Помощь из твиттера

      Солнце медленно катится за пестрый горизонт разноцветных питерских крыш. Его яркие красные лучи отчаянно цепляются за верхушки домов, пытаясь урвать себе ещё немного времени, а городу подарить последние крупицы света. Оно, как и принято, уже с привычным раздосадованным вздохом-ветром отдает бразды правления теням и позволяет себе наконец-то заснуть, укрытое плотным покрывалом звездного неба.       Уже седьмая ночь, седьмой сон проходит с момента отчаяния и злости двух друзей с одинаковой проблемой. К концу подходит седьмой день залечивания ран и игнорирования всех вокруг, седьмую ночь брюнет в своей квартире будет запираться ото всех и полностью игнорировать прилетающие на телефон уведомления, каждое из них — не то, не от того человека.       Уже седьмой день Марк пытался держаться, не выдать себя и тщательно придерживаться созданной им иллюзии. В офисе БМ он не появлялся первые три дня, наивно мечтая спрятаться здесь пока в душе всё не утихнет, вот только маленький шторм страха, отчаяния и беспокойства со временем перерастает в зияющую черную дыру. Она медленно высасывает из груди Марка жизненные силы и желание выходить за пределы своей личной клетки в преисподней. Когда Мирон злой и обеспокоенный появился на пороге его квартиры, то он понимает — завтра дома сидеть не получится, хватит прятаться. Океаны в глазах друга темнеют, он отсюда видит: как бушующие волны страха за близкого разбиваются о скалы и причиняют боль мужчине; как молнии злости и неизвестности делают в его сердце дыры, заставляя страдать.       Федоров слушал неохотные ответы и оборванные фразы о том, что подрался с каким-то парнем по-пьяни, что он уже и сам не помнил почему. Мирон слушает, кивает, делает вид, что понимает «бывает, брат, только не нужно брать это в привычку». Вот только Марк по глазам видит, что ближайшее время от родительского контроля ему не отделаться. Мужчина имеет, как говорят, орлиный нос, но Марк не по наслышке знает, что и взглядом он не отличается от хищной птицы. Глаза пронзительно смотрят в душу, если орел за несколько километров способен видеть добычу, то Мирон сквозь все твои самые прочные стены и маски рассмотрит твою душу и почует состояние струящейся боли и кровавых ран внутри. Маркула он знает ещё с детства, поэтому тут даже всё в разы проще, парень будет ещё долго ощущать на себе внимательный, следящий взгляд и обнаруживать друга поблизости в любой подозрительной тому ситуации. Не отвертеться, слова — пустое. Он хлопает по плечу, тут же извиняясь от причинённой боли и делает вид, что поверил, хотя они оба знают, что это не так.       С тех пор в офисе блондин отшучивается, тактично отказывается от помощи и под суровым взглядом Жени и Димы всё-таки соглашается сходить в аптеку за лекарствами. «Быстрее заживёт, Марк, ты же не хочешь светить своей разукрашенной физиономией на людях? Догадок будет тысяча и больше». Марк криво улыбается, говорит, что у того парня тело расцвело кровавыми подтёками и синяками не меньше, а сам лишь проверяет телефон на наличие входящего от того самого. Палец пару раз открывает диалог с Назаром, вот только написать не решается. Он помнит, как бил его, оставлял следы на теле и как морщился друг, чуть скулил на асфальте от боли. Ощущение чужой крови на руках всегда сложно отмыть, а когда тебе жаль, что ты причинил боль по-настоящему близкому и любимому человеку, то это сродни невидимому слою на тебе, который уже ничем не оттереть. Прощение способно помочь, налаживание отношений и возвращение вашего общения на круги своя, но истинное лекарство в прощении не от того человека, а самого себя. Может пройти не мало времени после окончания, ведь в душе ты позволяешь твари грызть себя, душить и винить, даже если в этом уже нет смысла.       