Демон сакуры.

Майя прилетела с отцом вначале в Токио в аэропорт «Нарита», затем они отправились в «Ханэда». Это был аэропорт для внутренних линий. Оттуда осуществлялось множество рейсов на остров Хоккайдо, где и находился Саппоро. Майя жалась к отцу, она робела от обилия впечатлений и потока информации, она терялась в незнакомом ей мире, к тому же впервые в жизни выехала за границу. Ей казалось, что она попала на другую планету. Особенно доставало то, что вокруг говорили на непонятном ей языке, и впервые Майя остро пожалела, что не учила как следует английский в школе. Она понимала, что это международный язык и любой уважающий себя человек хотя бы в малых объемах знает его. Но только не Майя. Она с завистью наблюдала, как легко отец общается и на японском, и на английском, и дала себе слово как можно скорее освоить хотя бы самые необходимые выражения. Она даже купила в аэропорту разговорник, и когда они уселись в самолет, летящий в Син-Титосэ, сразу уткнулась в него и начала старательно заучивать расхожие фразы, типа «Добрый день», «Спасибо», «Как пройти туда-то…» и т.д. Отец с улыбкой наблюдал за ней, но замечаний не делал, и она была ему благодарна за такую чуткость. Майя чувствовала себя не в своей тарелке, так как вдруг осознала, насколько она необразованна, и невольно удивлялась собственной глупости. Она вспоминала, с какой неохотой училась в школе, как игнорировала домашние задания и с каким трудом сдавала экзамены. Ее кругозор был узок, знаний явно не хватало, и это мешало ориентироваться в новом, незнакомом ей мире. «Ну ничего! – думала она, листая разговорник. – Буду сейчас зубрить день и ночь! Выучу и английский, и японский. Папа еще очень удивится моим способностям!» За то короткое время, что они были неразлучно вместе, она окончательно очаровалась отцом. И хотела соответствовать. Ее восхищало все в нем – и манера поведения, и обширные знания по многим предметам, и умение одеваться. Она видела, как легко он приспосабливается к окружающей обстановке, как просто находит язык с незнакомыми людьми, и понимала, что это результат именно работы над собой. И сейчас ее собственная лень в учебе казалась странной и непростительной. Майя жаждала наверстать упущенное. Но ее удивляло, что поведение отца стало немного другим. Казалось, что обычная выдержка иногда ему изменяет. Она не могла понять, в чем дело, и напрямую спросила у отца. Они сидели в аэропорту и ожидали рейс. Он замялся, Майя терпеливо ждала. – Понимаешь, дочка, – старательно подбирая слова, ответил он, – одно дело, когда я любил тебя на расстоянии. Ведь мы совсем не общались. И ты казалась мне уже взрослой, все-таки тебе исполнилось шестнадцать! Но совсем другое, когда мы вместе, и я отвечаю за тебя и перед мамой, и перед собой. Я сам удивляюсь, почему иногда так нервничаю. Наверное, все дело в том, что ты девочка, и мне все время кажется, что заботиться о тебе нужно намного более… нежно, что ли, и тщательнее, чем о сыновьях! Я будто бы иногда превращаюсь в глупую наседку, которая распускает крылья над своим птенчиком при малейшей опасности. Мне самому это странно, но я ничего не могу поделать. – Папа! – рассмеялась Майя. – Вот не ожидала от тебя такого! – Я постараюсь не досаждать тебе своей опекой! – ответил он. – Но и ты меня пойми! Майя кивнула и улыбнулась. После признания отца все встало на места. И ей стало даже приятно, что он так беспокоится именно о ней, что так меняется из-за нее. Это говорило только об искренности его отцовских чувств. В Саппоро они прилетели через два часа. Было утро, но Майя из-за разницы во времени и обилия треволнений и впечатлений чувствовала себя уставшей. Был конец февраля, но на улице стояла настоящая зима. Едва они вышли из здания