Проклятое дитя

30 мая 1980 года. больница Святого Мунго. 10:45 Гиппократ Сметвик вышел из палаты, сказав, что хоть беременность и протекает нормально, ей придётся задержаться в больнице для проведения повторного обследования. Никаких видимых проблем со здоровьем у ребёнка нет, но для семимесячного зародыша плод развивается слишком быстро и уже почти сформирован, так что роды могут быть преждевременными, и не исключено, что ребёнок появится на свет месяцем ранее положенного срока. Эти слова немного приободрили Лили, хотя о полном спокойствии говорить и не приходилось. Ведь может быть… Нельзя исключать такой вариант… Что если ребенок родится в июне, то не будет подходить под пророчество и об этом все забудут… Молодая женщина тряхнула головой, прогоняя дурные мысли. Неясно была ли это предродовая депрессия или страхи, но сейчас Лили напоминала себе утопающего, хватающегося за последнюю соломинку, и от жалости и отвращения к самой себе хотелось разрыдаться. Но ей нельзя, она должна быть сильной для своей девочки. Вздохнув, она поднялась с кровати и подошла к большому зеркалу, стоящему напротив двери. В нем отразилась рыжеволосая женщина с бледным, осунувшимся лицом и животом, выглядящем так, будто ей через неделю рожать. Она любовно погладила его, будто желая таким образом рассказать ребёнку о своей любви и сожалении, как внезапно… Ребёнок толкнулся! Это был первый раз когда ребенок решил связаться с ней таким образом. И Лили вне себя от счастья вновь погладила живот, а ребёнок снова толкнулся, будто все понимал и отвечал на материнскую ласку. Молодая женщина предвкушающе задрала цветастую маггловскую футболку, надеясь увидеть выпирающую крошечную ножку, но её взгляд наткнулся лишь на уродливую отметину — память об ошибках прошлого. …И тёмный лорд отметит её как равную себе, и дарует ей частицу своей силы... — если бы ты только знал Альбус, если бы ты только знал… Её взгляд помрачнел, но долго корить себя ей не дали. В животе ещё раз толкнулись, но на этот раз это принесло не трепетное чувство восторга, а лёгкий дискомфорт. Следующий удар вывел волшебницу из равновесия. А затем толчки стали беспрерывными, будто ребёнок пытался вырваться из её чрева, причиняя матери невыносимые страдания. Не выдержав, она упала на колени и закричала, обхватив руками живот. Казалось, что она кричала целую вечность перед тем как чьи-то заботливые руки обхватили её за плечи и заставили запрокинуть голову с закатывающимися от боли глазами. Затем Лили почувствовала, как что-то прохладное прислонилось к её губам и она податливо приоткрыла рот, позволяя влить в себя, как она поняла по вкусу, обезболивающее. Боль ушла так же резко, как и наступила, и было не ясно, что послужило тому причиной. То ли вовремя поданное зелье, то ли присутствие в помещении чужого человека. — Уф, здорово же ты меня напугала, — весело отозвался женский голос, и Лили наконец нашла в себе силы, поднять взгляд на свою спасительницу. — Ты чего так раскричалась-то? Воды вроде не отошли же ещё. Это была женщина средних лет с тёмными каштановыми волосами, собранными в пучок на затылке и заколотые каким-то искусно сделанным гребнем. Её синие большие глаза с доброй насмешкой смотрели на неё, хотя на глубине этих синих омутов все ещё плескалось беспокойство. На ней была надета больничная мантия, но диагностировать её состояние она не спешила, значит она была не колдомедиком. Это было странно. Но ещё большее беспокойство вызывал нагрудный крестик, выглядывающий через прорезь одежд — маги религиозной атрибутики не носили. — Д-да, мне как бы рано ещё… Седьмой месяц только… — Ааа, а выглядишь на все девять, — она засмеялась. — Обычно пациентки сразу после приёма уходят, а тут задержали тебя, вот я и подумала, что тебе рожать скоро, так что начеку была — вдруг тебе плохо станет. И не прогадала как видишь… Ох! Лили проследила за взглядом женщины и захотела ударить себя по голове чем-нибудь потяжелее. Она так и не одернула футболку и теперь выставила на всеобщее обозрение выжженный отпечаток ладони на своём животе. — А это… — Родимое пятно, — сразу же нашлась Лили и захотела ударить себя повторно. — Растянулось просто. — Да ты передо мной-то не чинись. Вечно у вас магов такие заморочки с защитой. Если ребёнка бережешь, то в этом ничего дурного нет. — У вас магов?.. — недоуменно