Ему стыдно, зубы прокусывают щеку изнутри от осознания вины и собственной тупости, сам же всё начал в тот вечер. Он уже и не помнил, почему так разозлился, они же не обязаны друг другу ничем, не должны постоянно быть на одних тусах, Назар не его. Перебрал, полез с никому не нужными разборками и предъявами к Вотякову, ударил первым. Он вспоминает кровавое месиво на лице брюнета и жмурится, стараясь прогнать картинку прочь. Пальцы отчаянно сжимают виски, а потом и чуть давят на глаза, как же хочется вырвать глазницы и достать из мозга пальцами эти воспоминания, оттереть с подкорки, вытравить всю боль, собственную глупость. «Это ты сделал, всё из-за тебя, ты ты ты. Он же сказал, что определился, кто ты ему, а ты даже не спросил. Упустил шанс, сам всё окончательно испортил. Глупый, ничтожный, трусливый». Мысли стучали в голове при появлении ближайшего свободного времени, сводили с ума от вины и беспокойства. Разговор со Славой, а потом и с Сережей сделал только хуже, ведь они догадывались обо всём. От услышанных новостей о Назаре ему хочется сползти по стене и зарыться в угол,чтобы плакать, как в детстве, чтобы самому себя наказать.       В аптеке он покупает лекарства из написанного Женей списка и уже у выхода нерешительно мнется, бегает глазами по полу и переводит взгляд на пакетик в руке. Выходит он из здания с двумя комплектами препаратов.       Вечерний питерский воздух неприятно забирается под толстовку, пробегается ледяными, практически невесомыми касаниями по коже и заставляет согнуться. Ночь постепенно отбирает свои права и добавляет теней на холст окружающего мира, темных красок в палитре становится всё больше. Мысли Маркула то прерываются, оставляя после себя завывающее чувство пустоты и страха неизвестности, то нападают как стая гиен и сжирают сознание изнутри. Он чувствует тревогу, движущуюся в унисон с тяжелыми грузными тучами на небе. Они закрывают маленькие надежды-звезды и пугают своей тяжестью. Кажется, что дойди они до блондина, так тут же упадут на него тяжелой лавиной, сжирающей ещё одну блондинистую звезду.       Он бы и рад такому раскладу, но при условии, что тучами станет Назар, чьи волосы так сильно напоминают темноту внутри стихии. Он дрожит перед ней, рука нервно поправляет лямки рюкзака уже в который раз, парень на негнущихся ногах останавливается у парадной. Два неуверенных шага, после стена, незримая, конечно, но такая тяжелая. Это стена его сомнений и страхов, этих вечно сопровождающих людей « а если, а вдруг, а может…». Парень невольно вспоминает слова самого Назара, пытающегося когда-то помочь Марку разобраться в себе.       «Зачем заранее омрачать сознание и портить момент? Вот такие мысли зачастую и заставляют людей оставаться на одном месте, страшат сдвижения с мертвой точки и чего-то нового. Можно бесконечно думать о туманном будущем и повторять "а когда, а если, а вдруг..." но суть в том, что оно именно туманно и ещё не предопределено. Только ты решаешь его и ход событий, поводок в твоих руках. Каждым действием, словом, ты можешь открыть кучу дверей и возможностей, таким образом, путем проб, ошибок, решений и выбора, счастливых моментов, выходя на путь счастья. Ты не обретешь его, если не будешь жить, если запрешь себя в своём же страхе.       