Помощь из твиттера

      Ночь уже практически переняла свои права на господство и начала укрывать город мягким темнеющим полотном. Как ни странно, людей на улицах появлялось всё больше, они наконец смогли покинуть душные квартиры и дома, наполняя улицы города жизнью и пуская по его венам энергию. Люди любили вечерний, практически ночной Питер по-разному, наслаждался им тоже каждый со своим вкусом.       Прогулки по улицам, время в уютном кафе, парке аттракционов или в клубе – для каждого была своя магия в этом времени суток. Виктория сейчас лежала на своей кровати, отдыхая от очередного рабочего дня, и листала ленту социальных сетей. Правда взгляда она уже несколько минут не могла оторвать от парочки коротких видео, пересматриваемых ею в инста-сториз.       Яникс был в туре с той самой девушкой, Галиной Чиблиц. Вот они сидят в кафе с его командой и держаться за руки; она обнимает его в гримерке перед выходом на сцену, гладит успокаивающе по спине и целует в висок; он, разгоряченный и полный эмоций, залетает в комнату после концерта и, смеясь, кружит девушку на руках, оставляя поцелуи на её лице и шее.       Вика рада за него, ведь сама на той вечеринке помогла парню сделать окончательный шаг на встречу своей любви. Вот только почему так тянет в горле и под рёбрами? Почему дышать трудновато, а челюсти приходиться разжимать силой? Потому, что чувства её вовсе не дружеские, не как к наконец-то исполнившейся мечте повстречаться с артистом.       Девушка не привыкла что-то усложнять, хоть и часто противилась сама себе, но довольно за короткий период времени отходила и принимала свои внутренние ощущения. Вика с теплотой вспоминает их переписки, шуточные поединки на вечеринках, время в кафе и поход по магазинам. Ей греет душу, что выпускной скрашен теперь ещё и тем тайным танцем, скромными, но такими нужными в тот момент объятиями.       Русоволосая и дальше бы хотела общаться ночью, переписываться о всякой ерунде, придумывая что-то на ходу и не боясь быть непонятой. Она, с трудом признавая это, но хотела бы чаще его обнимать, иметь возможность повторить тот танец, а после вечеринки проводить его на самолет, возможно, даже полететь с ним, оказаться на месте той брюнетки.       Но какое теперь хотела бы, если чувства парня направлены не в её сторону? Девушка не хочет, чтобы ему было плохо. Все мы беспокоимся и помогаем тем, кто нам дорог, даже если в результате больно будет нам. Да, Вика далеко не идеальна и вначале у неё были мысли не совсем радужных и хороших оттенков. Они вскоре растворились, так и не обретя отражение в реальности. Зачем портить даже малейший шанс на дружбу?       Именно поэтому она помогала парню, тихо наслаждаясь его благодарностью и подмечая счастливое, практически детское выражение лица. Если он будет счастлив – она будет молчать. Нужно — будет терпеть, помогать, делать всё, для его сияющей улыбки, пусть даже адресована она будет совсем другой.