аэровокзала, как Майя сразу ощутила пронизывающий ледяной ветер и зябко поежилась в короткой новенькой дубленке, которую мама купила ей перед отъездом. – Хоккайдо – самый северный остров Японии, – сказал отец, останавливая такси. – Но здесь отличный воздух, свежий и бодрящий. Сама скоро почувствуешь, какой здоровый климат. Он загрузил багаж, и они уселись на заднее сиденье. Отец что-то быстро сказал водителю, тот улыбнулся и кивнул. – Я постоянно живу не в самом Саппоро, а в Дзедзанкэй, – пояснил он. – Это всего в тридцати километрах от города. Думаю, тебе там понравится. Это своего рода пригородная зона отдыха. Майя не ответила. Она жадно смотрела в окно. Пейзажи ей нравились. Хоккайдо – гористый остров, и это чувствовалось в ландшафтах. Волнообразная линия горизонта иногда сменялась настоящими горами, покрытыми густым темно-зеленым лесом. А когда они въехали на территорию Дзедзанкэй, о чем сообщил ей отец, то она моментально оценила живописность местности. Легкий туман покрывал видимое пространство, и Майю это удивило, ведь воздух на острове, несмотря на близость океана, показался ей сухим и холодным. – Здесь множество целебных источников, – сказал отец. – И многие из них горячие. Сюда ездят лечиться со всей страны. «Наверное, от их испарений такой туман», – решила Майя. Таксист высадил их возле обычного на вид многоквартирного дома, что удивило Майю. Она уже решила, что они будут жить в настоящем японском жилище. Они проезжали мимо аккуратных домиков, выглядывающих из-за каменных, довольно низких оград, и Майя размечталась, что сейчас отец привезет ее именно в такой дом, что они будут жить отдельно, и, возможно, у нее будет свой, пусть и небольшой, но садик. И когда такси остановилось возле четырехэтажного типового на вид здания, она ощутила острое разочарование. Ей на миг показалось, что она вернулась в свой двор. Но тут же Майя увидела разницу. Местный двор был невероятно чистым и ухоженным, деревянные фигуры двух аистов красиво возвышались посередине, каменная горка из разноцветных камней возле них была влажной от бегущего по ней ручейка, у подножия поблескивал крохотный пруд с каменистыми бережками, на вид совершенно естественными. – Летом тут очень живописно, – заметил отец, проследив за взглядом Майи. – Цветники необычайно хороши. Японцы вообще, на мой взгляд, эстеты. Они любят, чтобы перед их взором все было гармонично и красиво, и стараются обустроить пространство в соответствии со своими пристрастиями. Но это в них заложено от рождения, так мне кажется. Они вошли в подъезд. Майю удивило, что дверь открывалась чем-то типа магнитной карточки. На площадке было всего две квартиры, и это тоже показалось ей непривычным. Отец поднялся на третий этаж, лестничные клетки были чистыми, везде стояли живые цветы, и Майя уже не сравнивала этот дом со своей хрущобой и ее вечно грязными заплеванными и прокуренными подъездами. Отец распахнул дверь в квартиру и гостеприимным жестом пригласил Майю входить. Она робко переступила порог. Холл выглядел небольшим. Майя положила свою сумку на пол и огляделась. Теплые пастельные тона отделки сразу ей понравились. – Ты устраивайся, – сказал отец. – Я позже зайду. – В смысле? – изумилась она. – Я живу этажом ниже, – с улыбкой пояснил он. – Моя квартира прямо под тобой. Тут как раз вот эта освободилась, и я снял ее. Решил, что так нам обоим удобнее будет. – Так это все только мое? – обрадовалась она и прижала ладони к запылавшим щекам. – У меня отдельная квартира? Суперски! В жизни одна не жила! Но всегда мечтала об этом! Папка! Ты просто чудо! И Майя бросилась ему на шею. Отец явно смутился, но легко прижал ее к себе и чмокнул в щеку. – Вообще-то это в порядке вещей, – сказал он, – ты уже взрослая