Проклятое дитя

Лили Поттер сидела в спальне для гостей, которая вскоре должна была превратиться в детскую, и что-то увлеченно чертила в книге, служившей ей одновременно и личным дневником, и местом для записи экспериментальных формул и расчётов, и скетчбуком для рисования. Несмотря на то, что в магическом мире шла война, миссис Поттер чувствовала себя просто великолепно: совсем скоро она станет матерью, и её привычно сухой мир формул и расчётов преобразится и заиграет новыми яркими красками. Однако как бы она не пыталась себя в этом убедить, червячок сомнения уже прогрыз дыру в её сознании, и теперь в её голову лезли всевозможные тревожные мысли. «Что будет, если он узнает?.. Что будет если все они узнают о…» — закончить мысль ей не дал дверной звонок. Лили вздрогнула, и грифель красного карандаша, вывев корявую толстую линию, перечеркнул рисунок и с треском сломался. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы подобраться, захлопнуть книгу и, крепко сжав в руке волшебную палочку из светлого дерева, медленно двинуться ко входной двери, одной рукой прижимая к себе свои записи, а другой держа наготове палочку. Превозмогая рвотные позывы, которые возобновились с новой силой, будучи верными спутниками паники, щупальца которой мгновенно оплели её тело, стоило ей только узнать о незваном госте, молодая волшебница двинулась вниз по лестнице. Почему гость был незваным, определить было нетрудно. Ведь было уже позднее время, когда Джеймс Поттер, едва успев вернуться с очередного задания и уже готовясь уснуть в объятиях жены на теплом семейном ложе и проспать несколько дней кряду, как вдруг в гостиной дома в Годриковой Впадине появилась серебристая цапля — патронус главы мракоборческого отдела — и сообщила, что мистеру Поттеру срочно нужно явиться на рабочее место. Произошло ещё одно нападение Пожирателей на жилой маггловский квартал, и у них катастрофически не хватало людей, поэтому, поцеловал обеспокоенную жену, ему ничего не оставалось, кроме как вновь отправиться на работу. Заглянув в глазок, женщина сначала облегчённо выдохнула, но внутренняя паранойя заставила её вновь напрячься и выставить палочку на изготовку, прежде чем распахнуть дверь и отступить на шаг назад. — Лили, девочка моя, — на пороге заснеженного крыльца стоял не кто иной, как облаченный в привычную малахитовую мантию Альбус Дамблдор, директор школы чародейства и волшебства, кавалер Ордена Мерлина, почтенный глава Визенгамота и лидер оппозиционного движения против диктатуры Волан-де-морта в одном лице. — Прости, что явился без предупреждения. Я до последнего не хотел тебя волновать в твоём положении… На этих словах дрожащая рука волшебницы c зажатой в ней книгой непроизвольно протянулась к слегка наметившемуся животу в защитном жесте. — …Но в свете последних событий… — Почему я бросила стажировку в Аврорате? — напряженно спросила женщина, до треска сжимая в руке волшебную палочку и напряженно вглядываясь в лицо собеседника, будто готовясь уличить его во лжи. Седые брови на мгновение приподнялись, но затем старец улыбнулся и понимающе кивнул. — У тебя обнаружили тяжелую форму дисплазии соединительной ткани, одно неосторожное падение или удар — и произойдёт перелом позвоночника без какой-либо возможности реабилитации. — Чем это обусловлено? — Аллергической реакции на определённые ингредиенты, входящие в состав костероста. — Почему об этом может знать только Альбус Дамблдор? — Обследование проводилось хогвартским колдомедиком и не занесено в медицинскую карту Святого Мунго. — Рада Вас видеть, профессор, — женщина тепло улыбнулась волшебнику, пропуская его в дом, попутно запирая дверь и накладывая на нее новую сеть защитных заклинаний. — Чем обязана вашему визиту? Выходило, как назло, из рук вон плохо. Третий месяц беременности и постоянное пребывание в нервном напряжении сделали своё дело, магия молодой волшебницы была крайне нестабильна, поэтому плетение чар то и дело обрывалось и приходилось начинать заново. От