Дневник гея

      Информация, свалившаяся на меня с лёгкой руки Эскиля, выносила мозг. На какое-то время я лишился способности думать о чём-либо другом.       Я понимаю, что сам факт того, насколько меня это всё волновало, уже должен был дать пищу для размышлений — почему?! И если быть совсем откровенным, такое направление мыслей пугало больше всего.       Это всё могло означать только одно — мои чувства к Эвену отнюдь не пустой звук. За короткое время это приобрело колоссальные масштабы. Но что-то внутри меня настырно противилось. Какой-то жалкий голосок мерзко нашёптывал: «Ну зачем тебе всё это, у тебя и так куча забот…» Я даже упорно избегал называть это своим именем. И от этого становилось ещё паршивее.       Ну вот в самом деле, для чего я раздумываю о том, что сообщил Эскиль? Для чего я вообще завёл с ним этот разговор?       Эвен женится, у него на это свои причины. А у меня — своя жизнь. Мне, между прочим, ещё учиться предстоит…       Если я и правда хочу добиться от Эвена чего-то, то стоит определиться: для чего?       Разумеется, если бы он не был ничем связан и был волен распоряжаться своей жизнью как заблагорассудится, то мой ответ был бы прост. Я бы сказал, что можно попробовать быть вместе до тех пор, пока нам этого хочется. Но моё «быть вместе» не подразумевает жить вместе и уж тем более давать обещания на всю жизнь. Во всяком случае, пока я на это не готов… кажется…       Да если бы даже и так! Даже если бы я был на всё это готов… что я, в сущности, могу ему предложить?! «С милым рай и в шалаше» звучит здорово только в сказках. А я… что я? Я на иждивении у родителей, я, конечно, планирую работать, но… это ведь… просто дополнительный заработок, который никогда не сможет обеспечить достойную жизнь даже мне одному.       А Эвен?.. Он, как любой золотой ребёнок из достойной семьи, наверняка вообще не задумывался о возможности зарабатывать себе на хлеб, разве что в отцовском бизнесе, да и то, скорее, для имиджа.       И получается, что все мои мысли — это переливание из пустого в порожнее. Я ведь даже не готов… Да ни к чему я не готов!..       Выходит, нужно смириться?.. Провести эти незабываемые, словно украденные из чужой счастливой жизни, дни вместе, а потом…       И навсегда для себя усвоить, что жизнь — это одна большая несправедливость. И не стоит даже пытаться с ней спорить, таким, как я, всегда достаются лишь объедки с чужого стола.       Но как же погано становилось от этих мыслей! Получается, я всю жизнь борюсь за место под солнцем, пытаюсь доказать, что я вовсе не неудачник, но как только справляюсь с какой-то очередной проблемой, заботливые небеса тут же преподносят мне новую свинью! Ну чтобы, наверное, я не заскучал.       Я ведь вовсе не просил большой любви!       Ну вот, наконец-то… я хотя бы мысленно произнёс это слово…       Да! Я не искал ни любви, ни счастья! Моя жизнь устраивала меня! Такая, какой была!       Хотя чему я удивляюсь?! У меня же всё всегда через жопу! Если семья, то не как у людей! Если ориентация, то тоже не от мира сего! Если любовь… Бля…       Я ведь теперь уже не смогу жить, как раньше, возврата к прежней жизни нет! А начинать новую… С чего?! С того, чтобы навсегда потерять человека, ставшего почти смыслом жизни?!       А может, я… и правда… всего лишь трус?.. Ну решаются же другие люди на какие-то серьёзные поступки?.. А я вечно всё анализирую, прокручиваю в голове и чаще всего прихожу к выводу, что цель не стоит средств… Я и правда — тупой прагматик и пессимист.       Из задумчивости меня вывел довольно болезненный тычок под рёбра. Я дёрнулся и сердито уставился на Юнаса.       — Слушай, Исак, так дело не пойдёт, — покачал головой друг, — мне совершенно не нравится твоё отсутствие среди живых людей. О чём ты думаешь?       — Обо всём понемногу, — вздохнул я, — и в то же время ни о чём. Забей. У меня голова большая и пустая, вот в неё и лезет всякий мысленный мусор, — попытался отшутиться я. Но, подняв голову, понял — Васкес мне не поверил. Он ещё с полминуты сверлил меня взглядом, потом просто пожал плечами.       — Я просто подумал… ну… что у тебя с Эвеном что-то не так, — Юнас замялся, он не слишком любил совать нос в чужие дела, только мои дела, как видно, особенные. Он снова пожал плечами, потом добавил: — Просто мне кажется, Эвен озадачен твоим поведением не меньше.       Я поднял голову и встретил совершенно потерянный взгляд Эвена, который, впрочем, он тут же отвёл в сторону, тоскливо уставившись куда-то за горизонт.       Мы, как и почти все пассажиры, находились на палубе, наблюдая за приближением полоски суши, которая сейчас уже вырисовывалась во вполне симпатичную набережную.       Чёрт! На сколько же я выпал из реальности? За это время я ни с кем не перекинулся и парой слов. А Эвен… он даже не пытался со мной заговорить. Да и сейчас… сидел поодаль от всех и как-то отстранённо разглядывал свои руки, поворачивая их то ладонями, то тыльной стороной.       Блядь. Я натуральный ублюдок. Что он, должно быть, сейчас чувствует… Он ведь впервые провёл со мной всю ночь… А я… после такого волшебного утра… вдруг замкнулся в себе, да к тому же ещё, как пить дать, хожу уже полчаса со зверской рожей. При этом даже ни разу не взглянул на него. Чёрт, я действительно трус, а ещё эгоист! Он же ничего не понимает, а возможно, винит себя в чём-то.       То, что Эвен не думает ничего хорошего, стало ясно, едва я сделал по направлению к нему несколько шагов. Он как-то неловко мотнул головой и, резко развернувшись, зашагал от меня прочь по коридору.       Догнать его получилось уже возле самой его каюты.       — Эвен! Да постой же ты! — я вроде не бежал, тем не менее запыхался. — Ну куда ты рванул?!       — Я? К себе в номер, — невозмутимо ответил он. — А вот зачем ты помчался за мной — непонятно.       — Эвен, прекрати пожалуйста, — я старался говорить как можно спокойнее, правда, получалось плохо, — я не знаю, что ты там себе надумал, но всё не так.       — «Не так» — это как? И как, если не так? — спросил Эвен.       Впрочем, в ответе он, кажется, не нуждался, потому что добавив: «Да неважно», он с невозмутимостью индейского вождя открыл дверь в каюту, вошёл и попытался захлопнуть её перед моим носом. Но я успел вовремя подставить ногу, не дав ему этого сделать.       — Нам нужно поговорить, — я взглянул на него почти умоляюще.       Он только пожал плечами. Отпустил дверную ручку и прошёл вглубь помещения. Не дожидаясь особого приглашения, я скользнул внутрь и прикрыл за собой дверь, щёлкнув замком.       — О чём нам говорить? По-моему, и так всё ясно, — как-то обречённо вздохнул Эвен, усаживаясь в крошечное складное кресло, сразу лишая меня возможности сесть рядом.       Что ж, о’кей, не будем нагнетать… Я прошёл и присел на край кровати.       — Что тебе ясно? — я немного растерялся, потому что лично мне и самому пока ни фига не понятно, а ему «ясно», видите ли!       Эвен задумчиво пожал плечами:       — Ну… ты, видимо, ещё что-то обо мне узнал и понял, что тебе всё надоело — это было написано на твоём лице. Ну правда, зачем тебе всё это? — он развёл руками. — Я слишком проблемный для тебя. Впереди ещё неделя круиза, найдёшь себе кого-нибудь получше. Такие, как ты, предпочитают избегать разных напрягов, ставя комфорт превыше всего.       — Написано на лице… — усмехнулся я. — Физиономист из тебя, скажу я, «так себе»… —  было немного стыдно. Ведь, по большому счёту, он всё правильно сказал обо мне. С одной только оговоркой — на сей раз всё по-другому. И чего я уж точно не хочу, так это искать кого-то другого. Ни сейчас, ни потом.       — И всё же я тебя не понимаю, — продолжил он. — Я не навязывал тебе свои проблемы, даже не хотел ничего рассказывать. Делал всё, чтобы тебе было «комфортно», — говоря это, Эвен смотрел в пол, потом отвёл взгляд в сторону окна, лишь бы не смотреть на меня.       — Эвен, я… Ты меня не понял, — я пытался подобрать правильные слова, но получалось с трудом. Что ж, видимо, придётся говорить так, как есть… — Я действительно узнал о тебе немного больше, чем ты хотел. Но это вовсе ничего не меняет.       — Даа? Видел бы ты свои взгляды, которые кидал на меня, — грустно усмехнулся он.       — Я просто задумался и не контролировал себя…       — Вот именно! — воскликнул он, тыча в меня пальцем так, словно уличил в чём-то. — Ты привык всё всегда держать под контролем. Уверен, что все твои милые фразочки отрепетированы сотню раз, все взгляды отработаны перед зеркалом и опробованы на множестве твоих любовников. По тебе даже непонятно — какой же ты на самом деле?! Таких, как ты, называют «профессиональный соблазнитель». И это я очень мягко выражаюсь, — веско добавил он и тут же снова отвернулся.       Чёрт, он читал меня, как раскрытую книгу. И… да, всё это было так, но сейчас, кажется, всё изменилось. Наверное, поэтому я не могу подобрать слова. Такие жизненные ситуации я не моделировал в своём мозгу.       — По-твоему, выходит, что, кроме «потрахаться», меня ничего не интересует? — хмыкнул я.       — А это не так?! — брови Эвена в подчёркнуто удивлённом жесте поползли вверх, и он наконец поднял на меня твёрдый, внимательный взгляд.       Мне стало обидно. И пусть он трижды прав, но… Сейчас, когда я был готов признать, что он буквально «уложил меня на лопатки»… Своими глазами, губами, голосом… Да даже не в этом дело!.. Я просто увидел его и пропал… да, ещё тогда, в аэропорту… потому что почувствовал — он мой, иначе и быть не может. Он — мой, а я — его. Сейчас, вот в эту самую секунду, я вдруг отчётливо осознал, что у меня с самого начала не было никаких шансов.       — Наверное, ты прав, — тихо сказал я. Его брови вновь взлетели вверх. Я сообразил, как прозвучали мои слова, и поспешно добавил: — То есть, я хотел сказать, что ты прав в том, какой я, точнее, каким хочу казаться. Да, пожалуй, меня настоящего не знает никто, кроме самых близких друзей. Но это не потому, что я двуличный и фальшивый насквозь, а потому, что просто не хочу, чтобы кто-то знал… Настоящий я просто жалок. А это, знаешь ли, больно, когда, зная твои слабости, бьют именно по ним. Моё нахальное поведение — это, если хочешь… — я повертел в воздухе руками, подбирая подходящее слово, — своего рода защита от злобного мира. Но… с тобой… я настоящий. Может, только вначале… Хотя нет, даже вначале… Вспомни нашу первую прогулку. И первое фото. И наши разговоры обо всём на свете, — я беспомощно улыбнулся, не зная, что ещё сказать, но потом ухмыльнулся и добавил: — И да, «потрахаться» я люблю. Даже очень. И не вижу в этом ничего плохого! И кстати! Ни разу не заметил, чтобы ты имел что-то против.       Эвен покраснел и смущённо отвернулся. А я почувствовал себя немного увереннее и продолжил:       — Но сейчас речь не об этом. Сейчас я хочу объяснить тебе, что произошло. Да, я действительно хотел узнать о тебе побольше, но ты ничего не рассказывал и… Я даже сам не совсем понимал, зачем мне это… но с самого первого мгновения всё внутри меня восстало против твоей свадьбы. Но чем больше я об этом узнаю, тем лучше понимаю, что этого не избежать. Но я не хочу… Нет, не могу допустить, чтобы всё закончилось вот так… Если ты навсегда исчезнешь из моей жизни, я умру… или сойду с ума, или… я не знаю, я не смогу без тебя, — я понимал, что меня занесло, и разговор пошёл немного не в ту сторону, но остановиться уже не мог. Все разумные мысли куда-то подевались, в голове осталось только одно: «Я не могу его потерять!»       — Почему? — вдруг спросил Эвен.       Я поднял глаза. Он смотрел на меня в упор, но его взгляд был нечитаемым, было совершенно непонятно, о чём он сейчас думает.       