девушка, не думаю, что тебе было бы удобно проживать со мной в одной квартире. Они тут небольшие, всего-то две комнаты и крохотная кухня в «одно татами», как тут говорят. – Татами? – повторила Майя незнакомое слово. – На самом деле это матрас для сна, – пояснил отец. – Его тут принято класть прямо на пол, а вместо подушки довольно твердый валик. Но твоя квартира обставлена вполне по-европейски. До тебя здесь жила одна аспирантка из Израиля и все устроила по своему вкусу. Минимализм, конечно, но, думаю, тебе понравится. – И куда она делась? – уточнила Майя. – Уехала до осени по семейным делам, так что пока ты можешь жить здесь, – ответил он. – Устраивайся, позже поговорим. Отец улыбнулся, подхватил свою сумку и начал спускаться по лестнице. Майя растерянно посмотрела ему вслед, затем скинула дубленку, разулась и начала осматривать свое новое жилье. Комнаты и правда были небольшие, но уютные. Гостиная с мягким диваном, компьютерным уголком, состоящим из стола и колонки под книги, с большим телевизором, занимающим чуть ли не полстены, сразу понравилась Майе. Она прыгнула на диван и заболтала ногами от восторга. Ей все еще не верилось, что она будет жить в такой «шикарной» квартире. А Майе она казалось именно шикарной. Она в жизни не видела такой огромной плазмы, к тому же обнаружила на стойке под ней кучу дисков с музыкой и фильмами. Как оказалось, это был не просто телевизор, а домашний кинотеатр, и Майя, быстро разобравшись с управлением, сразу поставила диск группы «Китай». Круговое звучание впечатлило ее, и она начала подпевать: Ну ладно, пока, Мне в облака. Я знаю о том, Что будет потом. После дождя, я… Спальня оказалась совсем маленькой, в нее вошли лишь узкая тахта и платяной шкаф-купе, а кухня была просто крохотной – с двухконфорочной плитой, парой шкафчиков с посудой, столиком возле окна. Но Майя была в восторге. Она быстро разложила свои вещи в шкафу и отправилась в ванную. Здесь имелась душевая кабинка, и она забралась в нее, задвинув матовые дверцы. Сделав воду погорячее, Майя с наслаждением встала под душ. Ей становилось все легче, скованность, робость, внутренний дискомфорт стремительно исчезали. Она уже чувствовала себя как дома и радовалась этому. Когда Майя вышла на кухню, потряхивая влажными волосами, и поставила чайник, раздался звонок в дверь. Она выскочила в коридор. Это был отец. Он уже тоже явно принял душ и переоделся в спортивный костюм. Его мокрые волосы были тщательно зачесаны назад, открывая высокий лоб, и это делало его лицо значительным и волевым. Майя подумала, что отец похож на киноактера и что он очень хорош собой. Ей нравились его густые черные брови и такие же, как у нее, очень светлые голубые глаза. Майя уже успела обратить внимание, как на нее поглядывали молодые люди. Они явно задерживали взгляд на ее глазах. Для японцев такой цвет, конечно, был редкостью, и это придавало Майе уверенности в себе и тешило самолюбие. Она еще больше утвердилась в своем мнении по поводу необычайной красоты своих глаз. – Принес бутерброды с тунцом и коробку с местными пирожными из соевых бобов. Тебе понравится, – сказал он, улыбаясь. – А я уже чайник поставила! – улыбнулась она в ответ. – Вот и отлично! – обрадовался он. – А что это у тебя играет? – «Китай»! – радостно сообщила она. – Ах да, – заулыбался он. – Это же твои любимчики! Майе стало приятно, что он помнит о ее пристрастиях. Они прошли на кухню. Майя деловито застелила столик плетеной соломкой и расставила сервиз из коричневой керамики, который обнаружила в одном из шкафчиков. Она разлила чай и вынула пирожные из коробки. Ее удивило, что они разной формы и очень маленькие. Но ровные разноцветные шарики и пирожные в виде розовых цветов выглядели изысканно. Бутерброды