напряжения она закусила губу и, сдув со лба непослушный огненный локон, все же нашла в себе силы настроиться нужные чары. Светло-фиолетовый рунный узор впитался в дверь, и проем на секунду вспыхнул, слегка щекоча кожу волной исходящего от двери тепла. — Аластор мог бы тобой гордиться, — директор наконец прервал молчание. — Твоя осторожность достойна высшей оценки. Ровно как симбиоз защитных чар и рунических плетений. Глядя на твои умения, возникает желание повысить жалование Филиусу и Синистре. Он мягко улыбнулся и морщины возле его глаз стали глубже, однако это нисколько не умалило в его голубых глазах азартного блеска и юношеского задора. — Тогда вам следует поднять жалование ещё и преподавателю маггловедения, — Лили улыбнулась в ответ, хоть её улыбка и вышла несколько вымученной из-за прилагаемых ранее усилий и вернувшейся тошноты. — Знаете, я планирую сделать тут перепланировку и внедрить сюда несколько модернизированных магией маггловских изобретений, но боюсь, что напортачила в расчётах — я в последнее время крайне рассеянна… Она уже было потянулась к чертежам, мирно лежащим на тумбочке в прихожей, как вдруг её прервал мягкий старческий смех. — А тебя нет никакой необходимости проверять на вшивость, — глаза директора лукаво блеснули за стёклами очков. — У Лили Поттер разговоры только о работе в любое время дня и ночи. Остановившаяся на полпути девушка удивлённо моргнула, а затем смущённо сложила руки за спиной, словно была проштрафившейся ученицей. — Ох, простите мне мою бестактность! На улице январь, а я даже не удосужилась предложить вам чаю, — она прикрыла глаза ладонью. — Я и вправду ужасная хозяйка — одни формулы на уме. — Ты слишком строга к себе, моя дорогая. У меня и в мыслях не было тебя в чем-то упрекнуть. Я просто пытался сделать тебе комплимент, но подумал, что простой похвалой внешности тебя не впечатлить, — виновато произнес старец, а затем добавил со смешинками в голосе: — Минерва права, я и вправду ужасный дамский угодник. Их взгляды пересеклись, и гнетущую тишину прорезал громкий смех двоих людей. Тетрадь с записями, которую Лили все это время прижимала к себе отправилась на тумбочку к чертежам, а волшебники, смеясь, прошли на кухню, совмещенную с гостиной. — Я рад, что даже в такие тёмные времена, мы находим в себе силы, чтобы смеяться. Смех — лучшее лекарство в минуты гнетущего отчаяния, — философски промолвил директор, а затем, указав на кресло, спросил: — Не возражаешь против небольшой перестановки? Все же годы берут свое. — Конечно-конечно, — Лили, которая уже ставила чайник на плиту, замахала руками. — Это же ваш дом в конце концов. Дамблдор укоряюще взглянул на неё. — Больше нет, я же уже говорил, — упрекнул её директор, левитируя кресло ближе к себе. — Этот дом теперь принадлежит вам с Джеймсом и вашим будущим детям. В фундаменте теперь закреплена ваша кровь и без приглашения сюда никто не сможет войти. Хоть это и вынужденная мера, ты же знаешь. Лучше перестраховаться, учитывая, что ты теперь главная цель Волан-де-морта. — Надеюсь, что скоро это все закончится и я выйду из круга его приоритетов, — легко отозвалась женщина, разливая горячий напиток по чашкам. — Боюсь, что случится это раньше, чем ты думаешь, — сказал директор, доставая из кармана мантии пакет лимонных долек, и тяжело вздохнул. — По крайней мере, в списке его приоритетов тебя подвинут. — Что-то не так? — Лили, девочка моя, можешь призвать омут памяти? — Всё настолько серьёзно? — Более чем. И боюсь, что моим словам ты не поверишь. Обеспокоенная девушка взмахом палочки призвала мраморную чашу. Она приземлились на стол и между двумя изящными фарфоровыми чашками и миниатюрными сладостями смотрелась ужасно несуразно. Директор приставал кончик палочки к виску, что-то едва различимо шепча, а затем из его головы потянулась серебристая нить-воспоминание. — Неделю назад я проводил собеседование с очередным кандидатом на должность преподавателя прорицаний, — проигнорировав саркастичное хмыканье