотой, оттягивая светлую голову назад и губами припадая к кадыку. И парень снова услышал мерзкое дыхание над телом его возлюбленного. Испарившийся как наваждение, мужчина снова возник перед ним, слишком огромный, слишком угловатый для стройного Адриана. Страшно представить, как это чудовище нависало над совсем ещё юным телом два года назад, когда юный Агрест был в полтора раза меньше… Он ничего не может сделать. Он потерялся в чувствах. Адриан выказывал согласие и принимал паршивые действия, и в то же время говорил о святости жизни реальной и нём, своём парне. Для него это всего лишь сон… и можно ли его судить? Кто вообще когда-то боролся в своих снах за мораль и нравственность? Мог ли Адриан изменить ему взаправду? Страдал ли он, занимаясь с ним любовью, что не получал достаточно удовольствия? Как же необозрима человеческая душа. От переизбытка чувств закружилась голова. Воля ли злейшего врага, или голова и правда сгорала от дум, Куффен почувствовал, как теряет связь с происходящим. События меркнут, и увлечённые друг другом люди исчезают во тьме. Он изо всех сил попытался противостоять, напрягая каждую мышцу, но тьма оказалась сильнее. Голоса доносились лишь едва уловимым эхом. До дрожи во всём естестве ему хотелось овладеть этим прекрасным телом. Ворваться в него и двигаться, будто в лихорадке. Но если он даст волю своим желаниям… наутро Адриан обо всём догадается. Или нет? Он ведь, ну, будет это контролировать? — Трахни меня, — соблазнительно пропел мальчишка, облизывая его губы и подливая масла в огонь, — я скучаю по этому чувству. Мелкий паршивец! Невыносимо. Властно приподняв тазобедренный сустав, Бражник перевернул мальчишку на живот и заставил приподняться. Стало ещё хуже. Подумать только, даже сейчас его действия не имели ни капли логики. — Сожми бёдра. — Что? Зачем? — Делай, как говорю. Когда кожи коснулась горячая головка, всё встало на свои места. Он и Лука занимались подобным, но сие действо оказалось обоюдно забраковано. Но не признать, как жарко становилось от соприкосновений плоти друг об друга, было кощунственно. Но месье должен напрягаться лучше. — Хочу по-нормальному. Вот ведь… — Твой партнёр что, совсем тебя не трахает? — Он болеет и пока не может. Я не могу его за это осуждать. А я готовился. Что, зря? Терпеть стало просто невыносимо. Готовился! Как Адриан мастерски доставлял боль одними своими словами! Быть или не быть? Область ниже пояса истошно орала «быть», а извилины понимали, что им придётся напрячься. А если Адриан всё же почувствует? Ха, по такой логике вещей освежёванные руки и ноги уёбка должны гореть от боли после перфоманса в больнице, разве нет? Подстраховаться всё же стоит. Взвесив все «за», Бражник принялся за маленькую упаковку в руках, возникшую из ниоткуда. — О, — протянул он, обернувшись. — Помнится, ты был против контрацепции. — Усмехнулся юноша, бережно разглаживая латекс. — Чего это вдруг? — Наверное, ты об этом жалеешь. — Мужчина же с интересом и не меньшей усмешкой наблюдал за действиями из-под полуприкрытых век, отдав инициативу в чужие руки. — И поэтому твой разум решил исправить ошибку. — Вероятно, так и есть. Пальцы устремились к самому верху, надавливая и поглаживая самым большим из них. И когда всё оказалось на месте, юноша выполз из-под любовника и зачем-то потянул вперёд. — Пойдём к окну. Хочу сделать это у окна. — Мелкий извращенец. Достигнув стекла, Адриан сразу повернулся к нему лицом, прислоняясь ладонями и позволяя мужчине припасть губами к шее. — Хватит меня облизывать, я не твой детёныш. — Охуенно подметил. — Давай уже. — Будет неудобно. Не дорос ещё. — Я и так тебе до кадыка, куда ещё-то расти? Вместо слов злодей вцепился в подвздошные кости и надавил на поясницу. Первое за столько времени его проникновение спровоцировало сдавленный выкрик. Зажмурив глаза и приподняв брови, юноша попытался вцепиться в гладкую холодную поверхность, совершенно не контролируя собственный рот. То, чего он так ждал, свершилось, пусть и во сне. Он не испытывал к этому чёрту ровным счётом никаких чувств, и всё же телом его тянуло именно к нему. Пятки перестали ощущать под собой твёрдую землю, когда