выложила на большое блюдо. Ей безумно нравилось выступать в роли хозяйки, она все делала быстро и аккуратно. Пододвинув отцу чашку с дымящимся чаем, уселась напротив. Вначале они ели молча. Но когда очередь дошла до пирожных, Майя украдкой глянула на него. Он вскинул брови и спросил, как ей они на вкус. – Нравятся, – кивнула она. – Это правда из бобов? Что-то непохоже. – Эти пирожные очень популярны в Японии и имеют общее название вагаси. Но их существует множество разновидностей. Эти, например, называются мандзю, они из пшеничной муки с начинкой из бобов адзуки, а шарики с начинкой из сладкой зерновой фасоли. – Ну, не очень-то они и сладкие, – заметила Майя. – Это да! – кивнул отец. – Японцы вообще приверженцы натуральных вкусов, скоро сама поймешь. – Однако пирожные вкусные! – сказала она. – Особенно с зеленым чаем. – Классическое сочетание, – улыбнулся он. – Рад, что ты так быстро их распробовала. Не всем нравятся местные сладости. – Экзотично, – улыбнулась она. – Но выбор мне кажется странным: бобы! – Ну, это отдельная история! – пояснил отец. – Бобы почитаемы здесь, их даже наделяют волшебной силой. – Да ну! – не поверила Майя и откусила от «розового цветочка». – Дело в том, что, по поверьям, демоны ненавидят бобовые, – начал отец. – Они для них все равно что для вампиров чеснок. В ночь с третьего на четвертое февраля празднуют «Сэцубун» – праздник конца зимы и начала японского нового года, согласно лунному календарю. И именно в этот день из дома изгоняют демонов и злых духов, причем делают это весьма оригинальным способом – бросают вокруг себя соевые бобы. Эта церемония называется маме-маки и сопровождается выкриками «Демоны, прочь! Приходи, удача!». Раскрыв окна, зерна разбрасывают также и перед окном. После обряда каждый член семьи должен съесть ровно такое количество соевых бобов, сколько ему лет. – Как интересно! – оживленно проговорила Майя. – Мало того, существует поверье: чтобы избавиться от присутствия демона в доме, необходимо загнать его в кольцо из обжаренных соевых бобов и замкнуть круг. После чего произнести: «Они-ва-сото! Фуку-ва-учи!» Последние слова отец проговорил нарочито суровым голосом, и Майя не выдержала и прыснула. – Они-ва… что? – переспросила она. – Это и есть «Демоны, прочь! Приходи, удача!» по-японски, – пояснил он. – Сколько ты всего знаешь! – восхитилась она. – Я живу здесь не первый год, – улыбнулся он. – И просто влюблен в эту страну! У японцев очень интересная ментальность, они весьма своеобразны и всю свою жизнь стремятся лишь к одному – достижению гармонии и вокруг себя, и внутри. – Это здорово! Как раз гармонии мне и не хватало в родном городе. По правде говоря, я умиротворялась лишь тогда, когда рисовала! – Кстати, здесь твои картины никому не показались бы странными, – заметил отец. – Когда мы поедем в Токио, а я запланировал такую прогулку на пару деньков, то я тебя познакомлю с одной милой девушкой. Она работает в галерее современного искусства. Покажешь ей свои рисунки. Майя напряглась. Она знала из рассказа матери, что отец вот уже года три как в разводе. Его бывшая жена и двое сыновей постоянно жили в Петербурге. Мама даже проговорилась, что как-то звонила отцу, но попала на его жену, и та вдруг начала ей жаловаться, что ее подло бросили ради какой-то молоденькой японки. И мама сочла нужным предупредить Майю перед отъездом, чтобы она держала ухо востро и ни с какими подружками-японками отца старалась не общаться. – Еще не хватало полюбовниц его в твоих знакомых! – зло говорила она. Но Майя и не слушала. Она считала, что точка зрения матери невозможно отсталая, что каждый имеет право жить так, как считает нужным, и если любовь проходит, то незачем насильно держать человека