спросила девушка, вставая с пола при помощи женщины, пытаясь попутно нашарить волшебную палочку, и была уже готова стереть ей память, но вошедшая неожиданно продолжила. — А? — женщина, тем временем уже успевшая взбить подушку, приглашающе поманила беременную девушку. — Так сквиб я. Я тут что-то вроде психологической помощи. Боятся женщины рожать — магия нестабильной стала из-за войны этой проклятой, а я их успокаиваю, да разговорами отвлекаю, чтоб хоть как-то нервишки успокоить. Меня, кстати, Эллой зовут. — А я Лили и мне как раз дико страшно, — она улыбнулась и забралась с ногами на кровать, предлагая женщине сесть рядом. Так они и скоротали несколько часов — колдомедик сказал, что сейчас лучше не перегружать организм чужим магическим вмешательством, поэтому повторное обследование проведут только через три часа. За это время Лили Поттер узнала многое о своей новой знакомой. Оказывается, Элла отделилась от семьи ещё в пятнадцать и прожила среди магглов вплоть до своих тридцати девяти лет. У неё был восьмилетний сын, ради которого она и пошла на эту работу, когда муж-маггл скончался от раковой опухоли, и семья осталась без кормильца. Слушая её рассказы о бытовых неурядицах и смешных случаях из жизни, Лили становилось так легко на сердце, словно ребёнок вовсе не пытался разорвать её изнутри, не было никакого пророчества, никакой уродливой выжженной отметины на животе. Когда часы пробили двенадцать дня, Элла поднялась с кровати и, поправив униформу, попрощалась с Лили. — Ну, мне уже пора, да и доктор скоро должен прийти, но если что — кричи, я услышу. Она ей заговорщески подмигнула, а Лили в ответ лишь прыснула и благодарно кивнула. — О, так вот и колдомедик идёт, — успокаивающе сказала она и скрылась в дверном проёме, через который мгновение спустя в палату ступила фигура в медицинской мантии, одного взгляда на которую хватило, чтобы улыбка Лили померкла. — Готовься к родам, — коротко бросила она, без каких-либо приветствий. — Но ведь только седьмой месяц… — Как и было предсказано, — холодная плотоядная улыбка зазмеилась на губах посетительницы. Внутри Лили что-то оборвалось, ребенок вновь шевельнулся. … родится на исходе седьмого месяца... — Повелитель придёт к тебе после полуночи, будь готова, — вновь коротко бросила она. Когда она разговаривала с Лили, то все ее существо выражало неприкрытое отвращение, поэтому она предпочитала короткие безэмоциональные фразы. — Он хочет посмотреть на нее. Последнюю фразу она бросила через плечо, направляясь у выходу. — Подожди! — Что ещё? — немного лениво отозвалась посетительница, слегка скосив глаза в сторону — Она видела, — Лили мотнула головой в сторону двери, намекая на только что вышедшую женщину. — Ясно, — ее лицо ничего не выражало и волшебнице стало не по себе. То ли от этого отстраненного тона, то ли от того, что с уходом Эллы ребенок вновь заворочался у нее внутри. — Только не убивай её, — умоляюще произнесла она, понимая, что Элла сегодня уже вряд ли вернется к сыну. — Сделаю все что в моих силах, — но этого ответа волшебница уже не услышала, так как ее оглушил собственный крик, а боль заполнила все сознание без остатка. Отпечаток ладони на животе раскалился и от него начало исходить призрачное свечение, которое постепенно заполнило весь живот, надежно укрывая отметину от посторонних глаз. Лили кричала, кричала все время пока не прибежали колдомедики, пока шли роды и пока за несколько минут до полуночи на свет появилась та, кто с легкостью смогла ее перекричать.

***

Годрикова Впадина, 31 октября, 1981 год, 20:39 Лили сидела в кресле и, придерживая годовалую дочку на своих коленях, показывала ей картинки из сборника сказок Барда Бидля. Она уже читала ей третью сказку, но ребёнок все никак не хотел проявлять хоть каплю милосердия к уставшей матери и продолжал елозить на женских бёдрах, пытаясь выбить книжку из материнских рук. Малышка Камилла, а именно так они нарекли наследницу рода Поттеров, унаследовала от матери почти все: начиная от цвета глаз и заканчивая литературными предпочтениями, поэтому любые сказки она решительно отвергала, и даже изобилие ярких движущихся картинок не могли заставить крохотную волшебницу сменить гнев на милость. Наконец Лили поддалась, и книга полетела на пол под восторженные возгласы довольной малютки. — Ну, что же ты наделала, проказница? — волшебница