девушки, он невозмутимо продолжил. — И в какой-то момент все отклонилось от обыденного сценария. Он сделал приглашающий жест — и Лили с сомнением нырнула в воспоминание. Волшебница очутилась в Кабаньей голове, где, на удивленье, было немноголюдно, и тут же отыскала взглядом Дамблдора и сидящую напротив него странно одетую женщину, которая то и дело прикладывалась к фляге, видимо желая успокоить нервы. Внезапно глаза ее закатились и саму ее начало неистово трясти. Лили уже было подумала, что у нее припадок, как вдруг она заговорила утробным голосом: — Грядёт та, у которой хватит могущества поравняться с Темным Лордом… Рождённая от женщины, посмевшей бросить Ему вызов, и мужчины, чья кровь сумела обуздать саму Смерть, но лишь на половину… Рожденная на исходе седьмого месяца… И Тёмный Лорд отметит её как равную себе, и дарует ей частицу своей силы, и воссияет она, и затмит своим светом пламя Звёзд и Солнца… И воссоединится она с Властелином Тьмы, и пойдет тропой ночи, поведя за собой незримое бесчисленное войско… И Четверо восстанут вновь, и пойдут они за ней и в огонь и в воду, и трое поскачут в небе как двое, а один помчится в огне... Все закончится как только сила, рожденная под землей, вернется обратно в землю… Равная по силе Тёмному Лорду родится на исходе седьмого месяца… Видение оборвалось так же резко как и началось, фигуры людей перешли в движение и начали растворяться, обращаясь в бесформенные темные кляксы, будто кому-то пришло в голову снять на камеру массовую трансгрессию, а потом пересмотреть видео в замедленном режиме. Женщину выкинуло из Омута памяти, и сидящий в кресле старец устало откинулся на мягкую спинку и подпер голову кулаком, напряженно и обеспокоенно наблюдая за своей бывшей ученицей, которая все еще не нашла в себе сил отлепиться от кухонного стола и беспрестанно вглядывалась в мутное марево из обрывков воспоминаний. — А вот этой женщине жалование повышать не стоит, — Лили наконец подала голос, и ее плечи вздрогнули, будто она пыталась сдержать то ли судорожный смешок, то ли всхлип. — И премиальные лучше не выдавайте, а то ее пристрастие к алкоголю плохо на нее влияет. Молодая женщина наконец нашла в себе силы обернуться. Она присела на край стола и устало провела ладонью по лицу, задержавшись на лбе и слегка помассировав его. — Что за клоунаду вы мне только что показали? — Лили раздраженно тряхнула рыжими локонами и уставилась на бывшего профессора. В отличие от большинства других женщин-волшебниц, она никогда не питала страсти к прорицанию, считая его бесполезной тратой времени и сил, да и сами предсказатели, по правде говоря, никогда у нее доверия не вызывали. Однако эта женщина вызывала у нее иррациональное чувство неприязни, будто бы вместо желудка у нее вдруг оказалась огромная склизкая рыбина, и каждый раз при взгляде на этот несуразный платок, повязанный на талии, спутанные волосы с вплетенными в них веревочками и жуткие стрекозиные, из-за непомерно больших круглых очков, глаза, это существо внутри начинало неистово вертеться из стороны в сторону, щекоча другие внутренние органы. — Обычные фокусы обычного шарлатана. На место учителя Прорицаний многие пытались устроиться и до нее, просто это женщина оказалась чуточку изобретательнее других и решила сразу же произвести впечатление, будто бы она… — Я беру ее. — Что, простите? — Я сказал, что беру ее на работу, — директор за время этой тирады ничуть не сменил позы, продолжая также расслабленно сидеть в кресле, но на самом деле он ушел в глухую оборону и был намерен стоять на своем. — Ваше право, — Лили моргнула, будто смысл сказанных слов до нее дошел только сейчас. — Не в моей компетенции давать вам советы о выборе подходящего персонала, хотя как будущая мать, чей ребенок будет учиться в этой школе… — Если доживёт до поступления, — директор опять бестактно ее перебил, словно почувствовав ее намерение перевести тему разговора. Эти слова были бессердечны по отношению к явно напуганной женщине, но ему надо было отрезвить ее, так как по части ухода в глухую оборону ученик в разы превосходил своего учителя.  — Что вы хотите сказать, Дамблдор? — женщина вскинула голову, а ее зеленые глаза опасно сузились. — Это угроза? — Лили. Это пророчество, — коротко бросил старец, но на этот раз его слова прозвучали в разы сочувственнее. — Все это какой-то бред, — устало сказала женщина и, левитировав еще одно кресло, села напротив директора, спрятав лицо в ладонях. Она молчала пару минут, а потом заговорила, так и не отнимая рук от лица, так что ее голос был приглушен: — Я всегда поражалась вашему уму и всегда старалась равняться на вас, когда решила с головой окунуться в науку. Именно ваш опыт, ваши научные труды подталкивали меня на совершение невозможных, порой безумных, экспериментов. И когда я уже была готова отчаяться, я говорила себе: «Хей, Лилс, а директор бы попробовал взглянуть на ситуацию под другим углом. Он бы никогда не отчаялся, просто споткнувшись о камень, при подъеме на ранее неизведанную вершину». И, знаете, мне всегда это помогало, — она взяла паузу, чтобы передохнуть, а затем взглянула на старца ясным решительным взором. — Но это срабатывает лишь когда головоломка основана на реальных фактах и формулах, когда ключ к разгадке кроется в математических расчетах и, возможно, интуитивном чутье исследователя. Ясновидение же — это головоломка без конца. Трактовка пророчеств весьма абстрактна и более чем в восьмидесяти процентах случаев подгоняется под обстоятельства. — Но тем не менее пророчества продолжают создаваться и исследуются с той же тщательностью, что и новые магические звери, зелья или заклятья. Они — весомая часть нашего мира, и это нельзя отрицать. — Они являются весомой частью нашего мира… — медленно повторила Лили, а затем продолжила фразу. — Лишь потому, что люди по большей части все еще остаются людьми. Людьми, которым нравится чувствовать свою исключительность, ведь «Хей, какой-то незнакомец замогильным голосом наплел мне о моей грядущей судьбе! Значит, я избранный, я особенный, сама вселенная уготовила мне великое будущее, так давайте мусолить эту тему до скончания веков!» Волшебница усмехнулась и продолжила: — Все мы остаёмся людьми, которым нужно во что-то верить, будь это что-то хорошим или плохим. Знаете, у маглов есть религия. Они веруют в Бога и оправдывают свои потери и приобретения его провидением. А еще у них есть пророчество о Страшном Суде, о часе, когда наступит Конец Света. Но не известно, существует ли Бог на самом деле, да и конец всего сущего все никак не наступает и не известно, наступит ли вообще. Даже если это пророчество — правда, нет никакой уверенности, что речь идёт именно об этом Тёмном Лорде или в том, что мы вообще правильно его истолкуем. — Я не просто так пришёл к тебе, Лили. Ты была моей лучшей ученицей, и, хотя мой старческий ум уже может начинать выкидывать различные фокусы, тут я более чем уверен, что речь идёт о твоей дочери. Лили уже была готова возразить, что пол ребёнка ещё не известен, но Альбус прервал её взмахом руки. — Ты отказала Ему, тем самым бросив вызов, твой муж из рода Поттеров, чьими предками были легендарные братья Певереллы, ты на третьем месяце, а это значит, что ребёнок родится в июле, а июль — это… — Седьмой месяц, — безжизненно проговорила девушка. — Но все равно это ничего не меняет. Как вы объясните другие детали пророчества. — За этим я и пришел к тебе. Я не устану повторять, что ты была одной из моих лучших учениц с далеко незаурядным умом, так что я подумал, что вместе мы смогли бы расшифровать его. Я бы не стал тебя беспокоить, но «Грядёт та, у которой хватит могущества поравняться с Темным Лордом…» — он процитировал часть пророчества. — Речь идет о девочке, Лили. И хоть сейчас пол ребенка еще невозможно определить и есть вероятность, что родится мальчик, но остальные факты отрицать нельзя… — Мне страшно, директор, — вдруг безжизненно произнесла она. — Я понимаю, девочка моя, но… — Но не потому, что