Прошло несколько долгих, просто бесконечных секунд. Но я понимал: тяни — не тяни, а отвечать надо. Он хотел, чтобы я произнёс это вслух. Блядь, почему же так сложно-то?.. Сердце загрохотало где-то в горле, а во рту пересохло. Я сглотнул и проговорил:       — Потому… что… наверное… я тебя люблю…       И вдруг мне стало так легко. Словно… Всё словно встало на свои места. Я вдруг понял, что готов и вовсе ничего не боюсь. Как говорил один великий полководец: «Главное — ввязаться в заварушку, а там уже по обстоятельствам…»       Правда, Эвен слегка вздрогнул и отвёл взгляд. Потом усмехнулся:       — Наверное?       Чёрт… это дурацкое «наверно» убило саму суть такой возвышенной фразы.       — Нет… то есть да, то есть… Чёрт, Эвен, я не умею говорить о таких вещах… Со мной такого никогда не было, мне негде было научиться. И… я не требую от тебя ничего, никаких обещаний… Я только прошу, давай не будем решать всё и сразу… — я немного помолчал, но так как он тоже не произносил ни слова, я тихо добавил: — Ответь хоть что-нибудь… — и ещё тише: — пожалуйста.       — Я не знаю, что тебе ответить, — Эвен тоже говорил почти шёпотом. — Прошло так мало времени… ты не понима…       — Вот только этого не надо! — резко оборвал его я. — «Ты не знаешь… ты не понимаешь…» Всё я понимаю! И предлагаю искать выход вместе. Другой вопрос, если ты этого не хочешь… ну… чтобы мы… были вместе… — внезапно моя уверенность куда-то испарилась. — Если ты… меня… не…       И тут моё сердце сжалось. С чего я вообще решил, что Эвен меня любит? Что захочет что-то менять? Что будет достаточно сказать «люблю»… Я кретин! Я просто клинический идиот! Я только напугал его… А возможно, совсем оттолкнул от себя…       — Прости… — забормотал я, — прости, я… наверное, зря это сказал… Конечно… любовь… какие глупости…       Но тут Эвен сорвался с места и через секунду уже сидел на коленях у моих ног и, обхватив моё лицо руками, перемежая слова короткими поцелуями, шептал:       — Нет же… глупенький… как ты мог так подумать… я люблю… так люблю… что, кажется… сердце вот-вот остановится… С самой первой минуты… с нашего первого разговора… ты ни на миг не покидал моих мыслей… Только я… и подумать не мог… что ты…       — Хороший мой… — прошептал я, целуя его в ответ, ещё не до конца осознавая происходящее. — Милый мой… Любимый…       Так странно было говорить такие слова. Но, боже… как же сладко… и совсем не страшно.       — Исааак… мальчик мой… — Эвен потёрся щекой о мою щёку, — люблю… люблю тебя… Боже, я сейчас так счастлив… что же мы с тобой будем делать?.. — обречённо прошептал он, уткнувшись мне в шею.       — Я не знаю, — честно ответил я, — пока не знаю. Но мы подумаем над этим. Должен быть какой-то выход. Не может не быть, — я запустил пальцы в его волосы и прижался лбом к его лбу. — Но мы справимся… Слышишь? Мы обязательно справимся. Вместе. Только не бросай меня… не бросай, родной… я без тебя умру.       — Я тоже не смогу без тебя… Я твой. Ты же знаешь… я уверен, что знаешь… чувствуешь…       Я обхватил его за плечи, притягивая ближе, и вместе с ним откинулся назад, на кровать. В душе разливалось такое тепло, кажется, я впервые в жизни понял значение выражения: «сердцу в груди тесно». Потому что моё сердце вдруг стало огромным и стучало уже где-то вне грудной клетки.       Я вновь и вновь целовал Эвена и никак не мог насытиться его губами. Сейчас всё было словно впервые… Будто заново! Крышу сносило. Но не от банального возбуждения, хотя и оно, что греха таить, присутствовало. Но нежность, невыразимая словами, сквозила в каждом жесте. Объятия — как защита от всех бед и невзгод, поцелуи — как источник жизни.       Я отстранялся, разглядывая его лицо так, словно видел впервые. В какой-то степени так оно и было. Проводил подушечками пальцев по прикрытым векам, очерчивал контур красивых губ и, не имея сил сдерживаться, вновь захватывал их в жадный, жаркий поцелуй. Всё было неповторимо, и именно поэтому хотелось повторять это снова и снова.       Разумеется, постепенно наши поцелуи теряли невинность. Это свойство молодого организма — отзываться на ласку обязательным: «Всегда готов!»       