возле себя. И уж если отец влюбился в японку, то ничего зазорного в этом нет. – И как ее зовут? – не выдержала Майя. – И сколько ей лет? – Ариса, ей двадцать пять, – спокойно ответил он. – Почти Лариса, – улыбнулась она. Отец удивленно на нее глянул и рассмеялся. – Мне такое и в голову не приходило, – заметил он. – Главное, сейчас не назвать ее ненароком Ларисой! Но вообще ее имя значит «величественная». – Красиво, – тихо проговорила Майя. – А ты с ней… – Она замялась, но после паузы все-таки продолжила: – В отношениях? Отец слегка покраснел. Но потом ответил: – Можно и так сказать. А ты возражаешь? – Я?! – искренне удивилась Майя. – Вообще-то это не мое дело! Ты взрослый и сам себе хозяин. Он явно успокоился. – Но разница в возрасте тебя не смущает? – уточнил он, пристально на нее глядя. – Тоже мне разница! – пожала она плечами. – Тебе всего-то тридцать шесть! Вот если бы твоей Арисе-Ларисе было, скажем, шестнадцать, тогда да! – Что ты! – замахал он руками и снова рассмеялся. – О чем ты только думаешь? – Да я так… пошутила, – с улыбкой ответила она. Они помолчали какое-то время. Майя подлила чай в опустевшие чашки и взяла пирожное. – А у тебя как с этим? – осторожно спросил отец. – А никак! – равнодушно ответила она. – Был мальчик из параллельного класса, затем еще один с нашего двора… и еще… случайно на одной вечеринке познакомилась… Но все как-то несерьезно. Так, повстречалась с пару месяцев и пока-пока! А ты интересуешься? – лукаво добавила она и хитро на него посмотрела. – Прости, если лезу не в свое дело! – смущенно ответил он. – Тем более обещал не доставать тебя излишней опекой. Но для меня все равно эта тема волнительна! Как все-таки с девочками сложно! Кто бы мог подумать! И я не могу избавиться от всяких тревожных мыслей! – Ты не волнуйся, дальше поцелуев дело не заходило! Они вообще все придурки! – добавила она. – Даже и говорить-то неохота! – Ясно, – растерянно проговорил он. – Но я безумно люблю Гришу Радугу! – после паузы разоткровенничалась Майя. Отец вскинул брови, на его лице было написано изумление. – Солист «Китая», – напомнила она. – Ах да, – закивал он. – Постер на твоей стене! Ты и сюда его привезла? – А как же! – задорно ответила она, стараясь скрыть свое смущение. Прошла неделя. Майя на удивление быстро освоилась на новом месте. Отец провел с ней два дня после приезда, они даже успели на окончание Снежного фестиваля на центральном бульваре Одори, которым славится Саппоро, а затем вышел на работу, и девушка была предоставлена сама себе. Но Майю это даже радовало. Она обегала все окрестности, полюбовалась местными достопримечательностями, восхитилась красотой водопада Сираито и моста Нисики, изучила близлежащие магазины, накупила кучу всякой мелочи, а отец сразу выдал ей баснословную, по ее понятиям, сумму в триста долларов, которые она по мере надобности меняла на йены, освоилась в квартире и даже начала готовить, причем не только для себя, но и для отца. Носясь весь день по окрестностям, она к ужину обязательно возвращалась домой – а отец сразу выдал ей комплект ключей от своей квартиры – и накрывала на стол. Ей доставляло удовольствие ждать его с работы, кормить, слушать его рассказ о том, что произошло за день, а затем убирать со стола. После ужина они обычно устраивались на диване и смотрели телевизор. Отец бегло переводил ей новости и фильмы, которые шли по программам. Иногда, если он возвращался не слишком поздно, они выходили погулять. Он любил посидеть в одном баре и выпить кружку местного пива. Майя устраивалась рядом на высоком стуле у стойки, пила сок или безалкогольные коктейли и украдкой изучала посетителей. Ей казалось, что она словно в каком-то фильме о красивой заграничной жизни, и даже жалела, что