Одни двери открываются, другие закрываются, всё в итоге ведёт к поиску и окончательному обретению счастья. Никто не говорит, что это легкий путь, что всё будет гладко, но для этого и создана жизнь, это только твоя жизнь. Не нужно ограничивать себя и портить её сомнениями, сковывая себя и запирая чувства, эмоции, глубоко внутри, пожалуйста, не нужно. Живи так, чтобы потом даже в случае неудачи ты мог с уверенностью сказать "я счастлив, потому что делал то, что мне хотелось, я радовался в тот момент, был свободен, я ни о чём не жалею". Живи так, как хочешь, делай то, что хочешь, а эти сомнения и предположения пусть и пробегают в сознании, но мимолётно. Помни, что будущее туманно, но только у тебя в руке есть фонарь, способный осветить ту или иную тропинку твоей жизни. Выбор за тобой, ещё ничего не предопределено».       Как бы сейчас хорошо было поговорить с Назаром, попросить его совета, просто выговориться ему, единственному настолько близкому, но нельзя, ведь дело касается его самого. Как же всё сложно. Парень чувствует себя запутавшимся маленьким Марком, который только-только приехал в новый класс, новую школу и так отчаянно по-детски старается держаться и не заплакать, ведь хочется домой, туда, где всё было так привычно, пусть даже если и не всегда хорошо. Но он сильный, другим тоже больно и тяжело, тогда — родителям, сейчас — Назару.       С удачей только на ты, да Марк? А вот она с тобой похоже на Вы, не упуская возможности надменно ткнуть носом в запертую дверь за излишнюю фамильярность. Она медленно отворачивается и встречает тебя тяжелой металлической перегородкой в мир чужой квартиры, в которой точно кто-то есть, ты знаешь. Слава и Сережа подходили к тебе, просили поговорить с Вотяковым, ведь они знали про вашу дружбу, про близкие отношения. А сам брюнет, как оказывается, отгородился ото всех и не брал трубку, не отвечал на смс и даже дверь никому не открывал, заставляя своих друзей и коллег сильно беспокоится. Назару всегда было сложно открываться, впускать кого-то в свои личный мир, позволять другим видеть его слабость и боль. Он сразу закрывал все двери на тысячи замков, забивал щели тряпками и сворачивался посреди своего личного урагана, пока тот не начинал медленно его пожирать.       Это же ты ему помогал в такие моменты, он тебя впустил, доверился, по-немногу позволял помогать себе, вытаскивать за руки из холодного колодца собственных губительных чувств. А подпустит ли он тебя теперь? — Назар, я знаю, что ты там, мне Слава с Серегой сказали, - ноги уже устали после тяжелого дня и стояния под дверью упорно запертой квартиры, поэтому Марк, чувствуя себя героем сопливый мелодрам, садиться под дверью и опирается на неё спиной. — Ты никому не открываешь, не отвечаешь, все беспокоятся… Я беспокоюсь.       Парень прислушивается к звукам внутри квартиры и слышит, что кто-то останавливается у входа в прихожую, а может ему просто кажется. Так или иначе, даже если он и изливает душу пустому помещению, то это можно будет считать репетицией перед разговором с самим Назаром. — Черт, - ладони трут лицо и проходятся по волосам, так тяжело, невыносимо сложно говорить.       С Назаром можно было не подбирать слов, он понимал даже сбивчивые и торопливые обрывки фраз блондина, вот только сейчас захотелось всё сделать нормально, хотелось увидеть вживую, проверить на наличие серьезных повреждений и прижать к себе, вдохнуть привычных аромат. Маркул до дрожи в пальцах хочет прикоснуться к Назару, провести ладонями, а потом и губами по повреждениям, самому смазать некоторые мазью и улечься вдвоем спать, он так устал. Однако, они не в сказке, а дверь всё так же заперта. — Прости меня, Наз. Я... я правда не знаю, что на меня нашло. Глупо оправдываться алкоголем, но он тоже отчасти виноват. Это было до ужаса самой хуевой идеей устраивать ту истерику, я правда не хотел делать тебе больно. Помнишь, как я ударил тебя, и ты чуть не встретил асфальт головой? Господи, конечно помнишь. Я тогда думал, что ты можешь умереть, не чувствовал тела, только наблюдал, как вроде и мои, но неуправляемые руки тянут тебя наверх, мне было чертовски страшно. Какой я дурак, мне так жаль, веришь?       