***

      Темные улицы ночного Петербурга освещаются лишь несколькими фонарями. Причудливые тени мирно спят на зданиях и слегка мокрых от дневного дождя дорогах. Освещение приглушенное, лампы в высоких железных подставках позволяют себе не светить достаточно ярко, а иногда вообще тухнуть, засыпая вместе с улицами.       Линии сейчас словно стали четче, резче, в то же время добавляя предметам загадочности, суровости очертаний. Откуда-то доносился шум музыки, голоса, но звуки были приглушенными, фоновыми, пение сверчков практически заглушало мысли.       Бутылка Джека в руке, расплывающиеся контуры фигур, которые лишь на пару секунд могли стать четкими, но тут же бросались в пляс. Его чувства теперь окончательно приняты и брюнет откровенно зол. Самое время для романтики, прогулок по ночному Питеру, но в его состоянии лучше лежать в кровати и пытаться угомонить бушующее внутри вещество из бессилия и злости.       Э  м  о  ц  и  и    в  с  е  г  д  а    б  р  а  л  и    н  а  д    н  и  м    в  е  р  х .       Вначале было весело, он честно пытался отвлечься, сфокусировать внимание на чём-то другом, в конце концов мысли забиты не постоянно одним Марком. Получилось, но вот уже у края эмоционального пьянства он стал всё чаще отдергивать себя от беглого взгляда по комнате.       Глаза по привычке искали белобрысую макушку с мягкими на ощупь волосами, чтобы проверить, всё ли в порядке, просто чтобы продолжить дальше спокойно отдыхать, а не мучиться от беспокойства. Отдергивал себя потому, что Маркула тут в принципе быть не может, Обла выбрал второе приглашение.       Сейчас Вотяков окончательно понял, что завалил свою финальную проверку и сбежал с вечеринки, как школьник. Ему там не место, предательское сердце рвется совсем в другой клуб, к другим людям, к другому голосу и паре теплых глаз. Он не жалел о сделанном сегодня выборе, разве что чуть-чуть, ведь тогда бы он не смог с уверенностью сказать, что в самоанализе поставил жирную точку после подписи приговора.       Осознание собственного положения давило, заставляя пошатываясь гнуться к земле чуть больше, держаться за стену иногда — нельзя падать. Глаза он закрывал на пару шагов, чтобы быстрее дойти до дома, обмануть разум, вот только обманули его, и далеко не собственные размышления.       Марк стоял перед ним, практически не отличался немного злым, но обеспокоенным взглядом, разве что был немного трезвее. Пара глотков Джека из плена цепких длинных пальцев, бутылка теперь была сжата более бледными. Стекло ещё хранило тепло недавнего тела, но Маркулу было сейчас не до этого, он смотрел в черные глаза напротив и сравнивал счет на рейтинге алкоголя.       Крепкая жидкость обжигала язык и ротовую полость — горло уже давно привыкло. Смелости напиток не прибавлял, но тормоза явно отказывали. В таком состоянии ты практически сразу выполняешь то, что приходит в голову, слова часто необдуманные, их смысл долетает до тебя через несколько мгновений, как и до не менее трезвого собеседника. — Так сильно надоел? – Обла не уверен, что сможет сейчас с первого раза ответить, поэтому всего лишь хмурится и отрицательно машет головой. — Тогда почему избегаешь? Мы же нормально общались, да, я веду себя странно в последнее время, но ты тоже не подарок, - последнее слово было практически выплюнуто в лицо брюнету. — Ты конченый, Марк? – язык заплетается, картинка плывет ещё больше. — Ты меня избегаешь, больше нет того общения, что было раньше. Я больше не знаю, кем ты меня считаешь. — Как иронично, ведь сегодня я именно это и выяснил. А кем я для тебя являюсь, м? — А может ты первый ответишь, ты же так, блядь, уверен в себе, - толчок в плечо, практически случайный, необдуманный. — Зачем? Ты, значит, уже не уверен, да? – со стороны могло показаться, что два детсадовских ребенка выясняют отношения, если, конечно, не видеть двух взрослых парней, их напряженные лица, и не брать в расчет пьяные голоса обоих. — Уверен лишь в том, что тебе шлюхи всякие важнее меня, небось уже и душу им изливаешь, открываешься им, как мне раньше. Ты любой или есть одна, которая выслушает, расставит ноги и молча уйдет? — Ты пьян, Маркул. Несешь бред, послушай себя, - отходит от опасно-близкого расстояния на пару шагов и разворачивается немного вбок, чтобы не видеть этих глаз, не сорваться и не потащить пьяное тело домой, плевать на ссору и глупые слова. — Бред, отлично, иди к