ее сейчас не видят подружки. По родному городку она совсем не скучала и с содроганием думала, что все равно ей придется туда вернуться. Но пока она была здесь и наслаждалась каждым днем. В начале марта резко потеплело. Майя тут же накупила себе весенних нарядов, ей хотелось яркости, и белые, розовые и голубые джинсы, не менее яркие легкие курточки и кислотных рисунков футболки радовали ее. Отец только улыбался, когда она демонстрировала ему очередную обновку. Он не жалел денег, возможно, хотел компенсировать таким образом свое долгое отсутствие в жизни дочери. В один из выходных они все-таки слетали в Токио. Майя знала, что он хочет познакомить ее со своей «пассией», и приоделась для такого случая. Белые, живописно изодранные на коленях джинсы, розовые с черными черепами кеды, сиреневая футболка с черным иероглифом на груди и светло-голубая ветровка казались ей верхом изысканности. Майя полюбовалась на себя в большое зеркало на дверце платяного шкафа, тряхнула волосами и улыбнулась своему отражению. Не то что она очень нервничала перед знакомством с Арисой, но впечатление произвести ей хотелось. Однако когда они прилетели в Токио, она вдруг заметила, что почти вся молодежь одета вот так же ярко и вызывающе, к тому же здесь явно никто и ни на кого не обращал внимания. Смешение стилей также поразило ее. Создавалось ощущение, что каждый одевался так, как нравилось лично ему. Какие-то стили она, правда, узнавала: вот прошли мимо них готы с их типично черной одеждой, специфическим макияжем и обилием символики смерти, вот промчались явно байкеры, затянутые в кожу и длинноволосые, вот идут эмо с их длинными, закрывающими пол-лица челками и в черно-розовой одежде. К удивлению Майи, многие молодые парни и девушки были одеты в настоящую, на вид национальную одежду и держались при этом совершенно естественно. Поняв, что особо из толпы она не выделяется, Майя успокоилась и стала вести себя непринужденно. На такси они приехали в какой-то показавшийся ей древним район. Небоскребы из стекла сменились небольшими, спрятанными за каменными оградами домами. Майя уже знала, насколько дорого жилье в Токио, и наличие собственного дома в этом огромном городе вполне определенно говорило о статусе его владельца. Тем более, как поняла Майя, они очутились не где-нибудь на задворках, а довольно близко от центра. «Может, это и не ее собственный дом, – рассуждала она, стоя рядом с отцом возле кованой калитки, – может, она все еще живет с родителями, и все это принадлежит им». Но, как оказалось, Ариса жила одна. Когда они вошли в ухоженный чистый двор и направились по довольно узкой, выложенной живописными камнями тропинке к дому, она вышла им навстречу. Майя ожидала увидеть японку в традиционном кимоно и с соответствующей прической, но перед ними была современная миловидная девушка в обычных голубых джинсах и свободной рубашке. Распущенные по плечам волосы оказались каштанового цвета, лицо гладким и немного смуглым, миндалевидные глаза без тени косметики показались Майе очень красивыми. Ариса мягко пожала ей руку. Отец их представил. Когда они вошли в дом, Майя с любопытством огляделась. Обстановка оказалась весьма своеобразной, так как наблюдалось явное смешение стилей – присутствовали и явно японские детали, например неизменная ниша в стене с композицией икебана, раздвижные ширмы и циновки на полу, и европейская мебель в виде мягкого дивана и пары кресел, обитых узорчатым гобеленом. Но в гостиной было уютно, Майе там сразу понравилось. Дальше все шло по плану – они пили необычайно вкусный белый чай, ели предложенное угощение, какие-то небольшие печенья, которые Ариса испекла сама для дорогих гостей. Общалась она непринужденно, в основном на английском, отец