Мы с упоением целовались, пытаясь стаскивать друг с друга одежду, не размыкая объятий, когда у меня в паху завибрировал телефон.       Секундное замешательство, и наш гомерический хохот.       Эвен сполз с меня и просто умирал со смеху, наблюдая, как я пытался выудить мобильник из переднего кармана джинсов, проклиная узкий крой. Брюки и так приходилось натягивать чуть ли не с мылом, а после обжиманий с Эвеном они мне стали явно на пару размеров малы.       Наконец я справился с непосильной задачей и извлёк на свет божий издававший жалобное жужжание телефон. «Жалобное» потому, что это был уже, наверное, двадцать пятый по счёту звонок от Юнаса. Предыдущие я игнорировал, не желая прерывать разговор.       — Ну где вас носит?! — заорал в трубку Юнас. — Сколько можно ждать?!       Я откинулся на плечо Эвена и, присасываясь к его шее, прошептал: — Сколько нас можно ждать?.. — одновременно включая громкую связь.       — Мммм… — тихо промычал Эвен, подставляясь ласке, и с пошлейшей улыбочкой добавил: — Думаю, нас не надо ждать…       И, приподнявшись, принялся исследовать губами и языком мою шею, ключицы и грудь в полурасстёгнутой рубашке. Я едва не застонал и, стиснув зубы, пробормотал:       — Не ждите нас, бро. Мы потом сами по городу прогуляемся.       — Бля, Исак! — взвыл Васкес. — Избавь меня от этих звуков!       После этой фразы Эвен усмехнулся и особенно звонко чмокнул меня в щёку.       — Да пошли вы! — психанул друг. — Мартовские кролики!.. Вы решили всю дорогу прокувыркаться в номере?       — Была б моя воля, я бы даже на сон и еду не прерывался, — ухмыльнулся я, глядя в глаза Эвену, потому что фраза была адресована скорее ему, нежели Юнасу. Друг больше ничего не ответил и, поняв, что с нами бесполезно разговаривать, просто отключился.       — Не прерываясь на сон и еду? — Эвен поиграл бровями.       — Вот именно, — я опрокинул его на постель, вклиниваясь бедром между его ног, и зашептал, как молитву: — Я хочу тебя постоянно, двадцать четыре часа в сутки. Мне тебя всё время мало. Я чувствую себя спокойно, только если сжимаю тебя в объятиях, вот как сейчас.       В подтверждение своих слов я крепче прижал его к себе. Потом провёл языком по шее, от плеча до уха, нежно обхватил губами мочку, перешёл на скулу и наконец прикоснулся к губам. Боже, эти губы сводили меня с ума, пухлые, влажные, со следами прокусов после наших ночных марафонов.       — Твои губы — моя эрогенная зона, — вполне серьёзно проговорил я, — я даже смотреть на них спокойно не могу.       — А на них не надо смотреть, — срывающимся шёпотом ответил Эвен, — их надо целовать, — он невесомо прикоснулся к моим губам. — И ещё, — снова лёгкое касание. — И ещё…       Последнее слово утонуло в глубоком головокружительном поцелуе. Мой язык встретился с его, переплетаясь, лаская. И у меня возникло ощущение, что всё моё тело стало каким-то эфемерным, остались только губы и этот поцелуй. Даже болезненное возбуждение отошло куда-то за грань сознания.       Всё изменилось. Этот поцелуй был абсолютно новым… Где-то… на уровне четвёртого измерения. Такого я не ощущал никогда прежде и даже не предполагал, что в этом мире может быть что-то подобное… В этом поцелуе сливались души, улетая куда-то к облакам, оставляя бренную оболочку на смятой постели изнемогать от желания.       Эвен на миг отстранился, глядя на меня широко распахнутыми глазами.       — Ты тоже это чувствуешь? — прошептал он.       — Да, — чуть слышно ответил я. — Невероятное чувство!       — Люблю тебя…       — Люблю тебя…       Каждое касание стало вдруг необыкновенным. Губы… руки… творили волшебство. Тело словно находилось в невесомости.       Оказывается, это всё-таки огромная разница: заниматься сексом, пусть даже самым головокружительным, и заниматься любовью. Когда каждая клеточка твоего организма кричит: «Люблю!»       Я не смог бы описать последовательность своих действий, на какой-то момент я словно потерял сознание, даже не заметил, когда мы успели раздеть друг друга. Всё было настолько гармоничным. Разум, тело и чувства — едины.       