моему ребенку может угрожать опасность, потому что Темный лорд захочет избавится от потенциальной угрозы, узнав о пророчестве, — Лили перебила его, невидяще глядя перед собой. — А потому, что своими действиями мы можем не предотвратить катастрофу, а ускорить ее приход. Ее взгляд стал осмысленным и она взглянула на директора в упор. — Предотвратить катастрофу… — она повторила свои же слова. — Вы ведь поэтому пришли, верно? Вы тоже боитесь, боитесь моего еще нерожденного ребенка, боитесь, что он примет не ту сторону в этом конфликте! Как там она сказала… «И воссоединится она с Властелином Тьмы, и пойдет тропой ночи…» Вы боитесь, что мой ребенок присоединится к Волан-де-морту и тогда вам не победить! В конце тирады она перешла на крик. — Поэтому вы сразу пришли ко мне! Дождались, пока Джеймса не будет дома! Вы знаете, что Он всегда добивается желаемого, а значит может вновь предпринять попытку завоевать мое расположение, и тогда для защиты дочери я соглашусь присоединиться к нему! Зачем вы на самом деле пришли, Дамблдор?! Убить меня и моего нерожденного ребенка, чтобы не создавать себе дополнительных проблем с еще одним сильным противником, с которым вы, возможно, окажетесь по разные стороны баррикад?! Если это так, то будьте так добры, найдите в себе смелость сказать мне об этом прямо! — Да, — спокойно сказал Дамблдор, и в его голосе звенела сталь. — Я не исключаю варианта, что Том действительно может так поступить, и поэтому я пришел к тебе, чтобы предупредить. Теперь ты знаешь о возможном исходе событий, но все что мне от тебя нужно — это твое благоразумие и Непреложный Обет. Лили удивленно приподняла бровь. — Обет?.. — Все, что произошло сегодня, все, что ты узнала, должно остаться между нами. Мы не будем ничего предпринимать, чтобы, как ты выразилась, не ускорить наступление катастрофы, и о пророчестве не узнает никто кроме нас двоих, даже члены Ордена не будут в курсе. И у нас с тобой теперь только одна цель — не дать Волан-де-морту заполучить девочку. — А если он просто убьет ее, когда она будет еще младенцем? — Лили немного успокоилась, но её все равно немного потряхивало. — Что тогда? — Этот дом не пропустит никого с дурными намерениями, да и к тому же… «отдаст частицу своей силы…» — директор задумчиво погладил бороду. — У меня есть одна теория… Ты ведь заметила стремительные изменения в нашем враге? Дождавшись напряжённого кивка, старец продолжил: — Если мои предположения верны, то скорее всего твой ребёнок станет очередным крестражем Тома. — К-крестражем?! — в ужасе воскликнула Лили. На секунду ей пришла в голову картина, где в её ребёнка помещается частица души этого монстра, и её начало мутить. — Вижу, ты осведомлена о том, что это, — если Альбуса и удивила глубина познаний девушки, то вида он не подал. — Значит, у тебя появляется дополнительный стимул не допустить перехода твоего ребёнка на тёмную сторону. Под пристальным взглядом голубых глаз Лили чувствовала себя как под микроскопом. Ей показалось, что, узнав о её познаниях в тёмной магии, он сразу же догадался о том, что она сделала три месяца назад. — Чай остыл, — нервно бросила она, надеясь разрядить обстановку. Они синхронно перевели взгляды на чашки от которых уже давно не шёл пар. Директор взял со стола лимонные дольки и, закинув себе в рот одну, протянул пакет Лили, которая от избытка переживаний загребла сразу несколько, совершенно не обращая внимания на сыплющийся сквозь пальцы сахар. — Единственная вещь, которая не даёт мне покоя, — это сила, рождённая под землёй, вернётся обратно в землю. Как думаешь, что бы это могло значить? Лили, жевавшая мармелад, поперхнулась и неопределённое пожала плечами, как бы говоря, что ты, мол, от меня хочешь в таком состоянии, дай время подумать. И директор, поняв, что дальнейшего диалога не получится, молча протянул ей руку. Лили схватилась за старческую ладонь, такую же липкую из-за растаявшего сахара, и ей показалось, что теперь их руки слипнутся навсегда, что они теперь