Его слова утопают в тишине и остаются без ответа, голос с каждым разом срывается всё больше и Маркул берёт паузу, чтобы отдышаться. Он даже представить не может, что было бы, если говорил он всё это в лицо самому Назару. Черные бездны его глаз смешались бы с дырой внутри груди, Марк бы точно не выкарабкался, приполз обратно в свою клетку и запер её изнутри. — Я так хочу поговорить с тобой, рассказать тебе всё, мне уже плевать, что ты меня начнешь игнорировать и избегать, хотя может ты уже это начал. Мне страшно, Наз, страшнее, чем тогда в апреле, ты мне нужнее, чем в тот раз ещё больше.       Блондин закусывает костяшку пальцев и бьется затылком о дверь, почему же так сложно дышать? Почему так жарко и в то же время до дрожи холодно на душе? Почему так сложно? — Ладно, я понимаю, что ты сейчас, скорее всего, не хочешь меня ни видеть, ни слышать, но просто знай, что мне жаль. Я хочу всё исправить и чертовски хочу поговорить. Вот тут купил лекарства, Женя с Димкой меня чуть не заели этим, - нервных и усталый смешок слетает с сухих губ. — Сказал, что подрался с парнем каким-то по-пьяни, Мирон, кажется, не поверил, он, кстати, спрашивал про тебя. Что я могу ответить, если сам ничего не знаю и сижу перед закрытой дверью? – злой удар рукой по металлу и стон боли — костяшки ещё не зажили. — В любом случае, вот тут лекарства и кое-какие продукты, я оставлю пакет на ручке, - парень поднимается и кладёт руку на холодную поверхность двери, — мне не хватает тебя, Наз. Я бы хотел поговорить. Понимаю, ты не хочешь сейчас и на это нужно время, но ладно, я подожду. Как раз будет время, чтобы обдумать всё, привести мысли в порядок и наконец собраться с силами, сказать тебе всё как есть. До встречи.       Тяжелые медленные шаги до дверей, скрип лифта, уносящего человека куда-то вниз, а затем и хлопок парадной двери. Назар с силой сжимает ручку пакета и записку «От Марка», детское и капризное желание выбросить всё тухнет в нём практически сразу. Слова блондина остаются в голове, а продукты, принесённые им, отправляются на полку в холодильнике. Брюнет улыбается и закусывает губу от обнаруженной любимой сладости — её трудно найти.       Да, они определённо поговорят, только чуть позже, Назар уже звонил Сереже и договорился с парнями об отпуске на море, как раз время свободное. Так он и сделает, отдохнет, проветрит мозги и тогда они поговорят. Он надеется, что не будет поздно и к тому времени каждый немного разберется в себе, хоть друг без друга это будет намного сложнее.       Сегодня Назар обрабатывает раны и первый раз нормально ест, сегодня он отвечает на важные набежавшие сообщения и бронирует домик для отдыха. В эту седьмую ночь он долго не может уснуть, сжимая подушку и борясь с желанием полететь к Марку и поговорить сегодня же. Нельзя, им нужно остыть, им нужно понять себя, нужно набраться сил всё сказать окончательно, как и сказал Марк. Если и говорить, то со всеми открытыми картами, без пути назад. Вот только успеет ли он разобраться в себе за время отпуска? Это уже не важно, он попытается, а по приезду сразу пойдет к блондину. Он так решил, так правильно, так нужно.       Завтра начнется новый день, семидневные муки солнца закончились и теперь его лучи освещают питерскую улицу со снующими людьми. Оно греет кожу Вотякова, пока тот передает Мирону пакет для Марка и после недолгого разговора слышит в ответ «Какие же вы ещё дети».

