В пустыне времени

После тренировки Антон заехал помыть машину. Потом к мастеру, менял крепленье на доске. По пути домой вспомнил, что кончился чай, и завернул в Магнит. К тому времени, как он вошел в квартиру, ссылку на шоу Фаллена ему кинули шесть раз в директ инсты, пять в телеграмм, в старую конфу Слова разок. Твиттер висел, но и там, скорее всего, накидать успели. А вишенкой на торте второй час маячило сообщение от Сережи. «Суки» Оповещенье раздражало, надо было открыть. И что-то ответить, раз открыл. «О чем ты?» Антон посмотрел, как там еловые семечки в плошке. Выложил на стол из пакета хлеб, джем, йогурты, «Аленку», поп-корн для микроволновки, колу, туалетную бумагу, в общем, все, только не чай. Потрясающе. Пришло новое оповещение. Сережа тоже решил прислать ссылку. В последний раз Антон видел Дениса на баттле Мирона с Гнойным. Видел в записи: на баттл не поехал, чтоб не встречаться живьем. До последнего не хотел себе в этом признаваться, но выбора не было: баттл выпал на выходные, Рестор сам предложил место в списках, все складывалось так «удачно», что просто нечем больше было объяснить отказ. Баттл вышел ночью, Антон включил на следующий день, к тому моменту набежали первые восемь лямов, и ясно было, что дальше лавина будет расти в необозримых масштабах. Баттл был в ленте, в новостях, у Афиши и у Медузы. О нем говорили по радио. В столовой. Впервые в жизни баттлы обсуждали на работе. Секретарша Нина спорила с Олегом Громовым про Слово. Антон слышал их из кабинета. Вышел к кулеру. Олег топил за Мирона. Нина доказывала, что «этот мальчик» со Слова всех порвал. Гной был старше нее на два года. Антон поправил: - СловаСпб. «Мальчик» - со СловаСпб, не со Слова. Никто из них не понял, почему это важно, но Нина разулыбалась. - Вы тоже смотрели, да? Вот удивительно-то. Олег горячился: - Ну какое, нафиг, пять-ноль? Они поехавшие там? Нашли судей еще, Руслан Белый! О- ошизеть нам всем теперь! Он, конечно, хотел сказать «нахуй» и «охуеть», но Нина была из тех девушек, при которых неудобно материться. Она взяла кружку Антона раньше, чем он успел взять ее сам, налила ровно столько горячей и холодной воды, сколько бы он налил, размешала сахар и потом окунула пакетик. За два года работы она выучила, когда он ложится и когда встает, какие звонки переводить сразу, а на какие обещать «он вам перезвонит», когда принести обед в офис, а когда не дергать совсем, когда стоит задержаться в кабинете и поболтать, а когда изобразить бурную деятельность, когда лучше уйти раньше него – и когда позже. Она даже сменила жевательную резинку и марку сигарет, потому что его мутило от запаха. Но Нина ничего не знала про Слово. Не знала про баттлы вообще, до этого лета. И чуть не выронила трубку, когда позвонили с «Кубани», чтобы взять комментарий у ее босса насчет второго раунда Оксимирона. За неделю звонили с НТВ, МузТВ, из Плова и с Рена. Трудно было представить, как обрывали телефон Денису. Сколько приятных девушек по всей стране в один момент узнали его имя. Узнали про его проект. Оценили, как на нем сидит футболка РНБ. Заказали мерч, может быть. Антон думал об этом, а еще о том, сколько журналистов готовы были его облизывать и сколько бабок натекло в его карман. Это было сильно легче, чем подсчитывать, сколько у Антона было шансов стоять там, в кругу. На месте Чейни. На месте Гноя. Первый кроссовер можно было снять еще в 2015. Первый сезон Слова в Красе прошел за год до того, как открылся Версус. Упущенные возможности. Они разъедают потроха, потом заживо хоронят под собой. Поднимают с постели в четыре утра. Обращают в ничто весь твой мир. Твои друзья, твоя семья, все, кого ты любил и кто любил тебя, твои находки и победы, удачные строчки, счастливые дни, - все это хижина из соломы, под надвигающимся цунами, и она разлетается в миг (а тебе уже тридцать три). Антон чудом