укоряюще взглянула на дочь, когда та задрала голову, заслышав материнский голос. — Вам, сударыня, не угодишь. Но, увы, довести воспитательный момент до конца не смогла, так как звонко засмеялась, когда Камилла, выпятив нижнюю губу, насупилась. Создавалось впечатление, что ребёнка это заявление задело до глубины души и она была с ним в корне не согласна. — Ладно-о-о, — смеясь протянула Лили и поцеловала девочку в покрытую тёмными волосами макушку. — Давай подыщем что-нибудь более нетривиальное. Молодая волшебница легко подхватила дочку на руки и направилась к стеллажу с детскими книжками и игрушками. Среди находящихся там книжек можно было найти как простые маггловские и магические сказки, так и развивающие сборники, купленные лично Лили, так как она была уверена, — впрочем как и любая другая мать — что её ребёнок самый умный и талантливый, и она планировала развивать её потенциал с пелёнок. Джеймс на это только посмеивался, говоря, что, если брать во внимание, кто ее мать, то эта развивающая литература — пустое вложение, ибо Камилла и без этого сумеет всем утереть нос. — Ну-с, что скажешь, малышка? — она задумчиво провела пальчиками по цветастым корешкам. — Как на счёт «Питера Пэна»? Или может быть «Невозможные магические приключения мистера Ширли»… Ох! Что там, Милли? Пока она неловко перебирала книги ввиду повисшего на руках ребёнка, несколько экземпляров упали с полки на мягкий ковёр, и теперь девочка настойчиво тянула ручку к одной из них, своим весом утягивая за собой и мать, заставляя наклонился. — Хочешь эту?.. — с сомнением и неясным трепетом в голосе протянула мать, глядя на увесистую, по сравнению с другими, книгу. — Уверена, что осилишь? В последний раз мы и до половины не дошли. — Дай! Ма-йма… Дай! — Ну, давай, попробуем, — заговорщески прошептала мать на ухо дочери, чем вызвала её заливистое хихиканье, а затем резво подхватила книжку и быстро вернулась обратно в кресло, будто бы была маленькой девочкой, таскающей конфеты с кухни втайне от родителей, так что едва не задела ногой небольшой столик с мягкими игрушками. Она воровато оглянулась, но тут же успокоила себя. Она несколько раз все перепроверила, ошибки быть не может. Джеймс столько раз копался в этом стеллаже, выуживая для дочки по его мнению самые интересные истории для чтения, но ни разу не обратил внимание на эту книгу, так что можно было не волноваться, верно же? Но неясная тревога почему-то никак не отступала. Это был их маленький секрет, и сам факт того, что ей приходилось что-то скрывать от Джеймса, вызывал острый приступ стыда. Муж любил её больше всего на свете, терпел её заскоки не только во время беременности, но и задолго до этого, делал все чтобы она была счастлива, и все, чего ей хотелось, — это осчастливить его в ответ. Однако путь, который она выбрала для достижения своей цели уже заведомо исключал счастливую развязку, но втягивать в этот обман ещё и дочь… — Запомни, моя дорогая, — Лили провела свободной рукой по обложке с изображением откровенно одетой юной цыганки, глядя прямо в пытливые зеленые глаза дочери. — Если хочешь что-то спрятать — прятать надо на виду. И она открыла «Собор Парижской Богоматери» под радостный писк Камиллы, а ребёнок восторженно начал водить пальчиком по рукописным строчкам материнского дневника, умилительно взвизгивая, когда рядом со строчками оказывались небольшие зарисовки или трансфигурационные формулы. Лили взялась за кончик толстой обложки и зажала корешок книги между коленями, чтобы обладательница юного пытливого ума могла свободно перелистывать страницы. Почему для маскировки она выбрала именно этот роман? Ответ на этот вопрос она искала до сих пор, но все никак не находила. Её саму любовная литература мало интересовала, и, даже будучи подростком, она предпочитала естественные науки заседаниям читального клуба своей маггловской школы, да и содержание она знала посредственно… Главная героиня была до безобразия необразованной и незрелой, а оттого не представляла для Лили совершенно никакого интереса. Однако была там одна примечательная сюжетная перипетия… Идея неотвратимости рока завораживала и невероятно пугала одновременно. Как бы неловко и стыдно не было это признавать, но по иронии судьбы она чувствовала себя той самой несуразной главной героиней, которой уготована лишь одна судьба — смерть. Впрочем, ровно как и всем остальным людям, которым не посчастливилось оказаться в кругу её друзей и любимых. И от этого становилось ещё паршивее. — Ма-маора… Ма…мараора… — Мандрагора, милая, — машинально поправила дочку Лили, интуитивно понимая, что имела ввиду дочь, вынырнула из собственных раздумий и удивлённо уставилась на страницы книги. Когда только эта непоседа сумела пролистать так много?.. — Мараора, — важно протянул ребёнок, а затем вновь перелистнула страницу. Лили нахмурилась, так далеко они никогда не заходили. Молодая волшебница заволновалась — хоть там и не было никаких пугающих рисунков, её каждый раз бросало в дрожь от одного лишь упоминания описываемых там событий. Волшебница закусил губу, но позволила дочери пролистать дальше. Руки её дрожали, а сама она предпочитала смотреть куда угодно лишь бы не на чёртовы исписанные страницы, где-то и дело мелькали чернильные кляксы и капли слез. Женщина задрала голову и учащенно заморгала, пытаясь загнать непрошенную соленую влагу обратно. — Па-а-па! — резкий вскрик дочери прорезал гнетущую тишину, а Лили удивлённо дёрнула головой — такого её дочь ещё не говорила, несмотря на многочисленные попытки Лили научить ее называть так мужа, и она машинально утерла подступившие слезы, обернувшись в сторону дверного проема и ожидая увидеть там мужа. Волшебница внутренне ликовала — крошка Камилла, ещё ни разу не называла так Джеймса, но предвкушение увидеть радостную улыбку на лицу любимого, который, по видимому, неслышно поднялся на второй этаж во время её самокопаний, тут же сменилось беспокойством — Джеймса в комнате не было. — Что? — сморгнув последние слезы спросила она ни к кому конкретно не обращаясь. На мгновение волшебнице показалось, что она просто ослышалась, но сидящая у неё на коленях девочка вновь повторила заветное слово, но этот раз более уверенно и настойчиво. — Папа! — молодая женщина опустила свой взгляд и тут же оцепенела, едва не выпустив книгу из враз ослабевших пальцев. Дневник был открыт на странице, где среди хаотично пляшущих строк, написанных резким угловатым почерком, красовалось огромное чернильное пятно. Тут она описывала произошедшее у неё в палате после рождения Камиллы, где из-за животного страха, враз одолевавшего все её существо, стоило лишь одной мысли о ночном визитере закрасться в сознание, её рука дрогнула несколько раз и занесенное со свежеми чернилами перо оставило несколько громоздких уродливым клякс. Она сама не понимала зачем вместо того, чтобы вырвать испорченную страницу, взять шариковую ручку и переписать все заново, она начала возить кончиком заточенного пера по чернильным отметинам, заставляя их разрастаться все больше, пока они не начали походить на высокую фигуру, с ног до головы закутанную в чёрный балахон. Фигуру, на которую сейчас указывала своим пальчиком её маленькая дочь. — Никакой он тебе не папа! — она резко оборвала дочь, уже готовую вновь произнести внезапно полюбившееся новое слово. — Папа! — упрямо повторила Камилла и вцепилась в страницу, будто бы опасаясь, что мать может её забрать. — Нет! — воскликнула Лили, стараясь убедить в этом скорее себя, чем свою дочь. Она с ужасом смотрела то на Камиллу, то на книгу, но так и не решилась отобрать у её ребёнка, потому что встретившая сопротивление юная волшебница была настроена стоять на своём. Зрачки изумрудно-зеленых глаз сузились, превращаясь в крохотные точки, от которых начали тянуться тоненькие золотые лучи, тёмные волосы на голове вздыбились, словно шерсть дикой кошки перед броском, а саму Лили вдавило в кресло. Воздух, казалось, сгустился и теперь напирал со всех сторон, светло-голубые занавески заколыхались, хотя на улице стояла безветренная погода, а остальные же вещи в комнате задрожали, словно все они были охвачены страхом перед силой юной ведьмы. — Папа! — сила мандрагоры дала о себе знать, и из глотки ребёнка исторгся оглушительный крик, от которого на застекленной дверце детского комода прошла паутинка трещин. Всё прекратилось также внезапно, как и началось. Девочка, интуитивно уловив, что с ней не собираются спорить, вновь радостно хихикнула и обратила все свое внимание на книгу. Лили бы так и осталась сидеть каменным изваянием, если бы не третий голос, прозвучавший как гром среди ясного неба. — Не меня потеряли? — поинтересовался