Взаимные ласки, сводящие с ума. Дыхание — одно на двоих.       Стон Эвена ударил по нервам. Я замер, тяжело дыша, и медленно заскользил по напряжённому телу всё ниже. Втянувшийся живот, выпирающие косточки, волоски, уходящие в пах. Потёрся щекой о внутреннюю сторону бедра, а потом обнял губами головку, опустил голову, лаская языком напряжённый член, и отчаянно застонал. Его вкус…       — Постой… — сквозь стон зашептал Эвен, — если ты продолжишь… я кончу прямо сейчас…       — Не имею ничего против, — нежно улыбнулся я.       — Нет… я так не хочу, — возразил Эвен.       И, не дав мне ответить, опрокинул меня на постель, после чего устроился сверху, опираясь о мои плечи вытянутыми руками. Несколько раз повёл бёдрами, так, что мой член потёрся о его дырочку, и приоткрыл рот в немом крике.       Это было уже слишком. Как бы ни хотелось мне изводить его и себя как можно дольше, однако мой организм всё-таки имеет предел терпения. Но тут меня запоздало осенило.       — Чёрт… Родной… — позвал я, срывающимся шёпотом. — Всё необходимое… у меня в каюте…       Мой рюкзак остался у Юнаса. Ну разумеется! Когда я кинулся за ним вдогонку, я как-то не думал о том, что наш разговор закончится бурным сексом.       — У нас есть всё необходимое, — улыбнулся он в ответ, склоняясь и практически касаясь моих губ тяжёлым дыханием: — Я… ты… желание принадлежать друг другу… А остальное… Насколько я знаю, все проходили тщательный медосмотр перед круизом…       — Да… но…       Эвен не дал мне продолжить. Шепнув: «сейчас», он выгнулся, покопался в выставке косметики, на прикроватной тумбочке, выудил какой-то тюбик и ошалело улыбнулся.       — Вот, — он покрутил тюбиком у меня перед носом, — думаю, сойдёт.       Я не стал уточнять, что это за тюбик, поскольку уже сходил с ума от желания оказаться, наконец, внутри него, вновь прильнуть губами к его губам, почувствовать тот же вихрь ощущений и сбрендить окончательно от переизбытка чувств.       Эвеном, видимо, владело то же желание, поэтому он, не долго думая, отвинтил крышечку, выдавил содержимое себе на руку и завёл её за спину, подготавливая себя для меня. Выгнулся, часто задышав, мотнул головой и протяжно застонал.       Я смотрел на него широко распахнутыми глазами, поглаживая его бёдра, и ускользающими остатками сознания понимал, ЧТО за счастье мне досталось.       Эвен выгибался, стонал, кусал губы и был при этом безумно, крышесносно, охренительно красивым. Божество с искажённым страстью лицом. МОЙ Эвен.       Так хотелось вломиться в его восхитительный рот, целовать и покусывать губы и брать его… брать, брать… немедленно, сейчас! Целовать бёдра, проникать внутрь покорно раскрытого тела языком, срывая с губ крики…       Но я боялся разрушить этот момент неосторожным вздохом, неловким движением, старался не шевелиться и даже не дышать. Потому что… Эвен дарил мне ЭТО. Себя, вот такого.       Наконец он со стоном вытащил пальцы и, стиснув зубы, приподнялся, удобнее устраиваясь на моих бёдрах. Поймал мой почти безумный взгляд, торопливым жестом размазал по стволу крем и направил его в себя, медленно опускаясь вниз.       Дыхание рвалось из груди со всхлипами, перед глазами плясали огненные черти, но этого было мало.       Немного привыкнув, Эвен откинул голову, приподнялся и почти сразу же обрушился вниз. Немного сдвинулся, повторил движение и взвился, крича от яростного, острого удовольствия.       Я вскрикнул и, двинувшись навстречу, вливаясь в заданный ритм, с силой провёл по внутренней стороне его бёдер вверх. Ладонь обернулась вокруг его напряжённого члена и двинулась в том же темпе, с той же интенсивностью, и чем сильнее и резче двигался Эвен, тем сильнее и яростнее скользили по стволу мои пальцы.       