пережил это в прошлый раз, собирал себя по соломинкам до победного. До тихих вечеров, до восьмичасового сна, до фоток из отпусков и до встреч с Сережей под веселый гогот и без задних мыслей. До куплета на новую Зиму. Он даже – почти – заглушил голос, который нашептывал, что это жалкие, беспомощные телодвиженья инвалида. В 2015 (когда можно было снять первый кроссовер, но его не сняли, а сняли их с Денисом баттл) этот голос не шептал, он орал, перекрывая все другие, и спастись от него было негде. Но даже этот голос был лучше смутных мыслей в четыре часа утра. Плач по просранным надеждам прекращался, и Антон стоял на балконе, смотрел на редкие машины и крутил телефон в руках. Он не собирался звонить. И он не пересматривал ИХ. И во втором раунде он смотрел на Дениса только потому, что к нему обращался Мирон. И если он тридцать три года успешно врал себе, не было повода тормозить на тридцать четвертом. Но как же мало Денис походил на человека, который выиграл в их маленькой войне. Выиграл же? Выиграл. Когда он сделал кроссовер, Антон сделал салатик. И даже не важно, что Антон купил квартиру, когда он запустил РНБ. Вопрос только в том, почему на своем параде победы он выглядел, как живой труп. Почему ни разу нигде не мелькнул, когда СМИ сорвались с цепи. Почему два года свободного плаванья сказались на нем за десять. Спрашивать Антон не собирался, конечно. А если бы все-таки позвонил, спросил бы другое. Как ты? Что с тобой? Сильно досталось? Тяжело в его тени, да? Ты помнишь, что они, на самом деле, тебя не ненавидят? Я тебя ненавижу, они тебя просто не знают. У тебя есть кто-то? Когда ты научишься ложиться вовремя? Тебе жаль, хоть немного? Ты вспоминаешь обо мне? Антон не собирался звонить. Они хранили военный нейтралитет. За два года более ли менее построили регламент. Например, если в кругу кто-то другой крыл Дениса хуями, это было ничего. Это можно. Антона у Дениса крыли много. Если Антон улыбался на панчи про Питер, это тоже было в порядке вещей. Денис смеялся, когда Антону прилетало, так что не считалось. Антон о нем не говорил. Ни обвинений, ни оправданий. У Антона, правда, до последнего времени не брали интервью. У Дениса брали. Денис нарушил правила (естественно) на шоу Босса, и Антон сказал себе, что не пойдет смотреть, но посмотрел. «Краснодарские орги были не компетентны». Да неужели. «О бывших плохо не говорят, вот и мы уже перестали». Денис бил больнее, чем его баттловики, это было не сложно. Денис на весь интернет заявил о том, что между ним и Антоном происходило, но никто не заметил, на то и был расчет. Заметил Антон. Денис знал, что заметит, знал, что его бросит в пот, знал, что в ответ Антон промолчит. Краснодарские орги были не компетентны, говорил он из 2016 года, где были другие бабки, другая публика, другой свет, звук и картинка, другие просмотры, Версус, А2 и вызов Мирона. А потом он закрыл проект, пропал на всю зиму, выпустил баттл с Шурыгиной, обещал ответы на вопросы и набор в турнирку, пропал снова, разок отбаттлил с Гноем, не всплывал еще три месяца. Нет, Антон не собирался звонить. В кадре, он был так бледен под конец ивента. Считал себе пульс, положив руку на грудь. Он болел? У парня в 24 вообще могут быть проблемы с сердцем? Раньше не было. На быстрые подсел и посадил мотор? Нервничал так? Под новый год Антон прочел на его странице: «После самой страшной депрессии…» «От нехватки денег на еду…» Антон не собирался звонить. Даже чтобы сказать – это все вранье, я знаю твои обороты, ты еще работаешь к тому же, голодающий Поволжья, сколько можно врать всем вокруг? Денис хорошо врал другим, почти так же хорошо, как Антон себе. Утром перед их баттлом Антон постучал к нему в номер и отдал ему гексорал с лимонами и с медом. Ездил за ними в Анапу, у Дениса садился голос, болело горло, хронически, а баттлить в рупор нельзя было. Денис не