машинально переводил для Майи. Но поняв, что та совсем не говорит на этом языке, Ариса перешла на русский. Как оказалось, она уже несколько лет изучает его. И говорила вполне сносно, правда, иногда смешно перевирала слова. Майя вновь испытала легкий стыд от своей безграмотности и дала себе слово, что начнет более активно и прилежно учить языки. После чаепития они уселись на диван. По настоянию отца Майя захватила папку со своими рисунками. Ариса, как оказалось, не просто работала в галерее, но и имела диплом бакалавра искусств. Майя необычайно смущалась, ей казалось, что ее «мазню» не стоит показывать такому знающему специалисту, но отец настаивал, и Майя наконец раскрыла папку. Ариса, к ее удивлению, отнеслась очень серьезно к ее работам. Она долго рассматривала каждый рисунок, ее лицо выглядело задумчивым. Майя даже начала напрягаться. Когда последний лист был убран в папочку, Ариса внимательно посмотрела в глаза Майе. Та отчего-то сжалась. – Ты рисуешь духов и… демонов, – вдруг сказала она. – И ты не боишься их изображать. Я даже заметила, что иногда ты проявляешь их сущность более ясно, где-то глаз демона, где-то его рот, а где-то и контуры лица. Ариса старательно подбирала слова, чтобы передать мысль, но Майя уже не замечала каких-то неточностей ее русского. Смысл сказанного поразил, но и насмешил. Никогда ничего подобного она не пыталась изобразить. – Духов и демонов? – изумился отец. – Это навряд ли! Дочка говорила, что просто рисует свое настроение. Так ведь? – повернулся он к Майе. – Да, конечно! – закивала она. – К тому же я, по правде говоря, плохо знаю, кто такие эти существа. Что-то типа падших ангелов? – Это сложные вопросы, – задумчиво проговорила Ариса. – Я имела в виду наших духов и демонов. Я принадлежу к синто, а в этой религии они, как добрые, так и злые, могут вселяться во все что угодно, ведь во всех предметах, и живых и неживых, имеется душа. – Надо же! – пробормотала Майя. – Как тут у вас все… запущено. – Ну почему же! – улыбнулся отец. – Во всем этом есть рациональное зерно. Например, японцы никогда не выбросят старую или сломанную куклу на помойку, что сплошь и рядом делают у нас. – Да-да, – закивала Ариса. – Их принято относить в храм и поручать заботам буддийских монахов, знающих, как правильно провожать в последний путь и людей, и кукол. – А то что? – поинтересовалась Майя. – В старую куклу вселится какой-нибудь злой демон и будет мстить своей бывшей хозяйке? Она хотела пошутить, но Ариса выглядела серьезной. – Именно так и происходит, – подтвердила она. – Ведь куклы – это не просто игрушки. Раньше их создавали для того, чтобы болезни и даже грехи переселялись в куклу, которую надлежало в третий день третьего месяца года бросить в воду или сжечь на костре. – Кошмар! – прошептала Майя и снова открыла свою папку. Она начала перебирать рисунки, стараясь найти в них тайный смысл, который вкладывала Ариса, но ничего такого особенного не видела. – Меня поразила вот эта работа, – сказала Ариса и взяла из ее рук лист бумаги. Рисунок изображал хаотичное смешение серых, бледно-розовых и темно-розовых пятен, словно подсвеченных изнутри солнечными лучами. – Что ты думала, когда писала? – спросила она. – Помню, в тот день я сидела на балконе, был очень красивый закат, я щурилась, и сквозь ресницы заходящее солнце выглядело именно сочетанием каких-то расплывчатых пятен, – пояснила Майя. – Мне захотелось это нарисовать, вот и получилась такая картинка. А ты что видишь? – Лепестки сакуры, – призналась Ариса. – И правда! – поддержал ее отец. – Я вот тоже подумал именно о сакуре. – Знаю, что для японцев это что-то совсем особенное, – сказала Майя. – Это ваше священное дерево, да? – Ты приехала в очень удачное время, – с