Через несколько долгих минут, наполненных стонами, Эвен, вскрикнув, дёрнулся, словно пытаясь уйти от моей руки, а потом толкнулся вперёд, в ладонь, склонился ко мне, и я утонул, погрузился с головой в бушующий, штормовой океан его глаз. Он застонал болезненно, тонко и выгнулся, сжимаясь и выплёскиваясь на мои пальцы. Замер на пару секунд, зажмурившись, а потом соскользнул с напряжённого члена и устремился вниз. С чувством провёл языком вдоль и обнял губами, задрожав от всё ещё гуляющих по телу вспышек удовольствия.       Но я, тихо, отчаянно зарычав, потянул его на себя, схватил за плечи и поцеловал так, как хотел, чувствуя свой вкус на его губах, а потом, глядя в его глаза, всё ещё затуманенные после приключившегося безумия, несколькими резкими, сильными движениями довёл себя до разрядки и застонал, запрокинул голову, чувствуя, как семя стекает по пальцам, мешаясь с семенем Эвена.       Он прижался губами к моей открывшейся шее и замер так, впитывая нашу общую дрожь и затихающие стоны.       Мы долгое время молчали, восстанавливая дыхание. В словах не было необходимости, самые главные слова мы уже друг другу сказали.       Я распластался под ним, наслаждаясь его тяжестью, драгоценной тяжестью. В голове было пусто и звонко, и наконец-то, впервые за долгое время, ни одной мысли.       Улыбнувшись, я поцеловал его в висок и потянулся. Рука нащупала что-то на покрывале, я поднял её и уставился на тюбик крема. Изображение красотки, замысловатое название… ниже значилось: «надолго сохранит молодость вашей кожи». Я рассмеялся:       — Ну и крем ты умудрился найти!       Эвен лениво открыл глаза, глянул на тюбик и захихикал:       — Ну, а что? Моя задница и твой член сохранят молодость кожи на долгие годы! Тебе не кажется, что в свете последних событий это актуально. Может, конфисковать его у Сони? Как думаешь?! — он с хитрым прищуром глянул на меня и вновь опустил голову, удобно устраиваясь на моей груди.       Но имя Сони повернуло мои мысли совсем в другом направлении.       — Тебе, наверное, нужно будет поговорить с Соней… — тихо сказал я.       Эвен слегка напрягся. Потом вздохнул:       — Да, наверное… Но я не хочу думать об этом сейчас.       — Я тебя не тороплю, просто… ведь любое твоё решение касается вас обоих…       Он медленно сполз с меня и лёг рядом, глядя мне в глаза.       — На самом деле, — вновь вздохнул он, — Соня хочет этой свадьбы не больше моего. Она была бы только рада, если бы всё решилось другим путём. Но вот моя мама… да и Сонин отец… С ними будет непросто… — он немного помолчал, потом добавил: — Если бы я мог поговорить с отцом… Отец бы меня понял, а мать даже слушать не станет…       — Прости, — тихо проговорил я, — я не хотел тебя расстраивать. Не сейчас. Но раз уж зашёл разговор… Объясни мне… я не совсем понял цель вашей свадьбы.       — Н-ну… видишь ли, мой отец таким образом составил все документы, в том числе брачный контракт, завещание, ну и рабочие договоры, наверное, тоже… словом… в случае моей женитьбы я становлюсь полноправным владельцем всего, что принадлежит моему отцу. То есть… не в равных долях, а… полностью.       — А как же он сам? Ему что, совсем ничего не остаётся…       — Да нет. Он тоже сохраняет свои права. Ну… это… как… тумбочка с деньгами в доме. Все члены семьи туда складывают деньги, и каждый может взять сколько нужно, когда понадобится. Ну… и все доверяют друг другу… Как-то так…       — Д-да… я слышал о таком… — медленно произнёс я, потому что действительно слышал, а точнее, читал об этом. Это тоже связано с психологией, только с семейной. — Но… если честно… я всегда считал это бредом. А откуда у твоего отца такие идеи?       — Ох, это долгая история… — улыбнулся Эвен.       — А мы куда-то спешим? — я улыбнулся в ответ.       — Ну вообще-то я думал, что пока есть возможность, мы будем осматривать достопримечательности.       — Поверь мне, мы всё успеем, у нас почти весь день впереди.       Эвен грустно усмехнулся. Потом перевернулся на спину и задумчиво произнёс:       — С чего бы начать… Наверное, с того, что мой отец в жизни ценил две вещи — работу и детей…