навсегда повязаны, и дело тут вовсе не в Непреложном Обете. Она повторила за директором слова клятвы, решительно глядя в его пронзительные глаза, внеся лишь небольшую поправку. И все, что таит в себе этот дом, погибнет вместе с ним И, провожая директора, в Лили проснулась надежда, что до поры до времени можно не волноваться. Теперь никто не узнает не только об их общей тайне, но и о её личном тёмном секрете. Когда за директором закрылась дверь, Лили вновь наложила плетение защитных чар на дом, а затем согревающие чары — уже на саму себя, взяла книгу со своими заметками, ранее оставленную на тумбочке, и отправилась в подвал, служившим ей мини-лабораторией. Когда она ушла в бессрочный отпуск на работе после проклятья, Джеймс, понимая, что на работу она больше не выйдет, оборудовал все внизу для нее, чтобы хоть как-то порадовать ее внутреннего исследователя. Сам он спустился туда лишь единожды, когда гордо представлял ей плоды своих трудов, а потом ввиду нежелания отвлекать погрязшую в исследованиях жену и завала на работе, вовсе забыл о лаборатории, лишь изредка посылая патронуса, чтобы позвать засидевшуюся там жену на ужин или просто поболтать. На самом деле в это также была скрытая предосторожность. Заявившись в подвал невовремя, он мог нечаянно испугать жену, заносящую руку с колбой над кипящим варевом, и одному Мерлину известно, во что это могло вылиться. Его же патронус просачивался сквозь стены медленно, подобно призраку, и всегда появлялся в полее зрения жены, начиная говорить только после ее прямого обращения. В случае, если в дом проникнут Пожиратели и, не найдя жертвы в доме, решат проверить подвал, Лили уже будет знать о вторжении по скрипу специально несмазываемых петель двери. И хотя сейчас женщина была на все сто уверена, что в доме никого нет, скрип вызвал у нее нервную дрожь. Она плотнее прижала к себе книгу и, наколдовав небольшой огонек на кончике волшебной палочки, начала спускаться вниз, каждый раз внутренне содрогаясь, когда наступала на скрипучую ступеньку — сейчас ей казалось, что она добровольно спускается в пасть к чудищу, готовому съесть ее в наказание за ложь. А наказывать ее действительно было за что. Свет ей включать не хотелось, и поэтому, слегка прибавив люмосу силы, она прошла вглубь подвала. В лаборатории царил творческий беспорядок: всюду были разбросаны исписанные пергаменты вперемешку с маггловскими тетрадями, на столе, уставленном колбами, слегка бурило зелье в стазисе, книжный стеллаж со специальными чарами непромокания, чтобы ценные книги не отсырели, был настежь открыт, а на противоположной стене был прикреплен плакат с формулами, чертежами и рисунками, на котором паутиной были закреплены красные нити — Лили видела такое в маггловском детективном фильме и не смогла удержаться. Подойдя к массивному письменному столу, она опустилась на колени, бросила книгу на стол, заложила волшебную палочку за ухо, сняла с шеи цепочку, на которой висел маленький блестящий ключик, и, напрочь игнорируя замочную скважину на ящике с противоположной стороны стола, вставила крохотный ключик с гравировкой «394» в незаметное отверстие под самой столешницей. Тайник открылся, и, пошарив там немного рукой, женщина достала оттуда нечто завернутое в темную ткань. Дрожащими руками она развернула сверток и взглянула на то, что поклялась похоронить в своей памяти и в своем подвале за секретной дверцей стола. На руках она держала нечто, отдаленно напоминающее недоразвитого ребенка без шеи — словно голова и туловище у него срослись — со крюченными конечностями, ноги которого были переплетены между собой. Нечто было легким и почти невесомым, словно внутри ничего не было, и слегка скукоженным, своей текстурой и коричнево-болотным цветом напоминая кору дерева. Мертвая, высушенная без остатка мандрагора взирала на нее своими пустыми впалыми глазами. »…как только сила, рожденная под землей, вернется обратно в землю…» — прозвучало у нее в голове, и она сглотнула вязкую слюну. А