удивился и не растерялся, он ничего другого от Антона не ждал. Поставил чайник и спросил: - Будешь? Антон просидел у него полчаса и клал ладонь ему на спину, когда он кашлял, а вечером они рвали друг друга зубами, но Антон помнил его внимательный пустой взгляд и помнил, каким горячим он был через футболку. Еще он помнил, как они занимались любовью на первом СловоФесте, у Антона в домике, шторы были задернуты, и они то и дело останавливались, давая друг другу передышку, ничего, кроме шумного дыхания, нельзя было себе позволить, под окном было слышно все, стенки были картонные, Антон целовал его лицо и стискивал спинку кровати совсем рядом с его рукой. На победу не было ни шанса. Стало легче, когда убедил себя, что нежность – не слабость, и похуй не станет. Без стыда и горечи было как-то попроще. Антон достаточно винил себя за то, что ничего не смог сберечь, не было сил винить себя за то, что сберечь хотел. Но показывать этого Денису не стоило. Во-первых, Денис сам все знал. Во-вторых, по-прежнему умел бить больней, чем любой другой. Нет, Антон не собирался звонить. И все-таки вьюха у Фаллена шла почти сорок шесть минут. Где-то там Дэн должен был ответить, как у него дела и что он, по меньшей мере, ест (господи, неужели правда есть было нечего? У него же друзья в Питере, в конце концов, СловоСпб ебучее, Берсерк с Гноем, Гной концерты катал, зарабатывать начал, неужели некому было помочь? Неужели сам позвонить не мог?..) Антон сварил гречку, погрел мясо, которое оставила Настя. Написал в твиттер «кума не дает погибнуть с голоду». Поржал над параллелью. Открыл бутылку безалкогольного пива. Сказал пустой кухне: - Этот страшный пират ничего не сделает Джиму, потому что Джим каждое утро делает зарядку. Выпил. И нажал на плей. Ни единого правдивого слова, конечно, Денис за сорок шесть минут не сказал, но по меньшей мере у него снова были щеки (и Антон старался не смотреть на его бедра, но смотрел, когда только мог). «У них как бы есть право на меня злиться, да?» По утрам Дэн часто натыкался на дверной косяк и запинался о ножку стула. Как-то раз даже разбил колено, навернувшись с помоста. Точно так же ронял яйца, когда пытался приготовить завтрак. Он смущался и наклонял голову: со скромностью, которой у него никогда не было, и его чистая, тихая улыбка снилась потом Антону чаще, чем звонки из Питера, чем Денис у него на пороге, чем секс (в незнакомой постели и всегда не такой, как в реальности), чем его теплые пальцы у Антона на запястье, сентябрь в Анапе и поцелуи в сухие губы, с запахом мятного Орбита пополам с четвертым Кентом. «У них есть право на меня злиться» Да неужели. Маленький шаг для человека, огромный шаг для человечества. Два года назад он отказывался понимать, почему Антон не хочет говорить с ним. Он стал взрослее. Ближе подошел к тому, как хотел выглядеть, кем хотел казаться. Он стал крупнее (бедный голодающий ребенок). Он осторожней подбирал слова и отвечал, как на допросе, он свыкся с мыслью, что его не любят, но лучше стал угадывать, чего от него хотят. «Неужели это стоило того?» - Не знаю, Денис. Ты скажи мне. Антон смотрел на его чистые ногти на крупном плане, его пальцы влажно блестели от сока с нарезанных овощей. Антон смотрел на вену, от его запястья к локтю. Сохло во рту. Хотелось выпить по-настоящему, но дома ничего подобного не было, и Антон больше года назад пообещал себе, что никогда не будет. Если бы он сдался – он твердо понял к весне-16 – это его убило бы. И пока Денис врал, что они разошлись из-за ебучих гимна и герба, Антон с чистой совестью мог пиздеть в ответ, что не дрочил перед сном, ни этой ночью, ни любой другой, представляя движение его ресниц, когда он поднимал взгляд, стоя на коленях, прежде чем смочить нижнюю губу языком. Как безалкогольное пиво, это было не в счет, а в остальном Антон держался: не оставалось выбора.