***

      Осень только-только начинает хозяйничать за окном, но уже вносит свои коррективы: стягивает с людей легкую одежду и заставляет надевать что-то объёмное, более теплое, согревающее тело, но безуспешно проигрывающее в попытках согреть душу; только начинающим грубеть порывом ветра стучится в окна и проникает под одежду, принося прибыль продавцам горячих напитков и владельцам уютных кафешек. Холод стучится в души людей, а серые, блеклые цвета пятнами расплываются не только за окном, но и внутри, под рёбрами. Попытки согреться парящим напитком в пузатой кружке практически бесполезны, как и крепкое пойло, переливающееся в гранёных стаканах и рюмках. Осенью тебя способен согреть только другой человек, которому тоже холодно внутри. Минус на минус, холод к холоду, сердце к сердцу.       Парень душой ощущает эти перемены, а может и не во времени года дело? Если твой любимый человек больше не тянется к тебе, как раньше, то осень в душе может наступить и посреди распускающих новую жизнь чар весны. В такие моменты отчаянного холода и окутывающей тоски не спасает ни тур, ни друзья, ни крепко сжатый в руке телефон. Как он может помочь, если та, которой ты уже вроде и привык звонить, сейчас где-то недалеко, но ей совсем не до своего парня?       Янис устал от её выходок, поведения, устал от неё. Может, у них сейчас и было бы всё замечательно, только не стоило брать Чиблиц с собой в тур? А может это наоборот породило бы кучу вранья и недоговорок? Не знает никто, всё не важно, ведь она с ним, хотя парень этого и не ощущает. Да, в первые дни так и было, а потом… потом она начала постепенно меняться, или же это спадала маска? Бадуров хмурится, трет переносицу и отчаянно гонит от себя эти мысли, оплетающие разум маленькой сеточкой черноты и сжимающие его с каждым воспоминанием. Не могла брюнетка обманывать рэпера с самого начала, не могла притворяться, не могла так искренне говорить о чувствах, в душе ничего не испытывая. Ведь не могла же?       Голова устало падает на мягкие подушки в отеле и именно в этот момент парень хочет, чтобы это были твердые гранитные плиты. Удариться бы о них пару раз, вместе с темнотой перед глазами отгоняя все мысли и чувства, вытравляя её из головы. Он ведь до сих пор помнит её пьяное тело, несколько раз висящее на каком-то другом парне, каждый раз новом. Янис видит перед глазами до сих пор, как она пьяно смеялась этим парням, а когда он подходил, то с непринужденным видом знакомила их и висла уже на нём. Кулаки сжимаются сами собой и он не знает, хочет ли ударить всех тех молодых людей, или сбросить в тот момент с себя руки девушки, уходя прочь, оставляя её навсегда за спиной, вместе со своими чувствами.       Телефон в руке вибрирует от уведомлений и мысль отвлечься от воспоминаний социальными сетями кажется самой правильной за последние минут сорок. Парень больше не может думать о ней, не хочет кусать губу и переживать, где модель сейчас. Обида и боль и так уже начали пускать в нём свои корни, может пора начать вырывать их из души с мясом? Пусть больно, долго будет заживать, но зато правильно, без мучений и похорон собственной жизни внутри себя. Другая девушка, светлая, но тоже со своими проблемами улыбается ему из сториз и салютует коктейлем в камеру. Видимо, она тоже пытается забыться, заполнить мрак в душе алкогольным туманом, ведь она редко ходит в клубы. Парень вспоминает её сбивчивую пьяную речь, а после неловкое молчание и стыд на утро, когда русоволосая сожалела, что вылила на парня свои проблемы. Рэпер говорил ей, что это не нытье, что выговариваться нужно всем людям, девушка лишь улыбнулась и, наверняка, пообещала себе больше не отвечать на звонки в пьяном состоянии.       Сейчас Вика опять ему улыбается, но уже не из сториз, а с окошка приложения — сам позвонил по фейстайму. Она отнекивается на вопросы о собственных проблемах и ловко переводит разговор в его сторону. Взгляд серых глаз напоминает сейчас грозовое небо, ещё не перед самой бурей, но явно предвещающий её. Она смотрит внимательно, знает, что сказать и как подойти, по-немногу подводит парня к выходу из лабиринта внутри своей головы. Янис заперся там и не заметил, насколько теперь тяжело пытаться объяснить своё состояние, а тем более пытаться скрыть его. Ментальные стены крепкие, а маски он научился носить уже очень давно, теперь артист ощущает тонкие пальчики на своём лице, безжалостно сдергивающие одну за другой. А почему бы и нет? Она-то ему рассказала всё, хоть и в пьяном состоянии, но рассказала, доверилась.       