ведь Джеймс говорил ей, умолял оставить работу мракоборца и заняться исследованиями, которые ей нравились ни чуть не меньше. Но он не учел, что больше она любила адреналин, а исследования — это утомительно долгий процесс вычислений и только потом волнующие испытания, а на поле боя каждая секунда даровала ей то, чего она жаждала. Она подсела на эту иглу еще в детстве, когда не знающая ничего о магии девочка, прыгала с крыш двухэтажных домов, ожидая, что неведомая сила вновь подхватит ее, даруя блаженство. И, к сожалению, эта любовь была сильнее ее любви к Джеймсу. Никто не говорил об этом вслух, но брак начал трещать по швам. Ситуацию спас Волан-де-морт, как бы странно это не прозвучало, наградив ее проклятьем. Если бы она была просто бойцом, пушечным мясом, то, возможно, ее недолгую жизнь могла бы прервать зеленая вспышка, но он уже не раз намекал ей, что заинтересован в сотрудничестве с талантливым алхимиком и изобретателем, пусть и выражалось это предложение лишь настойчивых попытках переманить на темную сторону ее мужа, но взгляд, которым при этом он награждал ее, говорил сам за себя. Главным трофеем тут была она (Северус, с которым Лили вопреки всеобщему мнению общения не прекратила, как-то обмолвился об этом), а отпрыск влиятельного чистокровного рода лишь приятным бонусом, так как Темный Лорд наивно полагал, что, как и заведено в патриархальных магических семьях, жена пойдет вслед за мужем. Однако в пылу сражения она нанесла ему оскорбление, которое ни один мужчина стерпеть бы не смог, за что и поплатилась возможностью выходить на рейды — дисплазия у нее не из воздуха появилась. А позже, как выяснилось, и возможностью иметь детей. Лили никогда не устраивали полумеры и она полагала, что раз уж быть примерной домохозяйкой, то обязательно нужно иметь детей. Поначалу вычислительная машина в ее голове сгенерировала эту идею, чисто исходя из устоев магического мира о том, что каждому чистокровному роду нужен хотя бы один наследник. Но потом, слушая рассказы Молли о материнстве и с теплотой глядя на то, как муж играет с ее младшими детьми, поняла, что хочет быть матерью, хочет оставить в мире частичку своего ума, помноженного на талант и обаяние Джеймса, а исследования… Она будет проводить! Но уже с ребенком, обучая и подталкивая к новым открытиям свежую кровь. И она решилась. Она немного разбиралась в медицине и знала, что в Темные Века вытяжку из корня мандрагоры использовали как средство от бесплодия, но, увы, в современном магическом мире этот метод был вне закона, так как ребенок с силой мандрагоры был нестабилен, и в большинстве случаев мать до родов не доживала. »…Грядёт та, у которой хватит могущества поравняться с Темным Лордом… Речь идет о девочке, Лили. И хоть сейчас пол ребенка еще нельзя определить и есть вероятность, что родится мальчик, но остальные факты отрицать нельзя…» — теперь в голове всплыл образ Дамблдора, ничего не подозревающего, но так точно попавшего прямо в цель Директора. У нее не может быть мальчика. Плоды мандрагоры делятся на мужские и женские особи, но вот мужские магией обделены, поэтому использовать мужскую особь в ритуале она не рискнула — незачем отрезать ребенка от мира родителей, обрекая его на жизнь сквиба. А от женской особи никто кроме девочки-волшебницы родиться не может. Волшебница взяла недавно брошенную на стол книгу и открыла страницу, на которой красовались ее последние записи и зарисовки, перечеркнутые неосторожным нервным штрихом. Дрожащие пальцы заскользили по рисункам тельца мандрагоры с прекрасной девичьей головой. Никто не должен это увидеть, никто никогда не должен знать… Знать, что она на самом деле гораздо больше погрязла во тьме, чем того опасался Альбуса Дамблдор. Лили погладила мандрагору по иссушенной голове. Не важно — правдиво пророчество или нет, говорится там о ее дочери или нет, важно то, что своего ребенка она защитит и от Дамблдора и от Волан-де-морта несмотря ни на что. И пускай ей придётся вновь всех обмануть.