размалеванным девками, нахуй тебе не я нужен и мои чувства, - Марк тоже отходит, смотрит только из-подо лба и упорно делает большие глотки старины Джека. — Ты прекрасно, блядь, знаешь, что я тебе-то смог довериться через себя, такой вот я, но упорно продолжаешь заливать про шлюх. Пей меньше и думай, что говоришь, хотя бы пытайся. И что за чувства? – Назар не выдерживает, опять сокращает расстояние, кричит практически в лицо, глаза в глаза. — Тебя, сука, не касается,- блондин не отстает, со злостью шипит не хуже дикой кошки, но не отстраняется, не смеет проиграть в этой безмолвной и мнимой борьбе. — Ещё как касается, мы же друзья. — Да ну, а я вот не уверен в нашей «дружбе», - отходит на пару шагов и опирается руками в колени, нужно унять головокружение, успокоить злость и какую-то противную обиду. — Иди и ври своим бабам, мне вот только не нужно, - резко вскидывает голову и не отпускает взглядом пойманный взор черных глаз. — Если ты так не уверен, то иди к своему Мирону, или в ком ты там не сомневаешься. Давай, вперед, а я не вру, понял,- на последней фразе пальцы цепляют подбородок и через глаза пытаются приклеить смысл сказанного словно в подкорку, чтобы даже возражений не возникало.       Картина перед глазами практически темная, они стоят за пару метров до перекрестка, в каком-то темном проходе на узкой улице. Внезапно тьма заполняет, сжирает оставшиеся участки света, боль молнией прошивает скулу и нос.       Белый шум в ушах и немного возвращающееся зрение, он не понимает, бьет в ответ. Попадает, кажется, в бровь, потом чувствует ответный удар. Уже не важно куда прилетают вспышки боли, круговорот не остановить.       Назар чувствует, как злость в его чаше постепенно переливается и выплескивается, ударами падает на лицо и другие участки тела Маркула. Костяшки ноют, но он не может сдержать практически звериного оскала, рычит и бьет, не замечая таких же остервенелых ответов. Сейчас парни практически не чувствуют боли, только злость, только эмоции, страшные взгляды и скривленные губы.       Марк кашляет кровью вперемешку со слюной от злости, бьет, не обращает внимания на боль в сбитых костяшках. Рычит не хуже дикого зверя, бросает яростные взгляды и, не выдержав, хватает брюнета за футболку, сжимает ткань в кулак, замахивается и бьет чуть ли не со всей силы. Назару кажется, что из реальности он точно выпал, ведь темнота захлестывает его с головой и он не может даже беспомощно схватиться за что-то.       Пальцы пытаются захватить олимпийку Марка, но лишь слабо скользят по ней, кончики пальцев невесомо проезжаются по скользкой ткани. Тишина полностью оглушает, он даже в порыве злости не замечал звуков в их драке. Черные глаза закатываются за белок, шея со всей силы, чуть ли не до хруста выгибается назад. У Марка перед глазами всё словно в замедленной съемке, алкоголь и непонятно откуда резко накативший страх парализуют его, мешая дышать. Блондин не может протянуть руку, не может схватить, видит, как тело друга летит на встречу каменным плитам.       Голова Вотякова откинута, он же точно проломит её и простым сотрясом вряд ли отделается, если не откинется прямо на месте. Проходит всего пара–тройка секунд, для Назара в разы меньше, он не чувствует времени, лишь медленно окутывающую сознание темноту и противные лапы на своем теле. Морозное дыхание чувствуется на шее, порождая на долю секунды липкий страх, потом он летит практически в колодец бездны.       Блондин не ощущает в это время собственного тела, он и во время драки его практически не чувствовал, не контролировал, теперь он просто смотрит на свои действия словно со стороны. Всё что он может — наблюдать собственными глазами и слышать пару мыслей в голове, пока одна рука прихватывает украшения друга на шее, а вторая мертвой хваткой цепляется за руку.       Дергает он слишком резко, они заваливаются назад и Назар всё-таки падает, но теперь всего лишь на колени. Вотяков даже не падает, больше безвольно съезжает и дышит тяжело, глубоко. Казалось, страх должен немного отрезвить, прекратить это бессмысленное выплескивание собственных эмоций друг на друге. На деле же Назар собирает непонятно откуда взявшиеся силы, которых теперь, наверное, вдвойне больше и валит Марка на плиты. Адреналин, выброс энергии в кровь.       