Теперь пришла его очередь сбивчиво говорить, хмуриться и останавливаться на середине предложения. Парень судорожно ищет утерянную нить собственной мысли, соединенной чувствами, и принимает её из ласково протянутой руки помощи от Вики. Она слушает, ведь умеет, помогает словами тоже, как умеет, ему просто необходимо было выговориться. — Я не хочу даже возвращаться, не хочу иногда видеть её, понимаешь? Иногда всё нормально, но в последнее время всё чаще мне не хочется продолжать с ней тур, да тут ещё и неполадки с организаторами, всё как-то навалилось, - тяжелый вздох, смуглые пальцы трут переносицу, на самом деле он пытается скрыть глаза, всё ещё не готов доверяться настолько открыто кому-либо. — Мне некуда сбежать, разве что на сцену. Я всё ещё волнуюсь в первые минуты, но теперь приходится отгонять мысли о ней, фальшивости её чувств. Хотя, может я просто устаю и слишком много всего придумываю, но перед сценой меня больше никто не обнимает — так даже лучше. Иногда мне не хочется возвращаться оттуда, ведь в толпе искренности больше, чем в ней.       Ответить на вопросы «Почему же ты её вообще терпишь, Яни? Почему не поговоришь с ней об этом?» ему не дает Галина, которая последние пол часа и становилась причиной для разговора между друзьями. Вечерняя осень добавила ещё больше темных цветов, постепенно отвоёвывая последние участки света, тяжелые тучи утащили на дно лунный свет и яркое свечение звезд, теперь номер приобрел ещё больше теней. Остатки света от лампы у кровати помогли парню разглядеть смеющуюся и чуть ли не падающую с ног девушку. В темноте её фигура приобретала ещё больший шарм, округлости тела казались манящими и притягивающими, но лишь когда-то, не теперь.       Глаза цвета дубового дерева темнеют, на оливковой коже ладоней остается след от впившихся ногтей: так сложно сдерживаться. Янис чувствует ползущую из недр груди злость, она извивается по пути, довольно скалится, и стремиться к выходу: тварь больше не может быть запертой внутри, она жаждет свободы. Острые клыки её впиваются в горло, когти царапают клетку из ребер, она рычит и воет, бьется и ломает оборону. Через щели внутри злость просачивается и проникает в радужку глаза, делая её темной, взамен пожирая пространство зрачка. Он теперь поблескивает темной точкой внутри, вкупе со сжатыми челюстями и острыми скулами делая парня похожим на хищника, змею перед броском. Последние крупицы здравого смысла и приятной компании захлебываются, напоследок прощаясь с Викой и желая ей спокойной ночи, беспокойство в её взгляде дарит глоток свежего воздуха, вот только для огня кислород – своеобразное топливо.       Даже сквозь пелену злости он, хоть и хищник, но следует своим правилам, Бадуров не бьет женщин, отчаянно пытается избежать скандала, но осенний ветер слишком жесток. Он бьет по окнам, оставляя уколы в душе парня, который сейчас несдержанно протаскивает свою девушку до кровати и бросает на неё. Брюнет не может уйти, останавливаясь посреди комнаты, злость внутри поворачивается в сторону девушки и смотрит с прищуром, дарит ей невидимый звериный оскал. — Ты надоедаешь свое постоянной беспричинной ревностью, - сказано всё было заплетающимся языком, но на повышенных тонах — зря. — Ну значит уходи, проваливай, если я тебе надоел. Вон сколько достойных претендентов, зачем я тебе вообще нужен?