радостный Джеймс в цветастом переднике, где на клетчатом полотне распустились оранжево-желтые лилии. Его волосы были как всегда взъерошены, а на правой щеке красовался белый мазок муки. Его тёплые карие глаза смеялись за стеклами очков в круглой оправе. Однако, завидев напуганное лицо жены, он виновато потупился. — Прости, что взвалил самое сложное на тебя, — мужчина подошёл к девушке и присел на край подлокотника, приобняв ту за плечи. — Дурак, знал же, что время уже пришло. Он поцеловал жену в огненную макушку, извиняясь. — Ничего, могло быть и хуже, — вымученно улыбнулась Лили, глядя на мужа. — Мне мама рассказывала, что, когда у меня первый выброс случился, я всю посуду на кухне перебила. — А я поджёг мамины любимые шторы, — замогильным голосом проговорил Джеймс, и они засмеялись в унисон. Джеймс — радостно и беззаботно, а Лили хватило лишь на то, чтобы выдавить пару нервных смешков. — Чем это ты её так напугала, что малышка меня позвала? — спросил волшебник, а потом, заметив незнакомую книгу в руках дочери, попытался осторожно её забрать. — Ну-ка дай-ка мне это сюда. — Папа! — возмущенно пискнула малышка, а Джеймс, хоть и попытался изобразить на лице непреклонность, но все же образ строгого родителя дал течь — Камилла никогда его раньше так не называла, поэтому слышать такое, да ещё и в такой день, было самым лучшим подарком, который только можно было представить. — Так-с, что тут у нас… — Джеймс поудобнее перехватил книгу и зачитал: — Когда он в четырнадцать лет стал звонарем Собора Парижской Богоматери, новая беда довершила его несчастия: от колокольного звона лопнули его барабанные перепонки, он оглох. Единственная дверь, широко распахнутая перед ним природой, внезапно захлопнулась навек. Захлопнувшись, она закрыла доступ единственному лучу радости и света, еще проникавшему в душу Квазимодо. Душа погрузилась в глубокий мрак. Глубокая печаль несчастного стала теперь столь же неизлечимой и непоправимой, как и его уродство. Он с сомнением посмотрел сначала на книгу, а потом перевёл взгляд на жену, которая смотрела на него самым невинным взглядом, на который только была способна. — Лили… — начал было волшебник, пытаясь подобрать слова. — А ты не думаешь, что это несколько, как бы это сказать, слишком… — А ребёнку нравится, — упрямо сказала волшебница. Ребёнку действительно нравилось изучать эту книгу, единственным моментом, который вызвал у Камиллы недовольство, — было прокалыванье пальца зачарованной иглой, чтобы начертить магическое плетение рун своей кровью поверх материнской. Это было нужно для того, чтобы никто кроме матери и дочери не мог узнать истинного содержания книги, видя вместо ужасающих подробностей жизни одной талантливой ведьмы известное произведение Виктора Гюго. — Что ж… — Джеймс отложил книгу на столик с игрушками, явно что-то замышляя, судя по чертятам, заплясавшим в его глазах. — Тогда, думаю, если нашей малышке нравятся острые ощущения, то, возможно, ей и это придётся по душе! И Джеймс внезапно подхватил малышку на руки и закружил по комнате, периодически подбрасывая девочку в воздух. Камилла вскрикивала каждый раз, когда отрывалась от рук мужчины, но это были отнюдь не восторженные вскрики. Лили ощутимо напряглась и вцепилась в подлокотники кресла так сильно, что пальцы побелели. — Ничего-ничего! — смеялся Джеймс. — Вот купим тебе детскую метлу и сама сможешь летать! — Джеймс… Джеймс! — Лили, все это время напряжённо наблюдавшая за реакцией дочери, резко подорвалась с кресла и побежала к удивленно замершему мужу. — Мне кажется, что ей не очень нравится. Камилла практически все время проводила с матерью ввиду того, что у Джеймса был завал на работе, да и послеродовые страхи никак не хотели отступать, заставляя молодую маму быть прикованной к кроватке беспокойной дочери, поэтому она знала все её предпочтения и старалась всеми силами избегать опасных моментов, чтобы не вызвать очередной нечеловеческий вопль. Страх высоты был обоснован, так как девочка, рождённая из корня мандрагоры была тесно связана с землёй и высота ей была явно не по вкусу, поэтому она совершенно не удивилась, когда маленькая Камилла вцепилась в неё как утопающая за спасательный круг. — М-да, — Джеймс задумчиво почесал затылок. — Похоже, игрока в квиддич из неё не выйдет. — Ну, не всем же быть таким талантливым как ты, — Лили