Перед глазами словно шторм, его шатает, фокуса нет, но парень упорно вбивает носки новых кроссовок в чужие ребра. Кислород сейчас в дефиците, он практически задыхается, чуть ли не физически ощущает хрипи блондина внизу, нужно остановиться, только остановиться. Внутри он повторяет это как мантру, практически кричит в голове, ещё пару раз попадая ногами в живот.       Назар откидывает голову назад, тот же сразу сгибаясь пополам от боли и широко распахивая глаза. Чувство небольшой победы маячит где-то на периферии, сейчас главное, что Маркул дышит, не убили друг друга, вроде всё закончилось. Вот только Обла до конца, до последней капли выплеснул свою злость, Марк — нет.       Именно поэтому он тянет парня на себя, также лежа пинает ногами и пропускает жесткий ежик волос через пальцы, чтобы финальными мазками практически окончательно добавить страданий и так кровавому месиву на лице друга. Пару раз приложить головой о плиты, не сильно, уже отходя; вытереть руку о чужую футболку и начать ощущать собственное тело.       Злость, словно наевшаяся до упора тварь, лизнула его щеку и уползла далеко вовнутрь, позволяя вновь руководить собой, контролировать собственные конечности. Крови везде было полно, дышать больно, на лице — месиво, под олимпийкой, скорее всего, будет куча синяков, отметин и гематом.       У Назара картина практически такая же: лицо разбито, всё тело ноет, сильная боль в носу, в районе септума, заставляет на минуту сморщится и упереться лбом в холодные камни. Больно, везде больно, обидно. Взгляд теперь не фокусируется вообще и он закрывает глаза, чуть ли не молясь всем богам, чтобы со зрением всё было в порядке. Он не вывезет, если иначе.       Вероятно, его слышат, где-то решают смиловаться, проявить жалость, ведь через несколько минут он может фокусироваться, на пару секунд, правда, но это уже пустое, всё алкоголь. Вотяков слышит своё хриплое дыхание и будто понемногу двигающиеся ему на встречу другие звуки, опять не заметил их пропажи.       Марк с кем-то разговаривает, уже даже стоит, опираясь на стену, с дрожащими ногами, но стоит. Мирон, имя четко слышно из практически бессвязного потока. Назару даже практически не жаль поначалу Марка, его крови и нанесенных ударов, но потом вина всё-таки захлестывает с головой.       Глупые чувства, глупый Назар, глупое желание окончательно допинать себя, чтобы больше ничего не мог, отключился и вернулся в такие уже знакомые за последние минуты ощущения тех самых мерзких лап на теле. Он был готов чувствовать липкий страх, влажное холодное дыхание и слизкие конечности, оплетающие его и тянущие на дно колодца.       Почему-то вспомнилась девочка из звонка, Самара. Да, пусть она унесет брюнета на дно того жуткого места, пусть утопит, убьет там, далеко и недосягаемо. Пусть измучает страхом и доведет до остановки сердца, чтобы только не чувствовать всего, что он пропускает через себя сейчас. Он не хочет сжимать зубы от вины, а потом тихо шипеть и поскуливать от боли во всем теле, в голове.       Та самая бутылка Джека возле руки, там ещё что-то осталось, не так уж и мало, на самом деле. Он льет алкоголь на лицо, до крови впиваясь в ладонь от боли, но хоть малейшая дезинфекция. После поднимается на ноги и допивает оставшиеся пару глотков, Вотяков держится рукой за здание рядом. Мотает головой, когда Маркул хочет подойти к нему, и слышит болезненные обрывки фраз.       «… не, дружище, всё в порядке.. нормально всё… сам доберусь… да, спасибо, ценю…»       С одной стороны он не рассказал ничего Федорову, что льстит на задворках сознания. Откровения всё ещё только со мной, да, Марик, хотя и в такой форме? Но всё же он говорил, что эмоции берут в нем верх. Он пытался следовать совету Вики, держаться, не отпускать контроль ради этого белобрысого. Что делать, когда Марк сам и сорвал все эти петли и цепи?       Опять мотает головой, чуть выставляет руку вперед, мол не подходи, сказал же. Брюнет отшатывается на пару шагов назад, чуть на падает и разбивает бутылку в метре от Маркула. Не хотел он кидать в него, лишь предупредить.       Последний взгляд темных, поблескивающих в отголосках света, глаз, направлен на кофейные, но более теплого оттенка. Маркул сглатывает и смотрит в спину шатающегося, по упорно не оставляющего попыток идти самому, друга.       Ему же не показались отблески влаги на лице Назара? Определенно нет. Назар же крепко жмурится и пытается выровнять дыхание. Он надеется, что его слабости не заметили, хоть о ней и хочется крикнуть блондину в лицо.