- рычащие нотки не позволяют голосу соскользнуть на крик, спасаемые разумом на задворках сознания. Им не нужно это внимание, ему уж точно: пестрые заголовки газет, пересказ ситуации из уст людей, живущих в соседних номерах, явно будет щедро присыпан хорошей долей вранья, да и перед ребятами неудобно, они не должны быть свидетелями разборок. — Так я же люблю тебя? — Ты это спрашиваешь? Я вот лично ответил бы "нет", создается ощущение, что тебе уже давно всё равно на меня, если так не было с самого начала. — Откуда тебе знать, что я чувствую? — Я не знаю, лишь говорю то, что видно из твоих действий. Если честно, я не удивлюсь, что ты уже переспала с кем-то из них, ты с ними постоянно, практически каждый день у тебя новый «друг». Зачем тебе я? Ты даже не вспоминаешь о своём парне, когда в последний раз ты отдыхала со мной, а не с кем-то из своих новых знакомых, которые у тебя появляются каждый день? — Мне уже и отдохнуть нельзя? Нужно же вечно быть только рядом с тобой, конечно, как это я забыла. — Я тебе этого не говорил, ты вообще со мной практически никогда не бываешь, - молчание и бегающие глаза девушки заставили парня зажмурится, он видел, как Галя подбирает слова и пытается придумать что-то в своё оправдание. — Ты ведешь себя как истеричка, - ничего лучше, видимо, пьяный мозг девушки придумать не смог. — А ты как шлюха, - финальный выстрел, он смотрит темными глазами на её лицо и, схватив курточку, быстро выбегает в объятия холодного ночного воздуха. Ледяные порывы теперь не только гладят руками рельеф тела под одеждой, но и загоняют своими струями злость вовнутрь.       Ему не жаль.       В это же время другой парень, с такой же смуглой кожей контрастно пытается спастись, но только уже от жары. Его темные глаза жмурятся, ослепляемые горящим солнцем и знойной погодой, пока Бадуров видит в своих глазницах цветные пятна, лишь бы не дать никому стать свидетелем бури в своей душе. Костяшки оливкового цвета встречаются с кирпичной холодной стеной, а в горле парень душит крик. Оно сжимается стальной рукой и мешает дышать, заставляет прикусывать вторую руку и пытаться отчаянно удержаться на ногах.       Тяжелые грозовые тучи гремят в унисон со стихией в его душе, раскаты грома пропорциональны сжимающемуся от боли сердцу. Яни сейчас как никогда похож в чувствах с высоким блондином, который так же чувствует удушье чуть выше ключиц, даже не пытаясь отчаянно сопротивляться невидимой руке, обхватившей горло в районе кадыка. На ладони Марка скоро начнут проступать маленькие пятнышки алых капель личного дождя — прокусил до крови, не лег спать вовремя, чтобы на ночь не видеть всего этого, чтобы дрожащие руки не сжимали телефон с уже закончившийся историей, в которой Слава говорит, что подрался за незнакомую девушку, к которой приставали отморозки, а на ответный вопрос «за что подрался ты недавно?» Назар отвечает «за чувства».       Каждому из парней сейчас больно: кому-то в парящем жарком кафе, где кондиционер ничуть не спасает от ощущения горящих кожи и души; кому-то в холодном и хмуром Питере, вздрагивая то ли от раскатов грома, то ли от собственного урагана внутри; кому-то в очередном городе из турового списка, где сейчас вспышки молнии разрезают полотно ночного пространства над домами и небрежными пятнами резко мажут по очертаниям предметов ещё более контрастными цветами из богатой палитры. В это время, в том самом холодном Питере, тонкие девичьи пальчики обхватывают кружку с горячим шоколадом, плед скрывает легкую дрожь аккуратных плеч, пока сама Виктория теряется в себе. Она хочет помочь парню, но не уверена, что ей стоит влезать в это: помешает ещё или лишит ненароком парня шанса на решение ситуации в сторону хорошего конца. Ей бы хотелось высказать всё Галине, но она не будет лезть ни сейчас, ни когда завтра увидит её, уже прилетевшей в Питер и болтающей с каким-то парнем в кафе. Чиблиц выглядит непринужденной, а вот на душе русоволосой опять обрываются и вянут бутоны нераспустившихся роз.       Вика не станет говорить об этом Яни, не станет лезть, не будет показывать, что всё видела. Или же будет? Назовите это эгоизмом или чем-то ещё, но невозможно терпеть, когда твоему любимому человеку делают больно, безжалостно растаптывая его сердце. Да, это может быть шансом для самой девушки, но какой в этом смысл, если душа Бадурова всё ещё привязана к этой брюнетке? Какой смысл лезть? Она будет тихо помогать ему словами, ощущая себя иногда подушкой для слёз, но душа все чувства на подступлении к выходу. Она будет сильной, ну или хотя бы попытается, ведь мы не может быть в ответе за свои действия через некоторое время, правда?