тепло улыбнулась, вспоминая те редкие школьные моменты, когда она выказывала свою благосклонность и он катал её на метле. — Не расстраивайся. — Да я-то что… А вот Сириус уже целый набор купил, — он притворно вздохнул, а потом сгреб в охапку жену и дочь. — Ну, ничего, не облезет наш крестный. Зато место солистки в Хогвартском Хоре Лягушек нашей Звездочке обеспечено! Она у нас вон какая голосистая. — Звездочке? — Ну, да, — пробормотал Джеймс. — От Цветочка ты категорически отказалась, а Эстрелия — это же звезда по-испански, если не ошибаюсь?.. — А вы не перестаете меня удивлять, мистер Поттер! — она попыталась за шуткой спрятать свою нервозность. — Не знала, что вы разбираетесь в языках. — Вы тоже полны сюрпризов, миссис Поттер! — Джеймс решил подыграть жене. — Это ведь ты давала второе имя. Я тоже не знал, что испанский — ещё одно из твоих умений. Он с непередаваемой любовью посмотрел на жену. А та еле нашла в себе силы не отводить взгляда — имя давала не она. — Сколько тайн вы еще от меня скрываете? И сейчас Лили захотелось провалиться под землю как никогда раньше. Она смотрела в его глаза и понимала, что ещё немного и она не выдержит — расскажет ему все, начиная с самого сотворения мира. Она уже было открыла рот, готовая наплевать на Непреложный Обет, но внезапно Джеймс насторожился, а затем неожиданно принюхался. — ПИРОГ! — испуганно воскликнул Джеймс и, напоследок чмокнув жену в щеку, помчался на кухню спасать остатки своего кулинарного шедевра. Лили проводила взглядом его поспешно удаляющуюся спину и дотронулась кончиками дрожащих пальцев до своей щеки, понимая, что его не заслужила. Она вообще ничего этого не заслуживает. Волшебница тяжело вздохнула. Нехорошее предчувствие, слегка ослабившее свои щупальца на сердце девушки, сдавило его с новой силой. Она посадила дочь в манеж и раскрутила небольшую карусель, висящую над кроваткой, а над девочкой закружили маленькие тыквы, чёрные коты и котлы с бурлящим в них зелёным варевом. Джеймс специально трансфигурировал их по случаю праздника. Но если для маглов Хэллоуин был просто способом отдохнуть от повседневной суеты и наесться самых разнообразных конфет, то для магов Самайн имел более сакральное значение. Это было время, когда грань между миром смертных и бессмертных истончалась настолько, что колоссальная волна силы прорывалась в их мир, создавая тем самым самое благоприятное время для ритуалов, но особое значение Самайн имел для совсем юных волшебников, чей возраст едва перешёл черту одного года. Именно тогда происходил первый магический выброс, по силе которого можно было определить будущий магический потенциал растущего мага, а имя волшебника или волшебницы, подтвердившего свое право познать таинства чародейства, заносилось в реестр магических школ. Поэтому Джеймс, заслышав усиленный магией крик Камиллы, и был так рад и горд одновременно, но Лили знала, что это далеко не конец. Она тряхнула головой, прогоняя дурные мысли. Скоро должны были прийти остальные мародеры, Джеймс представит на их суд свой тыквенный пирог, Сириус как обычно скажет что-нибудь саркастичное и зальется лающим смехом, Римус лишь укоризненно покачает головой, безуспешно пытаясь скрыть улыбку, а Питер… А вот про Питера Лили ничего сказать не могла. За все время, сколько она их знала, ей всегда удавалось прочитать их характеры и привычки, но Питер всегда оставался для неё безликим. Она ещё раз взглянула на дочь, а затем перевела взгляд на часы. Два часа. Ещё всего лишь два часа и этот треклятый день закончится. Возможно, что даже хорошо. Ничего не случится. Но перестраховаться все же стоило. Если все же Питер окажется предателем, то устраивать бойню на палочках в тесной гостиной будет не лучшим решением — они могут испугать ребёнка и тогда её истинная сила вырвется наружу, а этого допускать нельзя. По крайней мере, пока этого можно избежать. Лили поправила небольшое, размером едва превосходящим спичечный коробок, лезвие, заранее пропитанное ядом акромантула, в заднем кармане джинс. Сириус как-то подарил ей складной ножик, умеющий отпирать все замки, и, возможно, сегодня тот день, когда это лезвие будет использовано не по назначению — оно закроет дверь в чужую жизнь. На первом этаже послышалась возня, а затем радостные возглас Джеймса и знакомый лающий смех. Лили настороженно прислушалась, но, ничего