Терапия

      Бесшумно вхожу в изрядно надоевшую мне спальню Грейнджер. Естественно застаю её спящей, несмотря на то, что сейчас около двух часов пополудни. Одеяло скомкалось где-то в её ногах, спутанные кудри скручены в небрежный пучок. Она дышит спокойно и размеренно, и я зачем-то замираю у постели, наблюдая, как под бледными веками бегают глазные яблоки. Край пижамной кофты в гриффиндорской расцветке немного задрался, оголив тонкую, алебастрового цвета кожу. Чувствуя себя извращенцем, глазею на неестественно худую фигуру ещё с полминуты и только потом аккуратно трясу её рукой.       — Просыпайся, Грейнджер, что снилось?       Она, вяло ворочаясь, с трудом открывает глаза.       — Будто бы я силилась отдохнуть на мягком облаке, но какой-то чмошник меня разбудил, назвав по девичьей фамилии… ах да, кажется, это уже был не сон.       Закатываю глаза, пытаясь скрыть, что доволен проснувшимся в ней чувством юмора, пусть то и направлено против моей скромной персоны.       — Реальность — то ещё дерьмо, ага, — подначиваю я. — И в этой реальности тебе ещё долго предстоит пользоваться «девичьей» фамилией. Думаю, не лишним будет сесть, — демонстративно присаживаюсь в уже привычное кресло. — Нас, конечно, ждёт долгая беседа, но меня изрядно задолбало смотреть на то, как ты лежишь.       Она фыркает, но всё же поднимается. Удобней усевшись в разобранной постели, она проглатывает зевок, стараясь быть серьёзной.       — Малфой, насчет этой беседы…       — О нет-нет-нет, Грейнджер. Даже не думай идти на попятную, мы договорились.       — Я не уверена, что смогу.       — Я же сказал, не веришь мне — доверься Поттеру.       — Что, если то, о чем я могу рассказать, не понравится Гарри?       — Настолько, что он предпочтёт твои интересы моим? Брось! Кроме того, я уже миллион раз объяснил, что не стану нарушать колдомедической клятвы. Считай меня гинекологом своей души. Отбрось стеснение и раздевайся.       — И… — задумчиво тянет Грейнджер, — обнаружив у меня ЗППП, ты не поставишь меня на учёт в кожно-венерологический диспансер для душевнобольных?       — Мне кажется, ты пытаешься выжать из этой метафоры больше, чем следует. У тебя что, роман с Поттером?       Она испуганно округляет глаза, затем отрицательно качает головой.       — Потому что начнём мы всё равно с твоей семьи. И я сейчас говорю о родителях.       — Не понимаю…       — Видишь ли, — достаю из рукава палочку, подметив, что она легонько дрогнула, — зачастую у человека есть три социальных сферы взаимодействия.       Взмахом волшебной палочки рисую в воздухе тройку небольших цветных кругов — зелёный, синий и жёлтый.       — Это отношения с родственниками, — подталкиваю левый круг, и в нём вспыхивает слово «родители» зелёным цветом. — Отношения с партнёром и… детьми. Хотя иногда это две разные сферы, — проделываю то же с жёлтыми кругом справа, подтолкнув его к центру, чтоб он частично пересёк зелёный. — И, например, работа, — соединяю все три кольца так, чтобы они имели общую зону в центре, которую окрашиваю красным. — Мелкие неурядицы, или же серьёзные проблемы, в каждой из областей порождают приступы меланхолии или депрессию, но когда трудности есть по всем фронтам — результатом может стать глубокая депрессия с приступами апатии. Поэтому мы начнём с самого начала. Расскажи о том времени, когда решила стереть родителям память.       — Я не собираюсь…       — Нет, ты собираешься, — перебиваю безапелляционным тоном. — Потому что иначе я положу тебя в стационар.       — Я расскажу о своей семье, если ты расскажешь о своей, идёт? — она протягивает мне руку, чтобы скрепить предложенную сделку.       — Это неуместно, и ты сама об этом знаешь.       — Но только так я смогу быть уверена. Давай же, я никому не скажу о твоих скелетах, если и ты не расскажешь о моих.       Чёрт! Сучка всё ещё предприимчива, несмотря на своё состояние. В какой-то степени это даже вызывает уважение. Что ж… Малфои всегда сумеют выкрутиться, обещать ведь не значит жениться? Нехотя протягиваю руку, взяв небольшую, тёплую ото сна ладошку в свою. Пожимаю её и… Твою ж мать! Руки озаряет светло-голубым свечением. Магический контракт! Блядь! Губ Грейнджер касается лёгкая улыбка, а я едва сдерживаюсь, чтоб не рычать от злости.       — Что ты хотел узнать? — елейным голоском она пытается меня раздраконить.       Только бы не сорваться… Ты профессионал, Драко, успокойся.       — Обливиэйт. Причины, следствия, твои эмоции. Просто начни, а я направлю.       Тяжело вздохнув, Грейнджер закусывает губу. В школе я замечал за ней подобную привычку, но может, мне только кажется.       — Я должна была помочь Гарри найти крестражи. Маму с отцом нужно было обезопасить. В то время я была под сильным впечатлением, узнав о Легилименции и прочих умениях тёмных магов.       — Но ты могла бы просто отослать их подальше, всё объяснив…       — И если бы их всё же нашли, уверившись в том, что я их дочь…       — Нам стоит перестать прерывать друг друга. Ты права, — приподнимаю руки в жесте капитуляции. — Я не собираюсь осуждать или винить тебя. Ты знала, что это необратимо, тогда?       — Нет. В тот момент цель оправдывала средства. Я была уверена, что необратима лишь Авада. В какой-то мере я просто запретила себе думать о них, о возможных негативных последствиях, сосредоточившись на… другом. Возможно, тому виной опыт использования хроноворота…       Задумчиво глажу себя по подбородку. Так или иначе, всем известны невероятные приключения «Избранного и его команды», начиная с их первого курса. В секрете оставили лишь несколько моментов, где троица нарушала магические законы во благо светлого будущего. Но, может, это лишь слухи…       — До этого у вас с родителями были сносные отношения?       — Ну, мы иногда не сходились во мнениях, как и все люди. Но в целом они всегда меня поддерживали. Немногие родители-магглы будут рады тому, что их единственный ребёнок должен принадлежать иному, совсем незнакомому миру. Но, увидев, насколько меня это захватило, они смирились с текущим положением вещей.       — Ты пыталась снять заклинание?       — Это тупой вопрос, Малфой. Конечно я пыталась. И Гарри тоже, и МакГонагалл… После каждого безуспешного случая необходимо было вновь подтирать их воспоминания. В конце концов я оставила эти попытки, убедившись, что мама с папой счастливы там, где есть сейчас.       — Тебе было обидно, что родители способны быть счастливыми без тебя?       — Нет, Мерлин, они же не помнят обо мне! — она бросает на меня яростный взгляд, но через секунду всё же задумывается над вопросом: — Не знаю. Я привыкла винить во всём себя, а не их. Конечно, будь они откровенно несчастливы, я имела бы лишний повод искать возможность вернуть им память… Но родители завели собаку, обосновались в Австралии, открыв там частную практику…       — Так, стоп. Винить себя — бесполезная и глупая затея.       — Да, но… — в глазах Грейнджер появляются слёзы, и это, должно быть, неплохой знак.       — Никаких «но». Ты сделала что сделала. Игра стоила свеч, и они счастливы.       — Но я — нет!       — У всего есть своя цена. Ты знаешь это.       — Ты не помогаешь.       — А я и не должен. Не так, как ты себе придумала. Жизнь — не прогулка в парке аттракционов. Скорее череда психологических травм и их последствий. И в ситуации, которую мы не можем изменить, Грейнджер, следует изменить собственное к ней отношение.       — Мне порадоваться, что собственноручно лишила себя родных?       — Принять. Знай ты, что последствия будут такими, ты приняла бы иное решение?       — Я не знаю, — она опускает голову, впившись пальцами в простынь так, что костяшки белеют.       — Так подумай. В тот момент, имея ту же информацию, за исключением последствий действия Обливиэйта, что бы ты решила?       — Наверное, то же.       — Ведь ты хотела защитить их, верно?       — Да, на девяносто девять процентов я сделала это ради их защиты.       — А на оставшийся процент?       — Мне не хотелось рассказывать им обо всём. Я боялась, что они не поймут, не отпустят меня. Если б не Локонс, я бы не знала о заклятии Забвения и не научилась бы Обливиэйту. Если б не магия, я не была бы вынуждена скрываться в свои восемнадцать… Десятки этих «если» заставляли меня в своё время не спать ночами и бояться… бояться, что если б я рассказала родителям обо всем, они попросили бы меня остаться с ними в мире магглов.       — И ты бы согласилась, — не вопрос, утверждение.       Слёзы всё-таки потекли по щекам Грейнджер.       — И я бы не смогла отказать.       — Гриффиндорские замашки тут ни к чему. Я не вижу ничего предосудительного ни в твоих действиях, ни в страхе принять неверное решение. Но даже если б ты поступила заведомо аморально, мы разговариваем не для того, чтоб делать любые выводы о тебе как о человеке. Мы обсуждаем определённые ситуации, чтобы ты научилась жить с ними.       — Я давно смирилась с…       — Жить с ними, не чувствуя вины.       — Не знаю, способна ли я.       — Мы, кажется, уже решили, что ты в любом случае поступила бы так, как поступила, верно?       — Угу.       Мысли о том, что, зная про случай с Локонсом, она подсознательно понимала возможные последствия, я оставлю при себе. Не обязательно принимать всё сразу. Самообман в небольших дозах может быть полезен для таких как Грейнджер.       — И они в какой-то мере счастливы. Хотя уверен, собака — лишь попытка закрыть зияющую пустоту, причину которой они не способны отыскать. Поэтому, если рассуждать логически, тебе не в чем винить себя. Рано или поздно тебе придётся принять это. Пока просто подумай об этом.       — Что ж… Теперь твой черёд.       — Мой чёред что?       — Говорить о семье.