лопаток коснулся колдовской спандекс на чужой груди. — Сказал же, неудобно. — Выскользнув, искуситель силой развернул всё ещё лёгкое для себя тело, и когда юноша оттолкнулся ногами от пола, подхватил того под бёдрами. Что есть сил вжимая мальчишку в стекло, Габриэль проник снова и позволил себе сойти с ума. Что-то первородное рвалось наружу, билось об стенки и оцарапывало их своими хищными когтями, заставляя двигаться настолько быстро, что ему самому начало казаться, что, в случае остановки, он просто-напросто умрёт. Юноша позволил себе кричать. Кричать и в мясо расцарапывать спину. Это стало последним, что услышал Лука. Так решил Габриэль, позволяя бедняге окончательно провалиться в забытье. Он увидел достаточно.***
— Ещё я хотел увидеть с тобой звёздное небо. Требовательно проговорил мальчишка, проводя ровную полоску по его предплечью. Он едва возвышался над подушкой, и сидящий рядом на постели Габриэль почти не видел его садистского лица. — Ты не можешь увидеть его с другими людьми, что ли? — отстранённо произнёс мужчина, выдыхая мгновенно испаряющийся сигаретный дым. Он не должен осесть в воздухе и тем более на вернувшейся юноше одежде. — Могу. Но у нас сегодня день закрытых гештальтов, разве нет? — Кто бы говорил. «Перенесём на следующий раз». — Тц, не очень-то и хотелось. Отвернулся. Кажется, раньше он не позволял себе такое поведение. — А ты будешь ждать следующего раза? — Нет. Мне и за этот будет стыдно перед моим парнем. — Ты что бы, не стал изменять ему в реальности? — Ни за что! — Оно и видно. — Ещё один выдох под злобный удар по рёбрам. — Тебе явно понравилось. — Понравилось. Но если ты явишься мне в реальности, я тебе яйца оторву. Или голову: «Что тебе больше нравится». Ответа не последовало, и мужчина подхватил валяющийся аккурат рядом с бирюзовой головой пиджак и закинул себе на плечо, сминая сигарету в кулаке. — Тогда прощай, Кот Нуар. — Прощай. — Без толики сожаления пропел Адриан, глядя прямо в голубые глаза. Последний раз изучив окружение на предмет упущений, месье удовлетворительно кивнул, после чего поднёс руку к груди и, взяв нечто невидимое, вытянул её. Адриан вмиг растерял чувства, сваливаясь на постель без сил, а ставший видимым чёрный дым устремился к ладони, скрываясь в проявившейся курительной трубке. И даже ушлёпок вернулся на своё место. На этот раз он поработал на славу, просчитав всё до миллиметра. Вот только… его любовь клялась в верности другому. Будь Габриэль нормальным отцом, он бы поощрил праведность мысли и стал считать его лучшим человеком. Но Габриэль не был нормальным. А его преданность играла против него. Стоило ли переубедить его? Но тогда ему снова нужно будет окунуть своего ангела в порок и снова воспользоваться акуматизацией. А вдруг он сможет наконец признаться ему и увидеть, как отнёсся бы к ситуации с Эмили? Как и предполагалось, он вновь находил причины лечь с ним в одну постель. Развернувшись, мужчина хотел покинуть злосчастную комнату. Его миссия закончена. Как вдруг обратил внимание на окно. Какая в корне невероятная и ничтожная сила! Всесильный подобно высшему существу, он мог крутить людьми и предметами как ему вздумается, но стоило ему упустить из внимания важную деталь, как держи: всё окно зияло полосками и разводами от взмокшей кожи, даже ладонь месье увековечилась, как в злоебучем «Титанике». Глупо моргнув, мужчина уставился на весь этот ужас. Наконец придя в себя, Габриэль принялся тихо материться, разыскивая кусок ткани побольше. Не найдя ничего подходящего, он стащил с шеи платок и начал старательно натирать стекло, к бешенству провоцируя новые и новые следы, теперь уже от ткани. Шумно выдохнув через нос и одними губами произнеся нечто страшное, он стал тереть и дышать ещё сильнее, чтобы вскоре психануть и сходить за специальной тряпкой. В углу рамы ко всему прочему красовался неровный треугольник, неизвестно для чего существующий, и месье стёр и его, злобно пшикнув на него средством и понадеявшись, что к утру запах выветрится. Со стороны кровати послышалось неразборчивое бормотание, чего Габриэль сильно испугался и поспешил поскорее исчезнуть. Лишь на миг зависнув у выхода.