подозрительного не услышав, вновь крутанула карусель, нежно смотря на лежащую на спинке дочь, которая завороженно смотрела на это действо. В умиротворении прошло буквально несколько минут, а затем дверь в детскую приоткрылась. — Какая милая картина… — холодный до боли знакомый голос неожиданно разрезал тишину. Лили моментально подобралась и обернулась, агрессивно уставившись на вошедшего. Волшебница уперлась руками в перильца кроватки, тем самым загородив собой дочь. Сириус Блэк стоял, оперевшись на дверной косяк, скрестив руки на груди, и смотрел на неё как удав на кролика. — Тебя стучаться не учили? — С удовольствием постучусь в крышку гроба Дамблдора, чтобы убедится, что он больше никогда не спутает мои планы на тебя, — легко отозвался вошедший мужчина. — Что ты сделал с Джеймсом? — Лили не сводила с него взгляда, стараясь уловить малейшее движение. — Я — ничего, — волшебник достал свою волшебную палочку и задумчиво начал проигрывать ей в руке. — Хвост им занимается. — Предатель, — процедила женщина, но немного успокоилась — Джеймс мог быть жив. — Крыса продажная. — Ну-ну, — ухмылка зазмеилась на губах, исказив красивое лицо. — Про-с-с-сто он определилс-с-ся с выбором с-с-стороны. Что и я нас-с-стоятельно с-с-советую с-сделать тебе. Черты его лица начали стремительно меняться: аристократическая бледность уступила место трупной белизне, синие сапфиры глаз сменились кровавыми рубинами, нос исчез, оставив после себя лишь две щелки, которые напряжённо раздулись, когда Тёмный Лорд вернул себе свой истинный облик и глубоко вздохнул. — Как? — безжизненно поинтересовалась Лили. В её голове начал формироваться план, но ей необходимо выиграть как можно больше времени. — Я могу понять внешность, но голос… — Северус превзошёл сам себя в этот раз, — Волан-де-морт наконец сделал несколько шагов по направлению к волшебнице. — И, знаешь, он умолял меня не трогать тебя, но я не уверен, что понял его правильно. — Что тебе нужно? — Лили скосила глаза на завозившуюся дочь. — Власти, уважения, восхваления, возможно, даже любви… — маг подошёл почти вплотную к девушке и наставил кончик палочки ей в шею, а затем, насладившись её испуганным вздохом, откинул своим грозным оружием огненные волосы волшебницы ей за спину, обнажая ключицы, которые не скрывала расстегнутая на несколько пуговиц льняная рубашка. — Хотя для этого пока рано. Для начала мне хватит простой благодарности. — С чего бы мне благодарить тебя? — процедила Лили. — За то, что все ещё можешь дышать, — хмыкнул Лорд. — И за моё щедрое предложение. У тебя было достаточно времени на раздумья. — Кажется, я вполне ясно обозначила свою позицию тогда. С тех пор ничего не изменилось. Хоть Лили и говорила с ним в презрительно-отстранённой манере, отталкивать она его не спешила, прекрасно понимая его желание и терпеливо выжидая нужного момента. — Тц, — Тёмный лорд цокнул языком, а Лили почему-то подумалось, что он довольно долго тренировался, чтобы звук получался таким оглушающе громким — будто бы небольшие бомбочки взорвались возле ушей и повредили барабанные перепонки, потому что, то что волшебница услышала дальше, никак не вписывалось в её картину мира. — Я предлагаю тебе то, что твой дорогой муж, увы, дать тебе не смог, — он склонился прямо к ее уху и прошипел: — Защиту. Для тебя и твоей дочери. Её неприступность дала слабину, и она слегка подалась вперёд, позволяя его губам, мгновение назад опалявшим горячим дыханием её ухо, спуститься ниже. Медлить больше было нельзя. Она выхватила отправленный нож из заднего кармана своих джинс и уже была готова занести его для удара, но темный волшебник, казалось, только этого и ждал. Не убирая обескровленных губ с ее шеи и даже не особо следя за ее действиями, он легко перехватил ее руку и сжал запястье с такой силой, что рука непроизвольно разжалась, выронив последний шанс на спасение. — Твои действия становятся такими предсказуемыми, — скучающе произнес Волан-де-морт, оторвавшись от ее шеи, а затем взял её за подбородок, слегка приподнял голову и заглянул в беспорядочно мечущиеся по комнате в поисках защиты зелёные глаза, наслаждаясь плещущимся в них страхом загнанного зверя. — А предсказуемость меня ужасно утомляет. Он резко выпустил молодую женщину из своих рук, но осесть на пол ей не дал магический импульс, посланный лёгким