улыбкой ответила Ариса. – Совсем скоро начнется ее цветение, а это самое волшебное время в году! Думаю, тогда ты почувствуешь, как мы любим сакуру. – Наслышана, – ответила Майя. – Но при чем здесь злые духи? Ведь с ней, по идее, у вас связано все самое светлое и радостное! – Каждый цветок сакуры рассказывает, по японскому поверью, о судьбе ребенка, – начал отец. – Существует легенда: чтобы доказать правителю Сегуну жестокость князя Хотты, смелый старшина деревни Сакура привел к нему своих детей и показал их спины, сплошь покрытые побоями княжеских слуг. Наказанный Хотта затаил смертельную обиду на жалобщика. Ему удалось тайком схватить Сакуру с детьми, он привязал их к вишне и запорол до смерти. С тех пор вишни в Японии цветут розовыми цветами, ведь их окропила кровь безвинных детей Сакуры. – Грустная легенда какая, – тихо сказала Майя и встала. – Я даже представить не могла! Она заметила, как отец во время своего рассказа взял Арису за руку, и решила оставить их наедине. – Ты куда? – удивился отец. – Подышу воздухом, – ответила она и улыбнулась смущенной Арисе. Обойдя дом кругом, Майя обнаружила крохотный, но необычайно живописный садик. По горке из разноцветных камней бежал маленький, но самый настоящий каскадный водопад, дорожки были выложены розовато-серой плиткой, изогнутые низкорослые ели оживляли садик своей густой зеленой хвоей. Майя уселась на деревянную скамью и погрузила взгляд в округлый прудик, образованный водопадом. Фигурка цапли стояла посередине и словно смотрелась в воду. Майя скоро ощутила умиротворение, ей нравилось находиться здесь, и даже то, что будто бы она рисовала демонов, сейчас казалось неважным. Хотя вначале слова Арисы неприятно поразили ее. Но как поняла Майя, демоны в Японии – это не обязательно что-то ужасное и враждебное, по словам Арисы выходило, что они могут жить во всем и даже в этой скамье, на которой она сейчас сидела. Майя улыбнулась этой мысли, показавшейся ей нелепой, но машинально погладила шероховатую поверхность дерева и тихо произнесла: – Я потревожу тебя, дух скамьи, посижу тут немного. Она даже подождала ответа, а потом тихо рассмеялась абсурдности своего поведения. Однако она, хоть и жила в этой стране совсем недолго, уже начала проникаться взглядом на мир японцев, и немного даже стала его понимать. И в принципе в словах Арисы не было ничего удивительного. Ведь Майя рисовала лишь тогда, когда ощущала внутреннее смятение и хотела излить на бумагу свои эмоции. Возможно, это и были демоны, овладевавшие ей в тот момент. Кто знает! В Дзедзанкэй они вернулись на второй день к вечеру. Майя была молчалива и задумчива. Отец тоже неохотно вступал в разговоры, он явно размышлял о чем-то своем. Они расстались у дверей его квартиры. Майя поднялась к себе, приняла душ, быстро покидала вещи из дорожной сумки в шкаф и упала на кровать. Уснула она мгновенно и утром чувствовала себя отлично. Отец, перед тем как отправиться на работу, заглянул к ней. – Как настроение? – спросил он. – Все хорошо, – улыбнулась она. – Чем планируешь сегодня заняться? – продолжил он дежурные расспросы. – Хочу взять папку и отправиться рисовать, – сообщила она. – Надо же! – удивился он, но явно обрадовался. – Знаешь, это твоя Ариса так на меня повлияла, – призналась Майя, и отец даже покраснел от удовольствия. – Она считает, что у меня талант, не один раз мне это сказала. Так что нужно работать! Вот я и решила, что буду ежедневно рисовать. – Умница! – похвалил он. – И вообще, папа, прошу тебя с этого дня общаться со мной исключительно на английском, – серьезно добавила она. – Да я с удовольствием! – засмеялся он. – Хотелось бы и японский изучить, – тихо добавила Майя. – Обязательно! – согласился он и чмокнул ее в щеку.