взмахом руки тёмного волшебника. Лили отбросило к стене, а затем раздался хруст и сознание заволокла нестерпимая боль, от которой на глазах тут же выступили слезы. — Так бездарно тянуть время было не самой лучшей идеей. Джеймс тебе ничем не поможет, Сириус Блэк убил тринадцать магглов по пути сюда, а Римус Люпин… Скорее всего пал от его же палочки… — Темный лорд усмехнулся, приблизился к ней и, присев перед ней на корточки, прошипел: — Знаешь, я пришел сюда в надежде обойтись без лишних жертв и заполучить в свое распоряжение твой гениальный ум и равную моей, если верить пророчеству, силу твоей дочери, — мужчина вздохнул в притворном разочаровании. — Но теперь я более чем уверен, что ее силы мне будет вполне достаточно. И если девочка унаследовала хотя бы малую часть твоего ума, то при правильном воспитании она не будет долго раздумывать при выборе стороны. Я забираю ее. На лице женщины отразился неописуемый ужас. «Нельзя… Нельзя позволить ему забрать тебя… Нужно его отвлечь… Выиграть время…» — билась отчаянная мысль на задворках угасающего сознания. Мужчина, напоследок ухмыльнувшись, резко поднялся и направился к кроватке, но приблизится к ребёнку не успел. Маленькая Камилла, то ли испугавшись страшного змеиноподобного лица, то ли интуитивно уловив мысленную материнскую мольбу, оглушительно закричала. Глотка простого смертного никогда не смогла бы издать такой оглушительный крик — он взлетел над домом и, смешавшись с грозовыми раскатами, перекрутил тучи, придавая им новые отвратительные формы. Неумолкающий вопль. Он проник во все уголки Вселенной и потряс небесные сферы. Лежащая на полу, обездвиженная Лили сквозь пелену подступивших слез увидела, что, хоть Волан-де-морт и не выронил палочку, но все же звуковая волна не прошла для него бесследно. Не ожидавший такого поворота темный маг зажал уши руками, чтобы хоть как-то спастись от этого нечеловеческого крика, и было видно, что сквозь неестественно длинные белые пальца просачиваетваются бордовые струйки крови. Медлить больше было нельзя, и, собрав последние силы, Лили слегка шевельнула пальцами, призывая свою волшебную палочку. Крик все не прекращался и, казалось, что стены дома были готовы обрушиться, похоронив заживо под кирпичной кладкой находящихся в нем волшебников. Рыжеволосая волшебница сощурилась, направляя свое оружие на бич всего волшебного сообщества, мага, терроризировавшего магическую Британию на протяжении нескольких лет, и произнесла последнее в своей жизни заклинание: — Авада Кедавра. Зелёная вспышка осветила комнату, заставляя проходящих мимо магглов думать, что соседи решили устроить настоящее светопредставление в честь праздника, и спустя мгновение мёртвое тело тёмного мага упало на пол. И вместе с покинувшим тело духом колдуна утих и неистовый крик. Лорд Волан-де-морт был мёртв, но для четы Поттеров была уготована не менее плачевная судьба. От кроватки ребёнка начали расползаться синие языки пламени. Сначала это были лишь маленькие искорки, словно вместо ребёнка там была магическая лань из сказки и выбивала драгоценные сапфиры своим волшебным копытцем, но потом они превратились в настоящее пожарище. Вскоре весь периметр комнаты был охвачен пламенем, отрезая от бедной женщины дверь — последний путь к отступлению. Трансгрессировать в своём состоянии она не могла, поэтому, собрав остатки сил, она с титаническим усилием приподнялась на руках и двинулась в сторону низкого столика, где среди игрушек мирно покоился её дневник. Тетрадка уже успела слегка обгореть по краям, но в целом была невредима, поэтому, прокусив палец, волшебница начертила защитную руну своей кровью — и над книгой поднялся небольшой ореол золотистого света. Руническое письмо сильнее заклинаний и должно продержаться после ее смерти. Воздуха не хватало, поэтому, прижав к себе покрепче оплот ее ужасающих тайн, Лили закрыла глаза, мысленно прося прощения у своей крошки-дочери, мужа, Альбуса Дамблдора и всего магического мира вместе взятого, а затем пламя поглотило ее. А на утро следующего дня все магическое сообщество, найдя обожженные руины вместо дома, трубило во всеуслышание об окончании войны, о героической смерти четы Поттеров и о маленькой девочке Камилле — Девочке-Которая-Выжила… …Вся ирония заключалась в том, что на самом деле в тот злополучный день её никто не собирался убивать.